Согласно показаниям Монвуазен, во время одной такой оргии мадам де Монтеспан молила дьявола о возвращении любви короля, который охладел к ней.
Скандал, таким образом, затронул интересы самого короля, поэтому следствие было прекращено, вдову-отравительницу Монвуазен поскорее казнили.
И вновь выскажу сомнения в достоверности этой части показаний, полученных лейтенантом Дегрэ. По сей день неизвестно, действительно ли фаворитка Людовика участвовала в чудовищных «чёрных мессах» и планировала убийства соперниц — как неизвестно, имели ли место в действительности сами сатанинские оргии. В падении всесильной фаворитки были заинтересованы несколько её соперниц: от бывшей королевской любовницы Луизы де Лавальер до будущей — мадам Ментенон. Некоторые показания Монвуазен и, особенно, аббата Гибура производят впечатление бреда психически не очень здоровых людей. Хотя факт изготовления ядов вдовой и продажей этих ядов некоторым представителям светского общества (герцогине Суассонской, например) сомнения не вызывает.
Так или иначе, король не предпринял ничего против своей фаворитки, несмотря на обвинения в её адрес. Её не только не судили, но даже не удалили от двора. Лишь в 1691 году она оставила двор — по собственному желанию, но с разрешения короля.
Впрочем, судьба госпожи де Монтеспан (кстати, матери семерых королевских детей и пра-пра-прабабки «короля французов» Луи-Филиппа) остаётся вне рамок нашего повествования. Скажем лишь, что «Дело о ядах» и «Дело вдовы Монвуазен» является фоном событий, описываемых в новелле Э.Т.А. Гофмана «Мадемуазель де Скюдери», а также в романах Анн и Серж Голон о маркизе Анжелике. Александр Дюма посвятил преступлениям маркизы де Бренвилье новеллу в книге «Знаменитые преступления».
К концу «тридцатилетия ла Рейни» Париж, действительно, стал самым безопасным (в криминальном отношении) и, что немаловажно, самым освещённым городом Европы — здесь имелись 6000 уличных фонарей, установленных на деньги от специального налога, введённого генерал-лейтенантом полиции. Налог назывался «грязь и свет», поступления от него использовались на благоустройство парижских улиц. Сама же полиция Парижа стала называться «современным чудом света».
Преемники господина де ла Рейни приумножили славу этого чуда, хотя оставили о себе славу двусмысленную. Например, об Антуане де Сартине, возглавлявшем полицию уже в XVIII веке, с 1759 по 1774 год, при Людовике XV, тот же Видок в своих «Записках» пишет с нескрываемой насмешкой:
«Не знаю, каких сыщиков имели при полиции гг. Сартин и Ленуар, известно только то, что во времена их администрации ворам была, что называется, лафа, и их водилось немало в Париже. Главный начальник полиции мало заботился о том, чтобы остановить их подвиги, это было не его дело; только он не прочь был познакомиться с ними и от времени до времени заставлял их забавлять себя, если знал их за людей ловких и искусных в ремесло»[59].
Согласно рассказу Видока, Сартин поддерживал славу возглавляемой им полиции весьма своеобразным методом. Например, он мог призвать к себе опытных воров и сообщить им, что в Париж прибыл богатый иностранец. И не просто сообщить, но и приказать… обокрасть его! По словам главного полицейского, такая кража поддержит славу парижских уголовников. Украденные вещи воры, естественно, приносили генерал-лейтенанту Сартину. Далее действие развивалось следующим образом. Обворованный иностранец обращался в полицию — и буквально через четверть часа получал украденные вещи назад. Естественно, восхищению иностранца такой оперативностью не было предела — и не было предела славе парижской полиции.
Видок утверждает также, что в бытность Сартина начальником парижской полиции, искусные воры являлись желанными гостями в великосветских салонах.
Здесь они демонстрировали свою ловкость, а знатные дамы и господа в восхищении аплодировали им. Зачастую титулованные особы ходатайствовали об освобождении преступников из тюрьмы — именно по причине удивительного таланта.
В то же время нельзя не отнять у Антуана де Сартина и организационных способностей. При нём умножилось число масляных уличных фонарей. При нём же невероятно возросло число тайных полицейских информаторов — как из уголовников, так и добропорядочных граждан. Правда, использовал он этот ресурс гораздо чаще в политических целях, нежели в целях борьбы с уголовной преступностью. Рассказывают, что однажды Сартин гордо сказал королю:
— Сир, если на улице останавливаются поговорить трое парижан, уверяю вас: один из них — мой человек.
Ему же, кстати, принадлежит и знаменитый афоризм «Ищите женщину!» («Cherchez la femme»). Он имел в виду, что за каждой тяжбой и за каждым преступлением всегда можно найти женщину, которая являлась вдохновительницей.
Так или иначе, Сартин стал такой же легендой парижской полиции, как и Рейни. Легендой, естественно, дореволюционной. В то время, когда Видок решил обратиться к господину Анри с предложением своих услуг, о Сартине ещё ходили легенды — и среди преступников, и среди полицейских. Но время уже было иное.
Революция внесла свои правки и в дело охраны общественного порядка. Пост министра полиции с 1799 года занимал бывший якобинец, а затем — бонапартист Жозеф Фуше. При нём также больше внимания уделялось политическим преступлениям (заговорам и покушениям), нежели уголовным.
Первые дела агента Видока
Префектом Парижской полиции в момент обращения Видока был барон Этьен Дени де Паскье. Именно он должен был дать Анри, начальнику II полицейского управления, разрешение на сотрудничество с «королём каторжников» Эженом Франсуа Видоком. И разрешение было получено. Заключённому тюрьмы Лафорс об этом сообщил сам господин Анри в своём кабинете на Малой улице Св. Анны.
Видока освободили из тюрьмы в обмен на сотрудничество — но не помиловали.
Само освобождение было обставлено как очередной побег из-под ареста. Приговор за побеги, за прочие преступные деяния, бывшие и не бывшие в действительности, оставался в силе. В любой момент власти могли отправить его на много лет в каторжную тюрьму или на галеры.
Но Видок был убеждён в том, что Анри, славившийся проницательностью и искусством разбираться в людях, прозванный парижскими уголовниками «Злым гением» (или «Злым роком») именно за эти качества, — что этот полицейский прозорливец поверил ему, поверил в искренность намерений Видока. И он взялся за новое для него дело с прежней энергией и решительностью.
В те дни — летние дни 1809 года, — многие парижане могли видеть мужчину и женщину средних лет, выглядевших как обычные парижские обыватели. Мужчина среднего роста, с широким, открытым лицом и обаятельной улыбкой, с сильной проседью в пышной каштановой шевелюре и цепким внимательным взглядом светлых глаз; женщина — миниатюрная, миловидная, улыбчивая. Оба одеты неброско и опрятно. Это были новоявленный агент полиции Эжен Франсуа Видок и его верная подруга Аннетта. С этой минуты в течение нескольких лет она была его верной помощницей.
Видок и Аннетта занимались тем, что можно было бы назвать рекогносцировкой — они старались как можно чётче запомнить сцену своих будущих подвигов: лабиринт парижских улиц, пути отхода, сквозные дворы, парки. В те времена не существовало разработанных методик ведения следствия, так что Видоку приходилось импровизировать.
По словам Видока, изучением места действия он занимался ровно 22 дня. На 23-й день пребывания на свободе, его вызвал к себе «Злой гений». Видок получил первое задание: схватить неуловимого фальшивомонетчика по имени Вотрен. Но предупреждение Анри о том, что прежние агенты упустили Вотрена, так что сразу после ареста тому удалось бежать, вызвало у нашего героя насмешливую улыбку.
Ещё бы — для него нерасторопность полиции не была неожиданностью, он ведь и сам неоднократно бежал из-под ареста, пользуясь этим качеством стражей закона.
— Но мне нужны все сведения о нём, которые есть у полиции, — предупредил Видок.
— Это справедливо. Разумеется, вы будете знать всё, что известно нашим агентам, — и Анри отдал соответствующее распоряжение.
Увы! Всё, что могли сообщить Видоку полицейские агенты, сводилось к сведениям о некоторых привычках знаменитого фальшивомонетчика.
Пришлось нашему герою и его верной подруге всё начинать с нуля. Спустя день или два после тщательной разведки Видок узнал, что Вотрен не так давно оставил свои вещи в меблированных комнатах на бульваре Монпарнас. Видок установил слежку за домом, полагая, что Вотрен либо придёт сам, либо пришлёт кого-нибудь за вещами. Неделю слежка не давала никаких результатов, так что охваченный азартом Видок решил снять квартиру поблизости и поселиться там вместе с Аннеттой. Семейная пара вызывала куда меньше подозрений, чем одинокий мужчина.
Наконец, однажды вечером он дождался появления Вотрена и его сообщника. Схватить их обоих Видоку не удалось — его добычей оказался лишь товарищ Вотрена. Видок не имел права на самостоятельный арест, но, понадеявшись на то, что схваченный им мужчина этого не знает, он добился признания, что тот не только знакомый, но и соучастник Вотрена, а также указания адреса, по которому проживали они оба. Оказалось, разыскиваемый преступник живёт не так далеко отсюда — на улице с говорящим названием La rue des Mouvais Garçons (улица Плохих Ребят), в доме под номером 4. Отправив Аннетту за полицейской стражей, Видок пускается по указанному адресу и застаёт Вотрена. Здесь ему удаётся захватить и обезоружить забаррикадировавшегося фальшивомонетчика — как раз к моменту, когда подоспели полицейские. Вотрен был арестован и препровождён в тюрьму.
Видок получил первое денежное вознаграждение и благодарность от Анри. Что до Вотрена, то он был приговорён к смертной казни (фальшивомонетничество во всех странах наказывалось очень сурово) и спустя короткое время обезглавлен.
Таковы были первый розыск и первый арест, осуществлённые Эженом Франсуа Видоком. На первый взгляд, в этих событиях нет ничего из ряда вон выходящего. Но уже здесь Видок применил качества и приёмы, ставшие впоследствии визитной карточкой Видока-сыщика. Прежде всего — наблюдательность, ориентация на местности. Умение маскироваться, выдавать себя за другого. Умение разговорить нужных людей. Терпеливость, способность ждать — часами, днями и даже неделями.