Тепло является активным началом по преимуществу. «Холод, – указывает Аристотель, – активен лишь в качестве фактора разложения» (5, 382b 7). Кроме того холод активен постольку, поскольку он концентрирует и отражает тепло. При формулировке этой концепции Аристотель не ссылается на своих предшественников: он вводит эти представления, аргументируя их прежде всего эмпирическими соображениями, ссылаясь на опыт и индукцию. «Действительно, – говорит он, – во всех случаях видно, что холод и тепло разделяют, соединяют и изменяют гомогенные и негомогенные тела, увлажняют их, высушивают, делают твердыми и мягкими» (1, 378b 15–16). Итак, тепло и холод – это эмпирически устанавливаемые активные факторы изменений тел (они соответствуют аристотелевскому понятию «формы»), а сухое и влажное – пассивные факторы (соответствуют аристотелевской «материи»). «Мы должны указать, – говорит Аристотель, – операции, производимые активными качествами, и формы, которые принимаются пассивными» (6, 378b 26–27). И далее он отмечает: «Материя, на которую действуют активные силы, есть не что иное, как пассивные силы, которые мы указали» (6, 378b 33–34).]
Характерно, что все упоминаемые здесь изменения задаются в качественных характеристиках. Конечно, для получения определенного качественного эффекта количественное соотношение компонентов играет определенную роль, порой важную. Аристотель говорит, что от преобладания одного элемента над другим зависит общий ход процесса. Однако никогда он не указывает точно эти количественные соотношения и не дает никаких средств для их определения. Количественный аспект выступает в качественной и динамической форме: для Аристотеля существенно отношение силовой доминации одного элемента над другим, а не их количественно точно выраженное соотношение. Такое же отношение к количественному фактору содержится и в других работах Аристотеля. Например, в V главе трактата «О долгой и краткой жизни» при объяснении старения Аристотель вводит в качестве фактора, поддерживающего тепло организма, количественный момент: он замечает, что горючий материал должен быть жирным (λιπαρόν), и в то же время изобильным. Таким образом, качества выступают как начало и конец всего процесса, причем совокупность активных, пассивных и возникающих качеств образует систему, которая служит основой для классификаций веществ, которые здесь рассматриваются.
Тепло и холод как активные силы не являются конечными причинами изменения тел. Высшим формирующим началом является эйдос вещи, выражаемый в ее функции. «Вещь, – говорит Аристотель, – всегда определена ее функцией, так как вещь есть поистине то, что она есть, когда она может выполнять свою функцию, например глаз есть глаз, когда он может видеть» (12, 390а 10–12). Интересно, что телеологический подход в известном смысле ограничивает динамико-квалитативистский. Хотя Аристотель в принципе признает значимость целевой причины и для низших уровней организации материи, однако он обращает внимание на то, что такие функциональные или телеологические определения нелегко установить, так как функции низкоорганизованных тел трудно определимы. Иногда он говорит более определенно, подчеркивая, что ангомеомерные тела (сложные составные тела, более высокий уровень организации, чем гомеомерные тела) отличаются от гомеомерий наличием у них функционального определения, так что анализа качеств недостаточно при изучении таких ангомеомерных образований, как, например, глаз или рука. Причем такая «физика качеств» ограничивается и со стороны человеческой деятельности, в результатах которой функциональное определение вещей очевидно.
Крайнюю негативную границу мира возможных изменений гомеомерных тел образует гниение. Аристотель отмечает, что «гниение есть разрушение внутреннего и естественного тепла, содержащегося в каждом влажном предмете посредством внешнего тепла, т. е. посредством тепла, внешней среды» (1, 379а 15–17). Внутреннее тепло «изгоняется» из тела внешним теплом и увлекает с собой влажность: сгнившее тело – сухое и холодное. Изменение тела – в данном случае негативное – объясняется перемещением основных качеств-сил: тело стало сухим, потому что внутреннее тепло, уходя, увлекло с собой влагу.
Позитивный полюс мира возможных изменений Аристотель называет пепсисом (πέψις). «Пепсис – это приготовление, – разъясняет он, – причиной которого является внутреннее естественное тепло тела, действующее на пассивные противоположные качества, которые есть не что иное, как материя данного тела» (2, 379b 18–20). Пепсис – актуализация возможностей данного тела. Осуществление пепсиса означает, что вещь действительно достигла своего завершения. Основной причиной пепсиса служит тепло, подчеркивает Аристотель, приводя в виде пояснения действие теплых ванн, способствующих перевариванию пищи – частному виду пепсиса. Пепсис охватывает очень широкий и разнообразный круг явлений: это созревание плода в саду, превращение сусла в вино, образование слез, созревание нарыва с выделением гноя, усвоение пищи и т. д. Пепсис – проявление господства оформляющего принципа над материей: «Во всех телах пепсис происходит всегда, когда материя, иначе говоря, влажность, доминируется [естественным теплом тела]» (2, 379b 33).
Пепсису противостоит апепсия (ἀπεψία). «Апепсия, напротив, – раскрывает это понятие Аристотель, – несовершенное состояние, обусловленное недостатком тепла, присущего телу» (2, 380а 6–7). Аристотель различает три вида пепсиса: пепсис созреванием, главным образом благодаря солнечному теплу (πέπανσις), пепсис кипячением (ἕψησις), пепсис жарением (ὄπτησις). Каждому виду пепсиса соответствует вид апепсии. С помощью этих понятий и учения о динамических качествах Аристотель описывает и объясняет многообразные процессы, известные из различных сфер опыта. Для современного ученого эта «мифология качеств» (по выражению биолога Кюри [50, с. 161]) представляется малопонятным смешением обильного и внешне разнородного материала эмпирических наблюдений с кажущимися совершенно произвольными спекулятивными конструкциями. Как же можно проникнуть в эту странную «мифологию качеств и объяснить ее?
Прежде всего обратим внимание на то, что при построении подобной «мифологии» Аристотель широко использует свой универсальный прием, состоящий в проведения аналогии между искусством (более известное для нас) и природой (менее известное для нас, но более существенное и первичное, согласно Аристотелю). Эта аналогия была разработана в «Физике»: «Лежащая в основе природа, – говорит Аристотель, – познаваема по аналогии: как относится медь к статуе, дерево к ложу или материя и неоформленное вещество, до принятия формы, ко всему обладающему формой, так и лежащая в основе природа относится к сущности, определенному и существующему предмету» (I, 7, 191а 9–12). Аристотель широко использует эту аналогию. Например, ставя вопрос о том, чем занимается физика – материей или формой тел, он отвечает, что не только материей (что она занимается материей, это ясно из работ предшествующих физиков – Демокрита и Эмпедокла, – говорит он), но и формой, потому что искусство врачевания и строительства имеют дело с формой, а они ведь подражают природе. В другом месте «Физики» Аристотель опять возвращается к этой аналогии и говорит: «Вообще же искусство частью завершает то, чего природа не в состоянии сделать, частью подражает ей. Если, таким образом, искусственные произведения возникают ради чего-нибудь, то ясно, что и природные, ибо последующее и предыдущее в искусственных и в природных произведениях одинаковым образом относятся друг к другу» (II, 8, 199а 16–20). Исходя из искусства, Аристотель делает заключение о природе, так как порядок и закон у них один и тот же.
С полной нагрузкой – но, конечно, в специфическом «ключе», который и предстоит нам сейчас проанализировать – работает эта аналогия и в разбираемой нами IV книге «Метеорологии». Описав пепсис посредством кипячения, Аристотель заключает: «Таков вид пепсиса, известного под именем пепсиса посредством кипячения, и процесс одинаков, производится ли он с помощью искусственных орудий или же посредством естественных, так как причина одна и та же во всех случаях» (3, 381а 9–11). Какие же это искусственные инструменты, с помощью которых осуществляется приготовление продуктов кипячением? Очевидно, что Аристотель прежде всего имеет в виду инструментарий кухни. Введя свои понятия, которые обычно переводятся как «варка», «жарка», «недоварка», «недожарка», и т. д., он специально оговаривает: «Мы должны признать, – подчеркивает Стагирит, – что эти термины не выражают вещей в точности: они не универсальны, следовательно, их нужно рассматривать не в буквальном смысле, но как нечто приблизительное» (2, 379b 14–16). Действительно, пепсис созреванием – это понятие, взятое из языка садовника, а «варка» и «жарка» выражают, очевидно, практику кухни.
Схемы деятельности по приготовлению, хранению и переработке продуктов питания, охватывающие целый мир античной кухни в широком смысле слова (сад – кухня – столовая – аптека), являются, таким образом, определенной матрицей, исходя из которой мы можем лучше понять эту «мифологию качеств».
Кстати, кухня в античной Греции вовсе не ограничивалась утилитарной функцией приготовления пищи. Статус греческой кухни был более высок и поэтому более богат и многозначен. Как замечает известный исследователь греческой культуры Марсель Детьен, для основания своей колонии грекам «достаточно было захватить с собой из метрополии вертел и котелок с огнем»[132]. В греческом полисе повар или кулинар (μἀγειρος), являющийся к тому же мясником, выступает и в качестве жреца. Нагруженность схем деятельности и соответствующих понятий, ведущих свое происхождение от кухонного очага, сакральными ритуально-религиозными смыслами, несомненно, способствовала их универсализации и превращению в своеобразные матрицы для понимания мира стихий и качеств, «профанного» мира вообще.
Барьер между практической деятельностью или искусством (τέχνη) и природой, между кухней и космосом Аристотель легко преодолевает, придавая терминам, взятым из сферы кухни и сад