Успешно шла и коммерческая деятельность Бена. Он сэкономил немало средств для советской разведки. Игровые автоматы приносили Гордону Лонсдейлу немалые доходы, превратив его в независимого человека. Так что обычно непростой для разведчиков-нелегалов вопрос — как объяснить окружающим, откуда деньги — отпал сам собой. После того как в 1959 году Лонсдейл был удостоен золотой медали на Брюссельской международной ярмарке, сама королева присвоила ему титул сэра. Тут невольно вспоминается мне еще один герой этой книги — нелегал Григулевич, «дослужившийся» до звания посла.
Удачливый коммерсант Лонсдейл аккуратно отчитывался и перед британской казной, платя налоги, и перед Центром. Дома Молодый подсмеивался, клялся, то ли в шутку, то ли всерьез, что сделал состояние благодаря политэкономии и учению Карла Маркса.
И, даже попав в тюрьму, Молодый сумел заработать огромные по тем временам деньги. Еще во время судебного процесса волею обстоятельств заключил он с одним крупным британским издательством контракт. За книгу «20 лет секретной службы» с описанием собственной жизни ему полагалось 100 тысяч фунтов. Вот уж где Конон Трофимович дал волю богатой фантазии. Сын, потом переводивший опус с английского на русский, называет его бредом, настолько в книге все намеренно запутано. Как, например, эпизод с немецким офицером (Абелем), отпустившим партизана Молодого, да еще и проводившим его пинком по копчику. Сам Конон Молодый, вернувшийся после отсидки домой, откровенно смеялся над этим своим сочинением. Однако отсюда и многочисленные мифы о Бене. В его писания поверили, растиражировали на многих языках и пошли по миру гулять легенды о Гордоне Лонсдейле. Но британцы об этом и не подозревали, рассчитались с сидевшим в тюрьме автором сполна, а он, как и полагалось в те годы, передал весь гонорар до последнего пенса родине. Правда, потом книгу рискнули перевести коллеги по социалистическому лагерю — поляки. Ведь и предал Конона, и не только его, их соотечественник, да и один из поставщиков информации, с которым Бен работал в Англии, был завербован в Варшаве. И вот мизерную сумму за публикацию этого перевода на польский Конону Трофимовичу милостиво разрешили получить в Москве.
А из Лондона всю добытую Беном и его источниками информацию в советскую столицу передавали скромные владельцы букинистического магазина Хелен и Питер Крогер. Они же знакомые по США Лона и Моррис Коэн — идеальные связники и радисты советского резидента Бена.
Как-то в 1959 году Молодый приехал на квартиру своих радистов с высоченной температурой. Элементарно порезал руку, а началось заражение крови, предлагали даже ампутацию, иначе, мол, гангрена. Помог врач-китаец, вылечивший какими-то своими экзотическими методами. Однако, несмотря на дикую боль, встречу с радистами пропустить было никак нельзя. Бен попал прямо на сеанс радиосвязи с Москвой. И тут тетя Лона, как называет крестную Трофим, прочитала ему только что полученную радиограмму: «Трофим, 53 сантиметра». Конон переспрашивает, не понимает. Тут Лона ему: «Дурак, у тебя сын родился». И Молодый, отметив после выздоровления счастливейшее событие, предложил друзьям стать крестными его сына. С тех пор Конон Трофимович так и обращался к Коэнам, уже в Москве говорил жене Гале и Трофиму: «Поедем к крестным».
Замечу: в судьбе Конона Молодого осталось столько непонятного, что часть этого то ли специально, то ли по ошибке накрученного коснулась и биографии сына. В одной из книг написано, будто родился он в 1959 году в Варшаве. Трофим Кононович усмехается. Нет, родился в 1958-м и не в Варшаве, а в Москве.
Арестовали Молодого в 1961-м, как я уже написал, из-за предательства офицера польской разведки. Имя мерзавца, утопившего многих своих и иностранных разведчиков, Михаил Голеневский. В 1961-м приговорили к 25 годам заключения. Всю вину Гордон Лонсдейл взял на себя. Однако и Крогеры, не сказавшие на суде ни слова, и британские агенты Бена, решившие сотрудничать с местной контрразведкой, получили неожиданно суровые сроки заключения.
Несколько неправдоподобно, но именно в лондонской тюрьме Уормвуд-Скрабс судьба свела Бена с другим пленником и тоже советским разведчиком Джорджем Блейком, приговоренным за шпионаж в пользу Советов к 42 (!) годам. Бен поражал загрустившего было Блейка невиданным в тюремных стенах оптимизмом. Спорил с англичанином, доказывая ему, что через несколько лет они с Джорджем встретятся на параде в честь 7 Ноября на Красной площади. Удивительно, но так и случилось. Отсидевшего несколько лет в тюрьмах ее величества Бена обменяли в 1964-м на англичанина Гревилла Винна — связника предателя Олега Пеньковского. А Блейк с помощью ирландских друзей бежал из тюрьмы и добрался сначала до ГДР, затем и до СССР.
Дома в Москве об аресте сына, мужа и отца даже не знали. Только когда в Лондоне уже вовсю шел судебный процесс, к Галине Петровне пришли и сказали: ваш муж — советский разведчик, ему грозит долгое тюремное заключение. «Мама была в шоке, от которого было трудно оправиться», — вздыхает мой собеседник Трофим Кононович. Потом сообщили и о жесточайшем приговоре. Маленький Трофим, было ему три года, никак не мог понять, почему мама все время грустит и плачет.
Отец не любил рассказывать домашним о тюрьмах ее величества. Правда, изредка, но проскальзывало в разговорах, что сначала, когда Гордона Лонсдейла еще надеялись перевербовать, держали его в одиночной холодной камере. Отключали свет, а потом ночью включали, не давая спать. Но стойкость Гордона скоро убедила и настойчивых англичан: этого парня никогда не сломать. И Гордон Лонсдейл зажил обычной тюремной жизнью, стараясь не выделяться среди сокамерников. Сбавил в весе, ходил на прогулки, работал над книгой. И ждал, терпел, веря, что свои не бросят и в беде не оставят.
Уже потом, после возвращения отца из Англии, Трофим Молодый познакомился и с другом своего отца Вильямом Фишером — Рудольфом Абелем, и его дочерью Эвелиной. И той семье сообщили об аресте Абеля — Фишера без излишних подробностей. Вроде бы конец 1950-х — начало 1960-х, хрущевская «оттепель», однако подробной информацией родственников арестованных разведчиков совсем не баловали.
Правда, когда в апреле 1964-го Конон Трофимович вернулся домой, семье довольно быстро дали двухкомнатную квартирку в доме на Фрунзенской, где и сейчас живет немало чекистов. Трофиму только-только исполнилось шесть, а как раз накануне отца обменяли. Пришел он из детского сада, мамы дома нет. Куда делась — неизвестно. И вдруг — отец. «Мне было так хорошо, что у меня есть отец, что все это не сказки. — Трофим Кононович вздыхает. — Я же не знал, кем он был, где. На все мои вопросы отвечали — папа далеко, в Китае. Я-то сам этого не помню, но мама мне рассказывала, что так я грустил без отца, даже милиционеров за сапоги обнимал, думал, что сапоги — папины. И наступило в моей жизни счастье».
Конон Молодый любил и умел водить автомобили. Сначала крутил баранку на старинной «Волге». Тот пикап еще первых выпусков с оленем на капоте терпеливо дождался его возвращения. Потом пикап продали, и хотя новое авто купить было почти немыслимо, Конону Трофимовичу это удалось. Вместе с женой, сыном и приемной дочерью Лизой от первого брака Галины Петровны четыре раза подряд, с 1966 года, ездили отдыхать на море. Встречались с теми немногими, доверием облеченными, кто знал, что за гость с семьей к ним пожаловал. Принимали хорошо.
Вопреки легендам о том, будто разведчики могут здорово выпить, Конон Трофимович, это его сын знает точно, свою меру знал твердо. Пьяным Трофим отца никогда не видел. Лишь однажды на дегустации в знаменитом Абрау-Дюрсо мать встретила подругу, вместе с которой была в оккупации. Той, дегустатору по профессии, на работе пить было не положено, и она пригласила друзей к себе домой. Вот тогда режим и был крепко нарушен. После, вернувшись в гостиницу, отец, хотя и был, по словам Трофима Кононовича, человеком исключительно демократичным, приказал: «Все, хватит. Ездим только на море».
А еще Конон Трофимович очень любил хоккей. В лужниковской ложе «А» тогда все болели за непобедимый ЦСКА, в крайнем случае за «Спартак». Конон же и небольшая группа товарищей в аккуратных пиджаках нарушали гармонию, страстно поддерживая «Динамо».
Молодый, несмотря на то, что был помоложе Фишера — Абеля, поддерживал дружеские связи со своим бывшим начальником по Нью-Йорку. Оба с увлечением, которое тщательно скрывали от других да и от себя тоже, наблюдали за съемками фильма «Мертвый сезон». Первую часть фильма оба воспринимали относительно благожелательно: там были и опознавательные знаки, и какие-то эпизоды, все же напоминавшие то, чем занимались нелегалы. А над второй серией дружно подсмеивались. Трофим Кононович твердо знает, что его отца должен был играть не Донатас Банионис, а другой актер, совсем на него непохожий. Тогда на семейном совете с участием мамы и дочери Лизы решили обратиться к молодому режиссеру Савве Кулишу с просьбой подыскать кого-то, на Конона похожего. Похожим оказался Банионис. Отец, по словам Трофима Молодого, с ним познакомился, что-то советовал. Но пришло время озвучивать картину, и выяснилось, что актер из Литвы по-русски изъясняется с сильным акцентом. Так что на озвучку пригласили знаменитого «Шурика» — Александра Демьяненко.
Наступил ответственный момент. Первый просмотр фильма. Собрался на киностудии весь художественный совет. И судьба фильма повисла на волоске. Не нравился Банионис. Совсем был, с точки зрения киноспецов, «не героическим, не видным». И Молодому пришлось его отстаивать еще во время съемок, объяснять, что героического и видного разоблачили бы моментально.
На этом же худсовете один из редакторов обвинил режиссера в незнании специфики разведки. И тут слово взял разгневанный Молодый. Прямо спросил редактора: а сам-то он специфику разведки знает? И получив невнятный ответ, выпалил: «А я — знаю. Оставьте фильм в покое». И «Мертвый сезон» появился на широком экране, который не покидает и сегодня.
Во второй половине 1980-х, когда в преддверии перестройки люди вздохнули чуть посвободнее, популярнейший актер Вячеслав Тихонов поведал в одной из газет, что воплотить образ советского нелегала, действовавшего во время войны в Берлине, ему помогло личное