Думалось также, что из соображений не только различия звучания "индивидуальной" книги и "массового" экрана - различия очень важного, - но и из соображении исторической особенности нынешнего времени в фильме будут, если не вовсе убраны, то по крайней мере сильно приглушены нотки легкомысленно-игривого, часто с неуместным политическим оттенком, комикования, которые есть в романе. Его авторы, увы, иногда соскальзывают с высот социально точной сатиры на кочки легковесного шутейства. Например, рисуя Васисуалия Лохаикина, авторы романа в качестве комических деталей окружающей его обстановки упоминают "Медицинскую энциклопедию", "Жизнь животных" и "Мужчину и женщину" - любимые произведения Лоханкина. Как это находчиво и метко для характеристики человека, который весь погружен в свои сексуально физиологические переживания, которому как какой-то социально опасной бацилле место именно в энциклопедии! Но вот, описывая чемодан подпольного миллионера Корейки, авторы шутят: "В таких вот чемоданишках пассажиры помоложе содержат нитяные носки "Скетч", две перемены толстовок, один волосодержатель, трусики, брошюру "Задачи комсомола в деревне" и три крутых сдавленных яйца. Кроме того. в углу обязательно находится комок грязного белья, завернутого в газету "Экономическая жизнь". Конечно, брошюра о комсомоле поставлена в соседство с трусиками, а газета "Экономическая жизнь" - с грязным бельем в расчете на некий комический эффект. Но над кем это насмешка?
Или взять излюбленную авторами романа комическую игру с именами известных лиц. Когда предметом острот и насмешек оказываются имена Николая Второго или Пуришкевича, министра двора графа Фредерикса или ялтинского градоначальника Дуумбадзе, Милюкова или Пуанкаре, или даже Генриха Наваррского - это понятно, и тут мы охотно посмеемся. Но вот среди гротесково-комических персонажей сотрудников нелепейшего учреждения, носящих комически нелепейшие фамилии - Берлага, Скумбриевич, Тезоименицкий, Музыкант, Кукушкинд, Борисохлебский и т.д. - мы встречаем героя с фамилией Дрейфус. Зачем нужно было в такой контекст вставлять имя, некогда известное во всем мире, жившее под пером Ленина, Жореса, Золя, являвшегося в свое время знаменем борьбы против реакции, коррупции и антисемитизма, разделявшее едва ли не всю Европу на дрейфуеаров и антидрейфусаров. У меня никогда не вызывала восхищения и "художественная находка" авторов романа с "детьми лейтенанта Шмидта". В самом деле. что за необходимость в шутовском эпизоде трепать славное и трагическое имя бесстрашного революционера, павшего от рук царских палачей?
Ну уж если так дорог и необходим этот эпизод, то разве не тактичнее было бы взять какое-нибудь более далекое и "нейтральное" имя, не связанное с самым дорога для нас - с революцией. Например, "дети Эдисона" или "внуки Дарвина" были бы здесь гораздо уместней. Но в романе есть еще и "кузины Клары Цеткин", "племянники Энгельса( и даже "внуки Маркса"...
Все это, конечно, броско, это запоминается. И вот с легкой руки авторов "Золотого теленка" "Дети лейтенанта Шмидта" стаж расхожей шуткой, почти поговоркой. Нет сомнения, что с выходом фильма это выражение еще больше распространится и укоренится, особенно, конечно, среди молодежи. Прошло лишь несколько дней, рак фильм вышел на экраны, а в газете "Московский комсомолец" уже появился фельетон о каком-то проходимце, озаглавленный "Внук лейтенанта Шмидта". А казалось бы, как не понять, что в результате подобных шуток нередко бывает так, что подрастающее поколение впервые повстречается с именем одного из славнейших героев революции не в трагическом и мужественном контексте истории, а в затасканных анекдотах, в уголовных Фельетонах, в шутейных сценках, где оно на устах жуликов и пройдох.
Дело не только в имени Шмидта, которое вопреки воле писателей, просто в силу логики развития комического, в силу закона его перехода из искусства в жизнь превратилось в обиходе из символа революционного героизма в символ смешного. В интересах революционного здоровья, социальной нравственности нынешних и грядущих поколений мы должны оберегать имена всех честных солдат революций от таких и подобных им метаморфоз, особенно сейчас, когда мировая реакция предпринимает целенаправленные, настойчивые грязные попытки охаять нашу революцию, ее ход, ее опыт и, конечно, тех, кто ее совершил.(
* Со временем такой приём охаивания всего советского стал самым распространенным. Но не забудем его родоначальников.
... Однако, что не все-таки мы видим на экране? Приступая к работе над фильмом, Михаил Швейцер высказал свое понимание романа (3олотой теленок" и объяснил, как он намерен его экранизировать.
Из слов режиссера, а главное, конечно, из самого фильма следует, что непреходящие качества романа он видит совсем не в том, в чем видим их мы. Для нас основным была социальная новизна советского строя, утверждаемая авторами книги. Если угодно, эта художественно- доказанная новизна для насглавный положительный герой сатирического романа.
Для Швейцера же все это оказалось совершенно неважным и неинтересным. Он не только не развил, не углубил упоминавшиеся наш эпизоды мытарств и поражении подпольного миллионера. Он заявил: "Мы начисто снимаем в фильме историю о том, что невозможно прожить в Советском Союз с миллионом рублей. Условимся, что прожить можно". Странная формулировка. Что значит "невозможно" прожить с миллионом и "можно прожить с миллионом"? Конечно, можно жить и тратить деньги. Можно было в 1930 году, можно и сейчас. В Советском Союзе невозможна власть денег, и у нас нельзя прожить паразитом-тунеядцем, будь у тебя десять миллионов, как у Корейки, один миллион, как у Остапа, или будь ты гол как сокол, подобно Балаганову и Панииовскому(. А доказывают авторы книги актуальную "историю" главным образом путем показа поражений финансовой мощи Остапа в ее столкновениях с советской жизнью.
* Мы были уверены, что это навсегда, но, но деньги с их многовековым опытом оказались хитрее и захватили власть. Надолго?
М.Швейдер полагает, что если мы вообще отбросим эту "историю", те вот тогда-то и начинается серьезный разговор. О чем же этот разговор? Об Остапе Бендере. Для режиссера все дело не в социальной новизне советского строя, которую Ильф и Петров столь интересно и оригинально исследуют посредством своего героя и утверждают главным образом через отрицание его, а в самом герое, его личность, его внутренний мир?
Для М. Швейцера Остап Бендер не просто живая фигуре, а именно непреходящий и чуть ли не вечный образ. Масштабом, судьбой он напоминает ему Егора Булычева, который "жил не на той улице, а если и на той, то занимался не тем".
Известна характеристика Остапа, данная ему Д.Заславским в предисловии к собранию сочинении Ильфа и Петрова, как паразиту. М.Швейцер такую характеристику отвергает. Он считает, что даже сами создатели образа далеко не во всем поняли свое дитя, что "Ильф и Петров" иногда заставляют Бедера делать и говорить то, что ему несвойственно", что Остап "вынужден подчиняться авторскому произволу... ".
Если над детьми творится произвол, то, конечно, против этого надо бороться, а может быть, и лишать родителей родительских прав, И Швейцер борется последовательно, упорно - на всем протяжении фильма: одни авторские характеристики и даже самоаттестацию Остапа он решительно отбрасывает /Произвол! Родители подучили!/, другие, несмотря на их явную шутливость, принимает полностью и всерьез.
Например, Остап, как помним, говорил о себе, что он один на всем свете, что у него нет никаких родственников. Только два человека на всем свете поверили этому - Шура Батаганов и Михаил Швейцер,
Остап говорит о себе: "У меня большое сердце".( В другой раз: "У меня слишком большое сердце", В третий: "Я - свободный художник и холодный философ". Да, соглашается постановщик. Остап - "незаурядная личность". Он свободный художник, причем я говорю не о профессии, а о мироощущении. Именно таким, о выше-приведенной самоаттестацией на устах мы и видим Остапа в фильме.
( Известный Борис Березовский говорит сейчас иначе: " У меня два сердца: одно в России, другое в Израиле,"
Остап заявляет своим собратьям: "Я не налетчик, а идейный борец за денежные знаки". Это в известной мере верно, ибо деньги нужны ему главным образом для осуществления давнишней идеи -бегства "а границу я роскошной жизни там"
Этим и объясняется его довольно равнодушное отношение ж небольшим суммам. Вот он покупает за тридцать пять рублей букет для Зоей я при том говорит Балаганову: "Это вое равно не деньги" Нужна идея. Вот ври прощают хает Ковлевнчу пятнадцать рублей" Вот, уже будучи" правда, миллионером" на триста пятьдесят рублей посылает телеграмм Зосе и даже дает Балаганову пятьдесят тысяч" Как умный человек" Остап понимал, что вое эти деньги -даже и пятьдесят тысяч - ничто для успешного осуществления идеи социальной трансплантации.
Другим, в частности Корейке, которого шантажем вынуждает отдать миллион, он внушает: "С деньгами нужно расставаться легко, без стонов...". Но когда дело доило до того, чтобы расстаться со своим миллионом - суммой вполне реальной для осуществления заветной мечты, идеи, - Остап не только стонал, но и, как свидетельствуют авторы, "пронзительно вел, дико оэиралоя" и "истерически выкрикивал" румынским пограничникам, в свою очередь грабившим его: "Пауки!., Гады!.." *
Из всего этого видно, что сребролюбие Остапа, как правило, не мелочно-попрошайское, как у Балаганова, не поверхностно-комическое, как у Паниковского, а масштабное и глубинное, действительно "идейное".
( И вообразить невозможно, что будут вытворять все эти березовские-гусинские, когда начнётся совершенно честное отъятие у них наворованных миллионов. Во всяком случае, без стонов на весь мир тут не обойдётся.
Однако, считая все это авторским произволом, М.Швейцер, делает универсальное заявление: "Остап- не стяжатель"... Сам Остап до того, как отхватил миллион, не раз грустит: "Нет этих маленьких металлических кружочков, кои я так люблю". Но Швейцер, видимо, считает, что его подговорил Паниковский и твердит свое: "Остап - не стяжатель",..