Иосиф Григулевич
Свой второй фронт против фашистов Иосиф Ромуальдович Григулевич, оперативный псевдоним «Макс», открыл даже не в Аргентине в 1940-м, а еще в 1936 году в сражавшейся с франкистами Испании.
Представляем главного героя
Ему удавалось то, о чем другие лишь мечтали в счастливых снах. Ну не было в истории этого редкого вида человеческой деятельности такого, чтобы разведчик-нелегал, в данном случае советский, стал в 1950-х годах послом Коста-Рики в Италии, Ватикане, Югославии.
А до того была долгая охота за Троцким в Латинской Америке, закончившаяся в Мексике. Территория— малоизученная, в том числе и разведкой. Усилиями Григулевича она превратилась для него в родные пенаты, в прочно освоенную территорию.
В военные годы его подпольная группа взорвала множество судов со стратегическим грузом, так и не доплывших из Аргентины до фашистской Германии.
Запомнилось также дипломатическому миру выступление посла Коста-Рики Теодора Кастро с гневной, в чем только не обличающей СССР речью на VI сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Париже. Именно там, а не в Нью-Йорке. Кастро обвинил Советский Союз в похищении детей греческих коммунистов и левых. При этом он ссылался на Библию, цитировал древнегреческих философов, взывал к человеколюбию. Десятиминутный доклад слушателей тронул заботой о детишках, и без всякого Кастро, прекрасно устроенных в СССР. Выступление новичка-костариканца обсуждалось в кулуарах, и даже глава нашей дипломатии Андрей Вышинский счел необходимым при всех прочих так отозваться об этом антисоветском выпаде костариканца: «Не скрою, по части красноречия он достиг больших высот. Но как политик — он пустышка. И место ему не здесь, на этом представительном форуме, а в цирке». Зато представитель дружественной Коста-Рики удостоился похвал госсекретаря США Дина Ачесона, хлопнувшего Григулевича по плечу: «Друг мой, если Вышинский кого-то публично отругает, это только придает публичный вес и известность».
А после сессии в Париже посол Кастро удостоился аудиенции у папы римского. Встреча произошла по инициативе Пия XII, который принял разведчика-нелегала в своем личном кабинете. Кастро откровенно поделился собственными впечатлениями, напирая на силу и авторитет, завоеванный представителями СССР в ООН. По мнению Кастро, во многом помогали русским постоянные демагогические рассуждения о мире. И Пий, к Советскому Союзу не благоволивший, вынужден был согласиться: «Новая мировая война может принести только несчастья и никакого утешения». И вскоре папа римский публично заговорил о пагубности войны.
Посол Теодор Кастро, он же нелегал «Макс», был награжден орденом Мальтийского креста, его возвели в рыцарское достоинство. Костариканец пользовался полным доверием государственного секретаря США.
Еще неизвестно, до каких высот ему было дано дойти-дослужиться, он был недосягаем ддя чужих контрразведок, если бы не странная директива, внезапно пришедшая в 1953 году из Москвы. Центр приказывал срочно бросать все и возвращаться на родину. Что Григулевич и сделал вместе с женой — мексиканкой Лаурой и полугодовалой дочкой Ромуэллой, впоследствии в советских условиях переименованной в Надежду, которую, по преданию, привезли в СССР в корзиночке.
И что ему оставалось делать? Он оказался в советской столице с любимой соратницей по жизни и по разведке, женой Лаурой, не говорившей по-русски, и с крошечной дочуркой, переброшенными волею не судьбы, а больших чинов в совсем иные края. Он был полностью оторван от знакомой среды, от блестяще освоенной профессии. В определенной степени Григулевичу высказали недоверие, когда в 1956 году его отношения с разведкой были официально завершены и он был выведен из нелегального резерва.
Другой, да почти любой, впал бы в транс, в депрессию, был бы ошарашен, надолго выбит из колеи, может, и пристрастился к пагубному алкоголю, как это порой случалось у сбегавших в Москву наших верных агентов, правда, иностранных. В 40 лет Иосифу Ромуальдовичу Григулевичу пришлось начинать все заново — в незнакомых условиях — жизненных, политических, даже климатических.
Но он продолжал упорно трудиться, и, как всегда, по-адски. Это и спасало. Он написал более 30 книг, которые сегодня назвали бы бестселлерами, множество научных трудов.
И тут грянуло знакомое до боли явление: люди науки и литературы заворчали, забеспокоились. Какой-то неизвестный чужак вдруг вторгся, по их мнению, в заповедную в советские, и не только, годы область, только им и принадлежавшую. И как быстро развернулся, создав признанным серьезную конкуренцию. Сразу же были вброшены все те же скучные, радостно воспринимаемые серыми людьми аргументы: одному человеку такое не под силу и на Грига трудится целая фабрика наемных ученых. Впрочем, действительно было чему удивляться. Мало кто умел вкалывать, как вкалывал он.
Постепенно, однако, к новичку привыкли. Его кандидатская, потом докторская диссертации были восприняты уже как должное. А затем бывшего разведчика-нелегала с первой же попытки избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР. Ему не накидали черных шаров и не сочли скороспелым новичком, как это бывало. Уважение, и какое, честно завоевано. Между прочим, многие бы удивились, узнав, что это — уже второе академическое звание Григулевича. Первое — почетного академика — он получил после неоднократных выступлений в Риме в итальянской Академии культуры и искусства с лекциями по истории древней культуры Латинской Америки.
Он был известен не только латиноамериканскими исследованиями и историческими работами по Ватикану. Кому, как не ему было разобраться в сложнейшей теме. Место под капризным московским солнцем получено. Сам облик автора внушал доверие. Он обезоруживал располагающим дружелюбием, добродушием. Умел сходиться с людьми. Сразу же после появления где-то превращался самым естественным образом в душу всей честной компании.
В этой главе остановлюсь на двух темах: расскажу о деятельности Григулевича во время Великой Отечественной войны и приведу беседу с его дочерью Надеждой Иосифовной Григулевич.
Второй фронт Григулевича
После успешного покушения на Троцкого, здесь мы не будем слишком долго останавливаться на деталях — не в них суть данного сюжета, в конце декабря 1940 года Григулевич снова оказался в отлично знакомой ему Аргентине.
Удачливому беглецу-разведчику предстояло легализоваться и обязательно сменить свой чилийский паспорт с отметками о проживании в Мексике. Кто знает, как могло ему аукнуться пребывание в стране, где и был настигнут Рамоном Меркадером (не без активного участия нашего героя) Лев Троцкий. И хотя в местных газетенках и мелькнули статейки о неком враге Аргентины «Мигеле», то бишь Григулевиче, разведчик ими не обеспокоился: самоуверенный автор публикаций злорадно «похоронил» пламенного коммуниста «Мигеля», да еще и в назидание другим в общей могиле.
Аргентинский паспорт, не липовый, а самый настоящий, был получен быстро и сравнительно легко, за относительно небольшую — 600 долларов — сумму и очень вовремя. Повезло? Или помогли заранее, так, на всякий случай, приобретенные связи с еврейскими благотворительными организациями, которые обосновались в Аргентине и за денежки, многих соотечественников, бежавших сюда от фашизма. А вовремя, потому что благотворители слегка шельмовали, отправляя всех просителей в одну и ту же провинцию, где решения о предоставлении гражданства принимал неплохо оплачиваемый ими судья. Разгорелся скандал, который, к счастью, никого из обладателей новеньких паспортов не коснулся.
Еще раньше поднаторевший в коммерческих делах Григулевич мудро решил не вкладывать отпущенные ему Центром государственные деньги в крупные сделки, не открывать слишком заметных коммерческих предприятий. Быстро прогорев на производстве никому в Буэнос-Айресе не нужных свечей, он приторговывал лекарствами и алкоголем, ибо в Аргентине болеют да и пьют все, даже больные.
В конце его почти четырехлетней и очень плодотворной для советской разведки деятельности выяснилось, что Москва потратила на резидента и его группу около двух тысяч долларов. Сумма по всем, и нашим, и даже прежним, временам абсолютно смехотворная. В дальнейшем Григ обеспечивал себя и своих коллег самостоятельно, не прибегая к помощи Центра.
Получив аргентинский паспорт, Григулевич кропотливо строил в Аргентине собственную разведывательную сеть. В апреле 1941-го в Буэнос-Айрес прибыли его давние коллеги по разведке, еще не отошедшие от мексиканских подвигов.
Чинное, более-менее спокойное развитие событий прервало нападение Гитлера на СССР. В конце июня 1941 года разведчик получил послание из Центра. И как же долго добиралось оно до адресата. Сначала шифровку отправили по радио в советскую резидентуру в Нью-Йорке. Там текст был перенесен тайнописью на самое обычное письмо, отправленное авиапочтой в Буэнос-Айрес в небольшом конверте синего цвета. Григулевич, теперь ему присвоили оперативный псевдоним «Артур», назначается резидентом, которому срочно предстоит создать агентурную сеть не только в Аргентине, но и в других странах Латинской Америки. А еще сообщалось, что 6 июня 1941 года он награжден орденом Красной Звезды за недавнее выполнение специального задания. Что это было за задание, Григулевич знал точно, однако подробности всегда держал при себе.
Работы — непочатый край, начинать предстояло с нуля. «Артур» в силу обстоятельств оказался единственным советским профессиональным разведчиком в этой части света. Значит, ему, и только ему, предстояло подбирать, внедрять, легализовывать не только агентов, но и руководителей резидентур для «своего» и соседних широко раскинувшихся государств. Казалось, справиться с этим одному, пусть и энергичному человеку невозможно. Однако «Артур» справился.
Среди важнейших и с категоричной краткостью обозначенных задач — проведение диверсий. Цель: всячески срывать поставки стратегического сырья из Аргентины и других стран в Третий рейх. Приказ о диверсиях Григулевича не порадовал. Опыта подобной работы, даже несмотря на участие в гражданской войне в Испании, у него — никакого. Там у интеллектуала были функции иные. Учителей, которые бы подсказали и научили, поблизости не наблюдалось. Его соратники, осваивавшиеся на континенте, ждали приказов от «Артура».
И «Артур» понял, что за сложнейшее для него задание придется все равно браться, создав для этого небольшой специальный отряд. Назвал новое подразделение Д-группа. «Д» означало — диверсионная. Надо искать и вербовать исконных аргентинцев — верных и преданных борцов с нацизмом, на которых его выведут старые знакомые.
Тут требовалась постоянная осторожность. Громкоголосые латины не отличались надежностью. В первые месяцы после нападения Германии на СССР в Аргентине царила если не эйфория, то явно одобрительное отношение к Гитлеру — по крайней мере, со стороны властей. Пусть немцы перебьют этих коммунистов, а мы тут поживем-посмотрим — таким был лейтмотив официальных высказываний.
«Артур» для начала пошел проторенным путем. Пока следовало опираться на осевших в стране русских, поляков, украинцев, короче — славян. И потому возглавить Д-группу он поручил Феликсу Вержбицкому. У поляка, покинувшего Западную Украину в 1920-х, были золотые руки и трезвая голова. Он привлек к работе нескольких соотечественников. Те привели украинских друзей-антифашистов. Вержбицкий руководил Д-группой и изготовлением снарядов, которыми «Артур» в дальнейшем собирался воспользоваться для уничтожения кораблей, доставлявших сырье в Германию.
Среди его главных помощников был аргентинец «Тинто». Относительно молодой человек 27 лет, убежденный антифашист. Есть основания предполагать, что он остался в советской внешней разведке надолго, став ценным разведчиком-нелегалом.
Другой аргентинец — Антонио Гонсалес, его Григулевич хорошо знал, работал механиком в химической лаборатории. Он по поручению «Артура» и занялся разработкой снаряда-бомбы с неимоверной по мощности зажигательной смесью.
Власти в Буэнос-Айресе много болтали о нейтралитете, однако правительство симпатизировало Гитлеру. Так, ничего не делалось для того, чтобы хотя бы как-то остановить распространение в стране фашистской идеологии.
И поэтому первую свою операцию Д-группа провела в центре Буэнос-Айреса. Немецкий поэт Вольфганг Гёте наверняка бы перевернулся в гробу, узнай он, что в названном его именем большущем книжном магазине не только продавались «Майн кампф» и прочие фашистские опусы, но и располагался нацистский центр, открыто пропагандировавший идеи Гитлера. Книги, толстые журналы и газеты из «Гёте» расползались по всей Латинской Америке.
Уничтожить рассадник заразы взялась молодая немка, звавшаяся Гретой. Порой быстренько заскакивала, чтобы не примелькаться, в магазин, покупала фашистские газетенки, заодно запоминая расположение книжных стендов и, главное, служебных входов-выходов. Бомбу получила от одного из самых верных и доверенных людей «Артура», который и сейчас значится как Марчелло. Кем был этот итальянский синьор и кто на самом деле действовал под этим именем — неизвестно. Зажигательную бомбу, аккуратно упакованную в женскую хозяйственную сумку, Грета «забыла» на складе, где хранились кипы книг и журналов со свастикой.
Время взрыва было точно рассчитано — глубокая ночь. Тогда и запылало подсобное помещение, а за ним и сам «Гёте», надолго вышедший из строя. Человеческих жертв, как и было предусмотрено, — никаких. А вся фашистская макулатура сгорела дотла. Причину взрыва полиция установить не сумела, однако желающих заглянуть в нескоро открывшуюся после капитального ремонта нацистскую лавочку стало явно поменьше.
Одновременно «Артур» пытался понять, что имеет в виду Центр, приказывая уничтожать стратегическое сырье, поставляемое из Латинской Америки в Третий рейх. Во-первых, оказалось, что все грузы отправляются морем в Испанию и Португалию через порт в Буэнос-Айресе, что хоть как-то облегчало задачу Д-группы. Располагаться, снимать помещение для своих подпольщиков надо было здесь же, в порту или поблизости. Во-вторых, в число основных партнеров-поставщиков входила сама Аргентина, вывозившая вольфрам, медь, а еще так необходимые Германии продукты и шерсть. Чилийцы не скупились на натриевую селитру, без которой не изготовить ни динамита, ни пороха. Боливия специализировалась на олове. Бразилия со своим кофе и какао выглядела невинным младенцем на фоне этих сугубо военных поставщиков.
Посылать корабли со стратегическими грузами под немецким флагом в Германии не решались. Фрахтовали суда из Португалии, Испании и даже Швеции, доставлявшие всё немцам необходимое либо сразу в Третий рейх, либо в португальские и испанские порты, откуда грузы следовали по назначению.
Григулевич знал порт Буэнос-Айреса как собственные пять пальцев. Он быстро нашел людей, поставлявших ему информацию о кораблях из соседних стран и о их грузах, разгружавшихся на огромных складах.
Вержбицкий ухитрился снять помещение «для производства консервов» рядом с портом. Консервы не консервы, но компоненты бомбы действительно помещались в жестяную банку, напоминавшую латунную. В Аргентине в таких обычно хранили оливковое масло.
И какому же страшнейшему риску подвергались изготовители этих самодельных бомб. Феликсу в одиночку наладить чуть ли не серийное производство было не под силу. Помогать Вержбицкому вызвался его друг — рабочий порта с типично не аргентинской фамилией Павел Борисюк — по-местному Пабло, приехавший в Аргентину с Волыни.
Самым трудным было вытачивать для бомб металлические детали. Требовался опытный токарь-фрезеровщик. Его отыскали товарищи «Артура». Чистокровный аргентинец под оперативным псевдонимом «Оскар» дополнил этот боевой Интернационал бесстрашных мастеров, около двух лет вытачивая нужные детали.
Особенно внимательно следила Д-группа за датами отплытия судов. По замыслу «Артура» бомбы замедленного действия должны были взрываться только через несколько дней после того, как суда со стратегическими грузами поднимали якорь и уже находились в открытом море.
Иначе полиция быстро бы вышла на Д-группу. Умельцы сконструировали зажигательную бомбу огромной мощи и, главное, замедленного действия. В море гремучая смесь из разнообразных веществ, вступавших в реакцию, воспламенялась, потушить огонь было невозможно.
Члены Д-группы устанавливали зажигательные мины в трюмах и на грузовых палубах кораблей, отплывающих из Буэнос-Айреса. И делали это так искусно, что «подарков» никогда не обнаруживали.
Обычно их проносили на борт местные докеры-аргентинцы. Но после нескольких случившихся в море взрывов полиция стала обыскивать всякого, даже грузчика, на борт судов поднимавшегося. И Вержбицкий где-то на втором году своей деятельности ухитрился наладить производство плоских снарядов. Полицейские, как это принято, обычно концентрировались на карманах брюк, на складках одежды и особенно на пиджаках. А плоские снаряды смельчаки прикрепляли к ногам бинтами — от колена и выше. И ни разу при обысках никто из Д-группы не попался.
После войны специалисты из советской внешней разведки с интересом знакомились с рецептами изготовления зажигательной смеси. К удивлению профессиональных взрывников, химические формулы заложенных под латунь веществ были составлены вполне грамотно. Изобретенное и сделанное кустарным методом в Аргентине «приспособление могло служить для зажигания горючих и трудновоспламеняемых материалов». Однако обнаружили спецы и техническую недоработку. Сам процесс производства был рискованным, одно неточное движение — и катастрофа.
Как подсчитал уже после Победы Феликс Вержбицкий, он с товарищами изготовил около двухсот зажигательных снарядов замедленного действия. Приблизительно 170 из них были «отправлены в плавание». Порой докерам удавалось заложить в разных частях судна по несколько бомб — для надежности. Для этого грузчики распарывали мешки, вынимали часть груза и вместо него закладывали смертоносные «консервы».
Все же то, что ни разу ни один такой подарок не был обнаружен, можно объяснить и чистым везением. Но, так говорят все знакомые мне люди этой опасной профессии, разведчику нельзя без удачи. А Иосиф Ромуальдович Григулевич никогда на протяжении жизни ею обделен не был.
Пожары и взрывы на судах в открытом море приписывали смелым действиям союзных подводных лодок. Эти слухи всячески раздували и люди «Артура». Хотя Григу было точно известно: никакие субмарины союзников в этой части света, к сожалению, не появлялись.
Впрочем, диверсии проводили и на суше. В 1942 году удалось поджечь огромный склад поблизости от порта. В нем хранились десятки тысяч тонн селитры, доставленной из Чили и ждавшей отправки в Германию. И тут бесстрашно проявил себя украинец Яков. Первая попытка не удалась, зажигательная бомба почему-то не сработала. И тогда по предложению Якова заложили вторую, гораздо более мощную: связали две бомбы вместе. И грохнуло так, что пожарные бились с пламенем больше двух суток. Уголовное дело по уничтожению 40 тысяч тонн чилийской натриевой селитры было вскоре закрыто. Несмотря на определенные подозрения в поджоге, полиция не произвела ни единого ареста.
Почему Д-группе удавались самые рискованные операции? Конечно, прежде всего благодаря тотальной конспирации, к которой успешно приучали и любящих поболтать-поделиться впечатлениями аргентинцев. А еще — общая вера в справедливость своего дела — она добралась и до Латинской Америки вместе с победами Красной армии под Сталинградом и Курском. И умелый подбор людей в не слишком раздутую по составу диверсионную группу.
А еще — идеология. Все участники Д-группы не получали ни песо. Работали на чисто добровольной основе. По настоянию Грига им было запрещено покупать на свои кровные нужные для изготовления бомбы химикаты. «Артур» чуть ли не насильно всовывал деньги, нужные для посещения врачей: постоянная работа по существу с отравой здоровья не прибавляла. А зарабатывали все подпольщики, вкалывающие в порту, крохи. Иногда «Артур» приглашал то того, то другого — всегда отдельно — на хороший ужин.
Ах да. При необходимости возмещались и транспортные расходы. Так, Григулевичу несколько раз приходилось выезжать в Чили, совсем близкий Уругвай да и в некоторые другие соседние государства. Что он там делал? Вопрос конкретный. За неимением столь же конкретного обстоятельного ответа напишу абстрактно: выполнял задания Центра по созданию агентурной сети и диверсионных групп.
Где-то к середине 1943 года, это работающие в порту соратники Артура заметили быстро, количество кораблей с натриевой селитрой из Чили резко сократилось. Да и рисковых мореплавателей, готовых доставлять ее из Буэнос-Айреса в далекую Европу, оставалось немного. Вся морская братия прослышала о роковых пожарах и взрывах на судах, отправлявшихся в Германию, и избегала выходить на них в океан.
Корабли взрывались до лета 1944-го. Сколько же их потонуло? Увы, на этот вопрос не смог точно ответить и сам Григулевич. Он был гениальным разведчиком, а с бухгалтерией обстояло слабее, не до нее было «Артуру». Уже после войны в Центре подняли архив и по донесениям попытались установить нанесенный Германии ущерб. Он был огромен. 14 судов точно уничтожено. Но не доплыло до фашистских точек назначения больше, гораздо больше.
Д-группа нанесла немцам огромный урон.
В середине 1944 года диверсионную работу пришлось прекратить. Сигнал об угрожавшей в Аргентине Д-группе опасности был получен, как и многие подобные тревожные сигналы, из Великобритании. Советская агентура (не все та же ли «Кембриджская пятерка»? — Н. Д.) добыла секретные документы английской и американских спецслужб. Еще в 1941 году британская цензура, вдумайтесь только — на Бермудах! — обратила внимание на показавшееся странным письмо из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес. Послание было обычным, но тщательно изучив его, бдительные англичане обнаружили под рукописными строками тайнопись и шифр. Затем было перехвачено еще два похожих письма, отправленных из Нью-Йорка в Аргентину. Что дало основание предположить: советская разведка именно таким образом наставляет своих агентов, находящихся в Буэнос-Айресе. И начался поиск советских разведчиков.
Он мог закончиться трагически для всей советской агентурной сети в Латинской Америке. Ведь «Артур» занимался не только организацией диверсий. Он проводил вербовки, добывал информацию. О работе резидента судят по количеству агентов, находящихся у него на связи. У Григулевича их было в Буэнос-Айресе, Сантьяго и Рио-де-Жанейро около шестидесяти!
И если бы не одна промашка, никогда бы не узнать англичанам, что по наводке надежного друга он в 1943 году попытался привлечь к работе на СССР посла Кубы в Сантьяго. В документах этот неизвестный человек значился как нелегальный представитель России в Аргентине. А предлагал он кубинцу отправиться в Турцию, чтобы вступить там в антифашистскую борьбу.
К счастью, «Артура» быстро уведомили об угрозе. Деятельность Д-группы была законсервирована в связи, как объяснили подпольщикам, с открытием второго фронта. После этого все конспиративные квартиры закрыли.
А оставшиеся на складе, где изготовляли «консервы» — зажигательные бомбы, Вержбицкому приказали демонтировать. Он аккуратно перенес их со склада домой, где вместе с двумя подпольщиками занимался разборкой.
И вдруг, разряжая два снаряда, уронил металлический инструмент. Помните, мы говорили об одном роковом движении? Оно вызвало искру, грянул взрыв. По непонятной случайности два помощника Феликса не пострадали. А он, тяжелораненый, приказал им бежать. Прибывшая полиция обнаружила истекающего кровью человека на полу. Арестованного Вержбицкого доставили в больницу: ампутировали левую руку выше локтя, удалили левый глаз. Правый глаз не видел. 36 лет — и полная слепота.
Обессиленного Вержбицкого через две недели посадили в тюрьму. Начались допросы. Феликс молчал. «Артур» сумел найти хорошего юриста, не пожалев на это собственных денег. Выбранная опытным адвокатом тактика защиты была проста. От всего отказываться. Не сломали верного Феликса и уголовники, в камеру к которым бросили слепого. Он сумел найти с ними общий язык, до истязаний не дошло. Его регулярно навещала русская жена. А юрист добился невозможного: уголовное дело не возбудили, и инвалид, выпущенный на волю под залог, понятно кем внесенный, был нелегально переправлен в Уругвай, куда вскоре вывезли стараниями резидента супругу Феликса и двух детей.
В 1956 году семья Вержбицких переехала в СССР. Феликс Клементьевич Вержбицкий жил и работал штамповщиком в Люберцах на предприятии для слепых. В 1968 году на Лубянке ему торжественно вручили орден Отечественной войны I степени и две медали. Феликс Вержбицкий скончался в 1986 году.
А Григулевич остался в Аргентине. В ответ на запрос Центра, не рискует ли он, не подвергается ли опасности, ответил: «Я вас прошу лично обо мне никогда не беспокоиться. Сижу здесь прочно. Лишь глубоко сожалею, что в эти тяжелые для нашей священной Родины дни мне не удалось до сих пор принести более существенной пользы».
Отозвали за кампанию
Возможно, думаю я, путь от разведчика-нелегала до члена-корреспондента Академии наук был пройден с виду легко благодаря навыкам, полученным в той же разведке? Или успех и удачи от его невероятной интеллигентности? А может, был у Иосифа Ромуальдовича Григулевича дар Божий?
Наша встреча с дочерью академика, Надеждой Иосифовной Григулевич, помогла найти ответ на многие вопросы, которых, что понятно, в биографии ее отца полно.
Да, если с жизнью «после разведки» все понятно, то вот с «до» и «во время» оставалось немало темных пятен. Например, главный для меня вопрос: почему безупречно успешного разведчика отозвали?
— Умер Сталин, и отозвали если не всех, то очень многих. В том числе и отца. Понимаете? Попал под кампанию. Другой причины неизвестно.
От автора
В пятом томе «Истории очерков советской и российской внешней разведки» дается иная трактовка отзыва. Хотя в 1953 году на президентских выборах в Коста-Рике и победил хорошо знакомый ему человек, ожидаемого и обещанного продвижения по службе Теодор Кастро, он же Григулевич, не получил. Больше того, на пост посла в Италии был назначен другой дипломат. И, как пишется в официальной истории, «таким образом, дальнейшие перспективы “Макса” (один из оперативных псевдонимов разведчика. — Н. Д.) стали весьма туманными. Учитывая складывающуюся обстановку и состояние здоровья “Луизы” (псевдоним Лауры. — Н. Д.), Центр решил, что командировка нелегалов должна быть завершена».
Что случилось с боевой помощницей и женой? В «Очерках» пишется, что «состояние здоровья “Луизы” требовало длительного лечения (что было недалеко от истины)».
Несколько туманно. Впрочем, тумана в биографиях таких легендарных личностей, как Григулевич, всегда хватало и хватает. А здоровья у «Луизы» — Лауры, родившейся в 1915 году, хватило для того, чтобы надолго пережить мужа: он скончался в 1988-м, она — в 1997-м.
Но продолжу разговор с дочерью.
— Это было бегство? Вам рассказывали, как вас троих доставили в СССР?
— Никакого бегства. Из Рима — в Австрию, где маму какая-то женщина повела по магазинам: купили таз, чтобы меня купать, две кастрюли и еще чего-то там. Вот и приехали с этим из-за границы.
— Семья посла Теодора Кастро жила в Италии. И как вас перевезли в СССР? Что-то очень смутно говорится относительно корзиночки.
— Отец добился ранга посла, за что его клеймил Вышинский. Но это же взялось не с неба. Мало кому из дипломатов такое удается. Успевал работать в библиотеке Ватикана. Иначе откуда бы родиться книге «Ватикан — финансы, религия и политика»? Написал ее уже здесь, и она стала кандидатской диссертацией. Сейчас к ней начали постепенно возвращаться, там есть все о Ватикане. Представьте, разведчик-нелегал, дающий стране множество и множество секретнейших сведений, еще и работает в библиотеке. Он превратился чуть не в дуайена латиноамериканского дипломатического корпуса.
Григулевич, между прочим, об этом как-то мало говорят, приложил руку и к добыче секретов атомной бомбы. Но, в таком случае, согласитесь, что занимая такой высокий пост, он мог многого достичь.
Мне обидно, что почти никак не освещается его героическая работа во время войны в Аргентине. Создал боевую группу подпольщиков. Они взорвали около полутора десятков судов, перевозивших стратегическое сырье в фашистскую Германию. Они взрывали эти транспорты в море, а закончилось тем, что запуганные поставщики вообще закончили возить в рейх селитру. Риск был огромный. Одному из подпольщиков оторвало руку, могли в любой момент арестовать. Но он подбирал подпольщиков так, что среди них не могло быть предателей. И делалось это все не на родной земле, не дома на своей территории, а в далекой чужой стране, к тому же к нам враждебной.
От автора
Этот долг перед Григулевичем считаю выполненным. В этой главе как раз подробно рассказывается о его военных подвигах.
С атомной разведкой — сложнее. Есть неподтвержденные сведения, будто после войны прикрытием для давних агентов Григулевича (тех же подпольщиков) служила в США работа в аптеках. И в одной из них в американском штате Нью-Мехико в городке Санта-Фе была открыта аптека. Предполагается, всего лишь предполагается, что она использовалась советской разведкой как своеобразный перевалочный пункт. Работавшие там фармацевты принимали сведения от советских агентов, работавших в атомной лаборатории Лос-Аламоса, и передавали их наезжавшим в Санта-Фе курьерам.
И другой «атомный» эпизод. Посол Коста-Рики Теодор Кастро однажды удивил Центр. По его данным, усовершенствованное атомное вооружение быстро размещалось на военных базах США за границей. Как узнал об этом посол, работающий в Риме? Неизвестно. Но данные подтвердились.
И снова слово Надежде Иосифовне Григулевич:
— А после возвращения отца не признали участником войны. И воинского звания у него не было. Но он этим не был никогда озабочен. Помог восстановить справедливость Павел Георгиевич Громушкин.
— Царство ему небесное. До чего светлый человек. Прекрасный художник. Разведчик. Изготовлял документы всем нелегалам — от Николая Кузнецова до Абеля. Он помогал многим. Сколько, помню, сил приложил, чтобы издать альбом работ Абеля.
— Видите, есть же люди. И Павел Георгиевич Громушкин озаботился: почему? Он ходил, добивался, его выгоняли из кабинетов, а он возвращался. И добился, что официально признали и отца, и маму, потому что она во всем этом еще как участвовала. А у отца не было орденских планок, он никогда ничего не носил.
— Носить было что?
— Было. Начиная с Мальтийского креста. Он сейчас в музее недалеко от Москвы.
— Корзинка, в которой вас привезли, не там же?
— Далась всем эта корзинка. Не было ее. Меня привезли в коляске, тогда в СССР невиданной, с отстегивающейся частью, где и лежал младенец. Но если нужна байка, пожалуйста. В аэропорту, рассказывала мама, нас встречали. И так все были возбуждены, так заболтались, что при посадке в авто вдруг выяснили: младенца нет. Оказалось, что два чемодана, это все, что захватили, и меня в отстегнутой с ручками частью коляски случайно бросили в багажник. Хорошо сверху не наложили ничего тяжелого. Когда меня нашли, я, говорят, спокойно себе спала.
— Как вас все-таки звали?
— Родилась в Риме, и отец назвал меня Романелла — от Рима. Когда приехали, народ быстренько окрестил меня Ромашкой. Потом отец понял, что Романелла Иосифовна для здешних мест — это слишком круто, и назвал меня в честь своей мамы — Надеждой.
— А что с планировавшимся Сталиным покушением на Тито?
— Папа был послом, он мог находиться рядом с Тито. Но это все из той же серии — это было не его. Знаю, что Судоплатов и Эйтингон были категорически против, чтобы этим занимался Григулевич. Не тот это человек. К счастью, не состоялось.
Вторая мировая началась в 1936-м в Испании
— Нет, я хотела бы об ином: в разведке работало удивительное поколение, и то, что в нем были такие люди, именно не какой-то один человек, а люди, конечно, не случайно. Они — люди идеи, сформировавшей моего отца, его соратников. Можно говорить, будто идея — коммунистическая, но, мне кажется, это не совсем правильно. Скорее, пусть и звучит несовременно, идея справедливости, справедливого миропорядка. Мальчик Иосиф Григулевич в десять лет познакомился со всей мировой классикой. Папа учился в русском реальном училище в Паневежисе с великолепной библиотекой, где была не только литература, но и произведения Маркса. Учитель попросил Иосифа привести библиотеку в порядок, но порядок — немножко не по его части. Он сидел и читал все подряд сутками напролет.
А дальше вся молодежь ушла в революцию. Иосиф Григулевич был одним из комсомольских руководителей Белоруссии и Литвы. Они с семьей переехали в Вильнюс, и там кто-то на него настучал, когда они с друзьями расклеивали прокламации. И — литовская тюрьма. Оттуда все и пошло. Мать, горячо им любимая, не выдержала переживаний. Она умерла, не дожив и до пятидесяти, и папа подписывал все свои книги «Лаврецкий» — ее девичья фамилия.
Дальше он уехал в Аргентину к отцу-аптекарю, там осевшему. А потом была война в Испании. Некоторые серьезные исследователи считают, что Вторая мировая война началась не в сентябре 1939-го, а еще в 1936 году, в Испании, с войны гражданской, что во многом справедливо. Звучит несколько вычурно, однако вся прогрессивная молодежь мира, все ее лучшие уехали туда, сражаться против Франко.
И Григулевич, буду называть отца так, поехал в Испанию: из Аргентины, сам, через Париж. Поверьте, вопреки тому, что вы, возможно, читали, никто его туда не посылал. Формировались добровольческие отряды, они сражались за Республику. Отсюда и многие знакомства отца.
Разведка — первое знакомство
— В том числе и с разведкой?
— Прежде всего с интеллигенцией. Он работал переводчиком.
— Говорил на многих языках?
— Тогда еще нет. Хотя, как и многие уроженцы Литвы, на разных — естественно, помимо литовского, русский, польский, и, понятно, родной — караимский.
— Караимы — народ, живущий в Литве, сейчас — неподалеку от Тракая, их своеобразной столицы. Во время войны фашисты истребляли караимов так же, как и евреев.
— Отец гордился тем, что он караим, у него в советском паспорте так и было записано. А в школе, помимо четырех языков, учил немецкий, древние языки. Остальные, включая испанский, итальянский, английский, выучил позже, что совсем не значит, что они приходили сами собой.
— Готовый кадр для разведки.
— Вы все о своем.
— Но давайте потихоньку перейдем и к этому. Связи начались в Испании?
— Именно там, а все разговоры о том, что он разведчик чуть не с пеленок, — спекуляции. В Испании были лучшие силы советской разведки — Эйтингон и знаменитый Орлов, который потом ушел на Запад. Орлов и стал непосредственным начальником Григулевича.
— Сколько же народа начинало у Орлова.
— Меня удивляет другое: скольких же людей находили на улице, и они становились теми, кем становились.
— А меня поражает иное: Орлов сбежал, а многие к нему — с уважением.
— Он дал слово. Никого не выдал, хотя потом, после смерти Сталина, написал книгу — она одна из лучших, потому что в ней нет злобы, написана отстраненно.
— И ваш отец, судя по всему, отзывался об Орлове хорошо?
— В высшей степени. Он им восхищался. Что здесь удивительного? Та эпоха дала такие вот личности. Есть ли они сегодня? Приметил отца Орлов, оттуда и пошло, этим определяется вся его жизнь. Основная идея — борьба с фашизмом.
— Однако приходилось устранять в Испании некоторых, тех, что были близки к троцкизму.
— Не лично, конечно. А как у нас во время Гражданской? И в Испании шла настоящая гражданская война. Ничего страшнее нет и быть не может. Наверное, что-то такое у отца и было, приходилось. А как иначе? Я лично знала людей, чьих родителей франкисты заживо закапывали в землю.
Самая трагическая страница жизни
— Как вы думаете, почему ваш отец, хорошо знавший Орлова, слава богу, не пострадал? А ведь у многих не обошлось. Абеля — Фишера, к примеру, выгнали из органов, и считалось, повезло, потому что многих других расстреляли… А ваш отец вскоре после поражения в Испании участвовал в операции «Утка» по уничтожению Троцкого.
— Документы того дела по-прежнему закрыты. Полагаю, эта операция — самая трагическая страница в его жизни. И, к счастью, у его группы ничего тогда не вышло. Завершили дело другие.
— Но не по вине вашего отца. Он себя там проявил достойно.
— Не знаю, по чьей вине. Но результата не достигли. Хотя сколько уж на Троцком было крови… Троцкий свое получил. Но я бы попросила прощения у внука Троцкого — ему пришлось тяжело. У Григулевича были трагические моменты в жизни, и, думаю, это расплата как раз за то покушение. И, наконец, найденные в немецких архивах документы подтверждают: Троцкий вел переговоры с фашистами. Факт налицо, и я пытаюсь объяснить, почему покушения на Троцкого проходили в 1940-х, в канун Второй мировой войны. Были у него соратники по всему миру, он обратился к немцам. Все это к тому, что и операция была затеяна как раз в тот период. Долго тянулась история — Скандинавия, Турция, Мексика. Пытались устранить его где-то в другом месте. А получилось, что пришлось пересекать весь земной шар — до Мексики. И иметь дело с ненадежными людьми — мексиканцами, да еще с художниками.
— Типа великих Сикейроса и Риверы. А с Рамоном Меркадером, которому это удалось, ваш отец был знаком?
— Конечно. Хотя познакомились уже потом. И я его видела. Они входили в две разные оперативные группы, которые по всем законам жанра не имели права знать друг друга. Отец жалел Меркадера: 20 лет за решеткой. И, как сильная личность, тот в тюрьме не потерялся. Выдержал все пытки, а пытали его поначалу каждый день. Ничего и никого не выдал.
Послу — Мальтийский орден
— Ваш отец был послом Коста-Рики, наверняка не самым бедным «латиноамериканцем» в Риме. Может, что-то, припасенное на черный день, было прихвачено с собой, привезено в СССР?
— Вы рассуждаете с точки зрения современного человека. Это ж были совсем другие люди. Когда в 1990-е годы и в нашей квартире, наконец, появилось высокое начальство по той, прежней профессии, гости испытали шок. В нашем жилище не обнаружилось ну абсолютно ничего ценного. Даже когда отец пошел работать в академию и финансовая ситуация изменилась, он стал писать книги, то разговора о каких-то покупках не возникало. За всю жизнь он купил в дом большой стол для работы и стулья: пошел в ГУМ, а там какая-то дама, небывалая для того времени история, отказалась от гарнитура. И десятилетиями за этим удобным раскладным столом он писал свои книги. Даю вам слово: все, больше ни одной вещи в дом. Его это не интересовало.
Как отец выжил? Удивляются: в такой неблагодатной среде стал академиком. А какая судьба была у генералов Судоплатова и Эйтингона, которые сидели в тюрьме? Или у тех, кого расстреляли? Среди них были и друзья отца.
Отец жил, а не выживал
— Вы не считаете это восхождением? Потерять не по своей вине связь с делом, которое блестяще знал и которому был верен. И подняться на новые высоты.
— Отец — такой не один. Сколько отсидел другой выдающийся разведчик, Дмитрий Быстролетов? И оставил после себя тома книг. Григулевич, не самый глупый человек, понял, что его не случайно не поставили к стенке, не посадили, оставили в покое. Ведь за что Эйтингона и Судоплатова посадили как раз в 1953-м?
— Скорее, за Берию. Ваш отец его не знал?
— Я не в курсе, кого он знал, кого — нет. Понимаете, в чем его подвиг? Каждому человеку, ну, почти каждому, даются какие-то способности. И ему данное Григулевич использовал на тысячу процентов. В жизни у него ничего не было — никаких хобби, развлечений. Я помню только согбенную спину и его — пишущего, вы сейчас случайно правильно показали, именно от руки. А отдых — это чтение, та же работа. Нет, была отдушина — говорил по телефону. Если ехал «отдыхать», значит, в руках огромный чемодан с книгами и рукописями.
— А как приспособилась к этой ситуации ваша мама? Пусть и соратница, красавица, разведчица. Но каково было мексиканке Лауре, попавшей в далекую холодную страну? Она начала русский с нуля?
— Хотя знала много языков, только не русский. Но выучила. Пришлось. У меня были русские няни. Сказать, что мама тут прямо радовалась жизни, не могу. Работала: переводила, преподавала. Однако всю жизнь посвятила отцу, не работала на все 200 процентов, как я.
— А вы работаете?
— Преподаю в Академии наук, пишу, долгий список, не буду всего оглашать.
— В разведку не пошли?
— Меня туда не приглашали. Хотя мы, дети разведчиков той поры, орешки крепкие, друг с другом знакомы, дружим, иногда в определенном месте в определенный день встречаемся. А мама — талантливая — жила ради отца. Да и я, маленькая, сильно болела. Нам помогали. В Советском Союзе были соседи — и нам помогала соседка Вера Федоровна. Увидев маму, поняла, что та без нее просто пропадет, отец-то только работал и работал. Мама не осознавала смысла слова, как это — что-то «достать»? А соседка «доставала».
Отец не выживал, а жил полной жизнью. Кстати, прошло несколько десятилетий после возвращения, и он начал встречаться с молодыми представителями своей прежней профессии.
— Уверен, ему было о чем рассказать.
— Было.