— Так ведь только под Москвой. Надо было проехать через всю Европу. Это мог сделать лишь человек, наделенный определенными способностями. Тут тоже проглядывается будущий разведчик.
— Возможно, но до разведки было еще далеко, — замечает Молодый-младший.
А я бы сказал, что дорогу к ней Конон Молодый прокладывал сам. Сознавал ли, что ждет его? Не уверен. Но, демобилизовавшись, фронтовик Молодый без всякой помощи поступил в престижный московский институт. Был человеком способным, учился хорошо. Особенно здорово давались языки. Английский — как родной, с американским произношением.
Ну, это понятно: детство с 1932-го по 1938-й Конон провел у тети Анастасии Константиновны, старшей сестры своей мамы Евдокии Константиновны, в США. Отец Трофим Кононович скончался в Москве от инсульта, был он далеко не стар, семье ничего не оставил, и жена с детьми бедствовала. Денег никаких, в стране голодно, введена карточная система. Всяческими правдами и неправдами Конона удалось вывезти в Калифорнию.
Учился, радуя тетю и преподавателей, однако страшно скучал по дому. Тетя Анастасия Константиновна не хотела отпускать любимого племянника в Москву, но он показал характер и с помощью сотрудников советской дипломатической миссии был отправлен на родину. Так что школу заканчивал уже дома.
А после войны в институте всерьез взялся за китайский и выучил его. У сына Трофима хранился учебник китайского, который его отец написал в Москве еще студентом, взяв в соавторы настоящего носителя этого труднейшего языка. Может, помимо таланта сказались и гены? Ведь родители Конона были профессорами. Да, наверное, и жизнь в Калифорнии, когда судьба забросила паренька в совсем новую среду, пробудила способность к языкам. Как бы то ни было, Молодый помимо английского знал немецкий, легко освоил французский.
Сын Трофим уверен, что именно в институте люди из советской внешней разведки заинтересовались студентом-полиглотом: прошел всю войну фронтовым разведчиком, член партии с 1942-го, с американскими реалиями за восемь лет жизни в Штатах знаком прекрасно. Из кого же еще, как не из таких преданных и надежных готовить нелегалов?
С 1951 года, как полагает Трофим Кононович, отец проходил специальную подготовку. Из него, учившегося на специальных курсах уже под другой фамилией, тщательно лепили профессионала. Конечно, нелишними оказались и кое-какие военные навыки. Хотя разведка фронтовая и нелегальная — это небо и земля.
А где-то в конце 1953-го — начале 1954-го Конон Молодый напрочь исчез. Родным, друзьям, сокурсникам сообщил, что по распределению отправляется в Китай, в провинцию отдаленную и недоступную. Для молодого специалиста командировка по тем временам завидная. Даже родственники ни о чем не догадывались.
Жил Трофим с мамой, бабушкой и маминой сестрой в густонаселенной квартире на Новоостаповской в Пролетарском районе. Отец в то время был действительно далеко, но если раз в год или даже чаще выбирался в Москву из далекой своей китайской тьмутаракани, все были счастливы. Наша разведка придумывала Молодому такую легенду, которая полностью оправдывала его отсутствие в Лондоне. Практика тогда отработанная: из Англии на материк в Европу выезжал мистер Лонсдейл, где-нибудь в Париже или Цюрихе ему меняли документы, и в Венгрию, ГДР или Польшу приезжал человек совсем под другой фамилией. А оттуда и до Москвы этому «иностранцу» оставалось совсем недалеко. И подарки домашним привозил соответствующие. Трофиму, к примеру, расписные тарелочки с фанзами, китайские картиночки. Да, товарищи из Центра легенду прикрытия соблюдали со стопроцентной достоверностью.
Конон писал подробные отчеты, получал новые задания, и вскоре в Лондоне вновь появлялся мистер Лонсдейл. Раньше же все не было так компьютеризировано, как сейчас, при пересечении границы следов не оставляли.
Возникала необходимость отправить письмо сыну и мужу, и домой к Молодым приезжали любезные люди «из МИДа». Китайская провинция такая далекая, что посылать туда или оттуда письма — бесполезно, не дойдут. Так что, пожалуйста, пишите, мы обязательно передадим с оказией.
А Конон Молодый в это время уже работал в Северной Америке. Легенда была такая. Его «папа», канадец Лонсдейл, действительно погиб на войне, «мама» — умерла. Их документы, как и метрика сынишки Гордона, имевшиеся у советской разведки, были подлинными. И вот в Канаде появился начинающий бизнесмен Гордон Лонсдейл, он же советский разведчик под псевдонимом Бен.
Там, как полагает Трофим Молодый, его отец пробыл месяца три-четыре. Легализовался, получил уже совсем подлинные документы. И в Америку приехал, чтобы, опять-таки по легенде, получить хорошее образование. Оттуда — в Лондон, где, как совершенно верно вычислили еще в Москве, учеба обходилась гораздо дешевле. Да и в Штатах долго оставаться было нельзя: не будешь же годами раздумывать, куда ехать учиться, не состыковывалось бы это с легендой. И как бы Гордон объяснил, на что он живет в Нью-Йорке? Потому и торопился с отъездом.
Тут во время всех этих переездов произошла классически неприятная история, которая может случиться с любым, даже самым подготовленным разведчиком-нелегалом. Характерно, что, по рассказам лично знакомых мне нелегалов, случайные встречи с хорошо знакомыми людьми из прошлой, реальной, а не залегендированной жизни, происходили в международных аэропортах.
Банальщина, однако какая опасная. В парижском аэропорту к нему бросился с объятиями однокашник Жора Маслов. И здорово обиделся, когда Конон Молодый, пять лет с ним проучившийся, не признал дружка за своего.
А до Европы Бен прошел отличную стажировку в Нью-Йорке. Опытнейший нелегал Абель — Фишер, резидент советской разведки в Штатах, опять-таки по мифическому преданию, авторство которого принадлежит Молодому, увидев его впервые на конспиративной встрече, воскликнул: «Партизан!» Правдивость эпизода оставим на совести Конона.
Но вот то, что им пришлось не так долго проработать вместе, сомнению не подвергается. На связи с Молодым находились ценнейшие агенты-американцы — супруги Моррис и Лона Коэн. Так Лонсдейл набирался опыта. То, что он изучал в теории в подмосковной разведывательной школе, теперь приходилось осваивать на практике: устройство тайников, выемка и закладка информации, ее передача, встречи с агентами… Постоянная проверка, нет ли «хвоста»… Работа с Фишером и Коэнами пошла Бену на пользу.
Возможно (это всего лишь версия Трофима Молодого), но Центр специально, еще в США, познакомил его отца с Моррисом и Лоной. Трофим полагает: уже тогда планировалось, что в Лондоне они после вывода из США станут радистами Бена. Сам Конон Молодый уже в Москве любил повторять, и Трофим крепко его слова запомнил, что «успех в разведке всегда приходит по плану». Так и получилось, только в Англии Коэны работали уже под именами другими — Питера и Хелен Крогер из Новой Зеландии. А Питер Крогер, он же Коэн, в Москве незадолго до своей кончины рассказывал мне в подробностях: в Нью-Йорке именно Бен стал одним из наиболее приятных и доброжелательных его связных. Так что личный, чисто человеческий контакт, без которого в разведке сложно, был установлен еще в Штатах.
Но давайте вернемся в Англию, предлагает Трофим Кононович. Там его отец взялся за изучение китайского языка — на сей раз в Лондонском университете. Начинающему коммерсанту и студенту Гордону Лонсдейлу было уже, как и почти всем его однокурсникам, за тридцать. Возраст этот никого не смущал. Во-первых, война отодвинула для американцев и англичан сроки учебы. Во-вторых, брались штурмовать китайские иероглифы люди зрелые, имевшие уже по одному, а то и по два диплома.
Все они объясняли стремление освоить экзотический тогда для Европы и Штатов язык одним: страстным желанием сделать хороший бизнес в набиравшей силу громаднейшей азиатской стране.
Но еще в Москве, когда решалось, где приложить Конону лингвистические и прочие способности, было решено остановиться именно на китайском. В Центре справедливо рассудили, что и американская, и британская разведки перед отправкой в КНР направляют своих офицеров в университет, чтобы как следует подучить язык предполагаемого противника.
Что почти стопроцентно подтвердилось. Вместе с разведчиком из Москвы в университете китайский «грызли» его западные коллеги. Все они были выявлены Беном, данные на них переданы в Центр. Один из однокурсников даже признался ему на прощание: «Знаешь, Гордон, из всей нашей группы только ты и я — не разведчики».
Конону Трофимовичу тогда вообще пришлось нелегко. Автору учебника китайского языка надо было делать вид, что он его совсем не знает.
А однажды другой сокурсник из Израиля чуть не заставил Конона — Гордона рассмеяться и нарушить всю конспирацию. Учил пить фронтовика-разведчика русскую водку маленькими рюмками и крошечными глотками.
Вообще случалось со студентом Лонсдейлом немало любопытного. Как-то вместе с большой группой студентов с разных курсов они выехали на лоно природы. Среди загоравших и хорошо знакомые ему коллеги по учебе, и несколько впервые встреченных им молодых людей. Один из них и ринулся в речку, да как замахал руками, поплыв привычными у нас, однако совсем не принятыми в Британии саженками. Гордон наблюдал за ним с понятной тревогой. Как выяснилось, внимание на необычный стиль обратил не только он. После этого заплыва в университете студент тот больше никогда не появлялся. Осторожные расспросы Лонсдейла закончились ничем: уехал, куда-то перевелся. Короче — навсегда исчез.
В Англии Бен завербовал нескольких агентов, добыл немало ценнейшей информации. Получил он в том числе образцы военной химической продукции, разработкой которой как раз и занимались в секретной английской лаборатории в Портон Дауне немецкие ученые, служившие в годы войны еще Гитлеру. Кстати, отсюда и одна из сюжетных линий кинокартины «Мертвый сезон». В фильме штрихами, тонкими и не слишком автобиографичными, обозначена судьба советского разведчика Молодого, а не Абеля — Фишера, как до сих пор уверены многие этот фильм посмотревшие и полюбившие.