Александр Коротков
О дате нападения Германии на Советский Союз разведчик Александр Коротков передавал прямо из столицы Третьего рейха.
Александра Короткова называли «королем нелегалов». Даже в трудное послевоенное время, когда высокие звания разведчикам присваивали редко, Александр Михайлович стал генералом. Руководил управлением нелегальной разведки.
Пользовался необыкновенным уважением своих подчиненных. Знаменитые теперь нелегалы Елизавета и Михаил Мукасей в беседах со мной называли его чуть ли не родным отцом. Считали, что настоящими разведчиками их сделал он, и только он. Герой Советского Союза Геворк Вартанян признавался, что таких профессионалов, как Коротков, еще надо поискать. Полковник внешней разведки Африка де Лас Эрас даже своим ученикам — будущим нелегалам внушала: Коротков был не только великолепным организатором, бесстрашным разведчиком, но и теплым, отзывчивым человеком.
Между тем ничто не предвещало его триумфальной карьеры в разведке. Скромный паренек начинал учеником электромонтера. Бедность, борьба за копейку. Безотцовщина: он и отца своего, бросившего семью, в жизни не видел. А когда уже во вполне зрелые годы представился случай все же познакомиться, то в последний момент избежал общения. Ведь еще мальчишкой обещал матери никогда с отцом не встречаться.
Паренек упорно цеплялся за каждый не щедро предоставляемый ему шанс подняться. Возможно, когда-нибудь о легендарных кортах «Динамо» на Петровке напишут исследование, где будет точно указано, когда и кто на них играл, попутно сделав карьеру в органах госбезопасности, и не только в них. Я и сам могу припомнить Героя России, атомного разведчика полковника Владимира Барковского, тренировавшегося тут до глубокой старости. Видел в трусиках и маечке еще одного видного руководителя разведки, скончавшегося прямо во время тренировки: теннис — из тех видов, что незаметно вытягивает из тебя все силы. Тут сражались старейший чекист России Борис Гудзь, начальник внешней разведки Леонид Шебаршин да еще столько известных и прославленных…
Необходимо упомянуть в перечне оставивших свой след на пыльных кортах «Динамо» и о Короткове, прекрасно освоившем к 1927 году «буржуазный» теннис. Его настоящая жизнь началась на «Динамо» лет в восемнадцать, здесь же, на Петровке и закончилась 27 июня 1961 года смертельным сердечным приступом. Мало прожил, много успел.
И то, что именно к нему подошел чекист Вениамин Герсон, знавший еще Дзержинского, это не просто перст Божий, но и заслуга юного Короткова. Он так хорошо «подкидывал» мячик завсегдатаям кортов — чекистам, что был замечен Вениамином Леонардовичем Герсоном, организовавшим и ныне не канувшее в Лету спортивное общество «Динамо». Любимый помощник безвременно ушедшего Феликса Эдмундовича Дзержинского позвал Сашу прямо в ЧК, на саму Лубянку. По динамовскому уставу спортсмены-динамовцы должны были или служить в органах, или обязательно работать в относящихся к этому обществу учреждениях. Только это и давало право выступать за «Динамо».
Взяли Короткова, конечно, не сразу в оперативники, а для начала в хозяйственный отдел комендатуры. Но и для того, чтобы быть принятым в ОГПУ монтером по лифтовому оборудованию и лифтером, потребовалось личное поручительство Вениамина Леонардовича. Поэтому одна из книг бытописателя и исследователя деятельности советских разведчиков Теодора Гладкова о генерал-майоре Александре Михайловиче Короткове и называется «Лифт в разведку». Можно было бы при желании назвать документальную повесть о короле нелегалов и «Корт в разведку».
Подъем по лубянской служебной лестнице был совершен, словно на скоростном лифте. Тут, конечно, помогали и все тот же теннис, и более серьезный футбол, в котором у Короткова все тоже здорово получалось. Но никакой спорт не вознес бы на вершины профессии, если бы не природная смекалка. В 1928-м он уже делопроизводитель, и не где-нибудь, а в Иностранном отделе. А затем в начале 1930-го помощник оперативного уполномоченного, комсомольский секретарь и общественник.
И пошло, и поехало. Вдруг выяснилось, что помимо отличной физической подготовки и сообразительности долговязому новичку быстро даются языки. Немецкий он учил с пожилым носителем языка из Коминтерна, а французский — с милой девушкой Марией Вильковыской, выросшей за границей. Она (как известно, чекисты и представители всех прочих профессий нередко женятся на своих преподавательницах) стала его первой женой и затем верной помощницей в нелегальных странствиях.
Однажды в конце 1990-х довелось мне увидеть и дочь Короткова от первого брака. Настойчивую, как и отец, статную, уверенно отстаивающую собственную точку зрения. Немного за мать обиженную: Вильковыская и Коротков расстались.
Но на первых порах индивидуальное обучение принесло быстрые плоды. И вот фантастика: в 1933-м «Длинный», таковым по понятной причине был один из первых оперативных псевдонимов Короткова, уже нелегал в Париже. Учится в Сорбонне, выдавая себя за австрийца и, чтобы подстраховаться по причине неважного произношения, чешского происхождения.
Как журналист, начинавший со спортивного отдела, я не могу не рассказать, как переживал он за старшего брата Павла, игравшего в составе сборной Москвы на парижском стадионе. 1934 год, наши приехали на рабочую спартакиаду во Францию, и команду собрали, что надо — не совсем из рабочих, а из лучших футболистов столицы. Среди них и Павел Коротков — будущий заслуженный мастер спорта, двукратный чемпион СССР и обладатель Кубка страны в составе московского «Динамо». Небритый (для конспирации) Александр Коротков, сидя в предпоследнем ряду переполненного стадиона, тихо болел за Павла. Вот такая заочная встреча двух братьев, о которой младший поведал пораженному старшему лишь годы спустя.
Жалел ли Александр, что он не на поле вместе с ребятами-футболистами? Думаю, уже нет. К тому времени он — еще не сложившийся разведчик, но зато действующий нелегал, выезжающий, естественно, под чужим именем и в Италию, и в фашистскую Германию, где поддерживал связь с двумя ценными источниками.
В Париже студент пытался вербовать, не всегда удачно, французских офицеров. Одна из вербовок заканчивается плачевно: французы пытаются выяснить, почему юный антрополог, такова, по легенде, будущая профессия студента Сорбонны, так активно интересуется офицерами их Генштаба. Еще не провал, но Короткова выводят от греха подальше из Франции, отправляют в 1935-м на родину.
Где он долго не задерживается. В начавшиеся чистки не попадает и отправляется в Германию по линии нелегальной научно-технической разведки. Добывает образцы нового оружия. И понимает, что война с нацистской Германией абсолютно неизбежна. Его сообщения в Центр доказывают — вооруженное столкновение двух систем лишь вопрос времени.
Во Франции, куда его снова возвращают в 1937-м, он скорее занимается политической разведкой. И еще, об этом известно не доподлинно, а говорится глухо, уничтожением предателей и врагов советской власти. И работа в двух столь противоположных направлениях на удивление складывается. Его коллег по закордонной разведке объявляют шпионами, расстреливают, а Александру Короткову вручают орден Красного Знамени.
Тут следует это такое привычное для кровавых годов «и вдруг». Его вызывают в Москву. Почему-то многие мои герои увольнялись из органов и подвергались репрессиям именно под Новый год. Берия в конце декабря устраивает разнос группе чекистов, публично клеймя предателями. Среди них и ошарашенный Коротков. Все молчат, орденоносец Коротков пытается очиститься от нелепых обвинений. На него смотрят с ужасом: защищать себя вот так публично в этой среде не принято.
И за все за это Короткова «всего лишь» увольняют из НКВД. А могли бы запросто расстрелять, отправить в лагерь. Другие «счастливчики», как, например, ученик и дальний родственник самого Артузова Борис Гудзь, уходили в водители автобуса, молчали, тактично пережидали в преддверии лучших времен.
А Коротков еще и пишет наркому. Это послание никак не назовешь покаянным. Он никого не обвиняет, но и не оправдывается, не клянется в любви к товарищу Сталину, а просит восстановить его в органах. Письмо резкое, по тем страшным годам — дерзкое.
И Берия по непонятным причинам возвращает Александра Короткова в органы. Как такое могло произойти? Ведь по логике Берии и прочих его единомышленников Коротков являлся типичным предателем. На Лубянку, пусть и в лифтеры, его взял Герсон, в 1938-м арестованный и в 1940-м расстрелянный. В Париже «Длинный» работал у резидента Орлова, сбежавшего на Запад. Попытка одной из вербовок закончилась экстренным выводом Короткова из Франции. Полный набор для предъявления обвинения по любимейшей Берией 58-й статье УК РСФСР. Да, за вторую командировку во Францию наградили орденом. Но в 1939-м прямо обвинили в предательстве. И он, в отличие от других, молчащих ягнят, бурно против этого протестует, обвинения отвергает, клянется, что никаким врагам советской власти его не завербовать.
Логику увольнения Короткова, как и его возвращения, проследить сложно. Да и не было здесь никакой логики. Если только предположить, что до всесильного Лаврентия Павловича дошло: лишь невиновный человек способен на подобную отчаянную дерзость. Или смелость. Вторая причина: Коротков продержался до 1939 года. Из органов были вычищены сотни и сотни. На столе Берии докладная записка проверяющих: связь Короткова с арестованным Герсоном не установлена.
А война совсем близко, что Лаврентию было совершенно понятно. Надо кому-то и работать, восстанавливать оборванные связи, передавать и обрабатывать подготовленную источниками информацию. Особенно из Третьего рейха.
В профессиональных качествах Александра Короткова сомнений ни у кого не возникало. Степанов, таков теперь псевдоним разведчика, не раз информировал о приближении войны. И его источников даже Берия считал надежными. Александра Михайловича назначают заместителем начальника 1-го отделения внешней разведки. Где он к ужасу своему понял, что в последовательно зачищенных Ягодой, Ежовым и Берией резидентурах в некоторых государствах вообще не осталось его коллег. Да, пришли по набору новые, иногда способные люди, но какие же неопытные. Даже в стране главного противника Германии резидентуру возглавляет дилетант Амаяк Кобулов, брат дружка Берии Богдана Кобулова. А помогают им еще двое разведчиков. Немецким языком на всех троих владеет лишь один. Каково это сознавать Короткову, над которым в свое время подсмеивались, что он говорит с венским, так и было, акцентом.