коллеги, частные и полицейские детективы и т. д.). На основе собранных сведений журналист написал несколько хлёстких и ярких статей под общим названием «Девичья дань современного Вавилона». Статьи потрясли лондонское общество. Современники рассказывали, что соответствующие номера газет перепродавались вечером по двойной цене, тираж «Пэлл-Мэлл гэзетт» существенно вырос, а имя Стида заблистало на лондонском горизонте.
Увлёкшемуся журналисту показалось недостаточным всего лишь пересказывать то, что ему сообщали. Он знал о практике продажи английских девушек в бордели, в том числе, континентальные. Но ему хотелось поразить общество, что называется, скандалом из первых рук — и тем самым доказать, что в этой сфере за последние двадцать лет не произошло никаких изменений.
Вот так и возникло дело, впоследствии получившее название «Дело Элизы Армстронг». Связавшись через Армию спасения с бывшей проституткой и содержательницей борделя Ребеккой Джарретт, Стид уговорил её разыграть продажу несовершеннолетней девочки в бордель. Сам он должен был сыграть роль клиента-покупателя, а миссис Джарретт — саму себя из прежней жизни, то есть, владелицу публичного дома. Совместными усилиями они отыскали некую алкоголичку Элизабет Армстронг и предложили той продать им тринадцатилетнюю дочь Элизу Армстронг. Матери было предложено пять фунтов стерлингов. Элизабет согласилась. Формально речь шла о работе служанкой, но, как заявила Стиду Ребекка Джарретт, мать прекрасно понимала, что продаёт малолетнюю дочь в публичный дом. Девочку отвезли в бордель, а затем туда же, под видом клиента, прибыл и Уильям Стид. «Купив» Элизу, Стид отправил её во Францию, под опеку всё той же Армии спасения.
Вслед за тем, предупредив читателей, что ханжам и святошам лучше не читать последующие статьи, он начал печатать новую серию статей («Девственница за пять фунтов») о детской проституции в Лондоне. При этом он не указывал, что сам выступал в качестве «покупателя» девочки; юная Элиза в статьях носила имя Лили.
Разумеется, новые статьи ещё больше подогрели интерес читателей — номера перепродавались по шиллингу, что в двенадцать раз превышало обычную цену.
Начались массовые акции протеста, настолько напугавшие правительство, что Стида официально попросили прекратить публикации. Стид ответил, что сделает это, если будут приняты те самые поправки к закону.
Парламент проголосовал за повышение «возраста согласия» с тринадцати до шестнадцати лет.
Но вслед за тем автор разоблачений оказался в роли сначала подсудимого, а затем и заключённого. Вдруг объявился некий мужчина, называвший себя мужем Элизабет Армстронг и отцом Элизы. А поскольку Стид по закону должен был заручиться согласием обоих родителей на «работу» дочери, то мужчина подал на него в суд. Та же самая общественность, которая жадно читала разоблачения Стида, теперь азартно травила журналиста. Его обвинили в том, что ради успеха своего расследования он фактически совершил то, в чём обвинял других: вынудил к продаже мать и купил тринадцатилетнюю девушку. Мать Элизы тоже вдруг заявила: она ни сном, ни духом не догадывалась, что её дочь покупали для занятий проституции, а не для того, чтобы она работала служанкой в богатом и респектабельном доме. Но даже на работу служанки Элизабет, по её словам, согласилась не сразу, а лишь после долгих уговоров и под сильнейшим давлением со стороны Стида и Джарретт. Да и тот факт, что девушку, для вящей достоверности, напоили в борделе шампанским, а затем в комнату под видом клиента явился сам Стид, тоже выпивший немало (перепуганная девушка при этом подняла страшный шум, из-за чего Стид спешно ретировался), не говорил в пользу газетчика.
Суд приговорил «отца журналистских расследований» к трёхмесячному заключению. Эти три месяца он впоследствии назвал лучшим отдыхом в своей жизни и долго хранил на память тюремную робу и даже сфотографировался в ней, хотя ни разу не надевал её в тюрьме.
В книге Гэвина Уэйтмена «Тайна жертвы «Титаника»: подлинная Прекрасная Леди»[135] фактически подтверждаются обвинения в адрес Стида. Кроме того, согласно Вайтману, история 13-летней Элизы Армстронг своеобразно преломилась в знаменитой пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион». Девочка, которую то ли пытались, то ли не пытались продать за пять фунтов, стала прототипом Элизы Дулитл — главной героини пьесы. Соответственно, бесцеремонно вышедший на авансцену отец Элизы Армстронг, возможно, шантажировавший Стида, прежде чем подать на него в суд, стал прототипом столь же бесцеремонного мистера Дулитла. В пользу этого утверждения говорит целый ряд деталей подлинного «Дела Элизы Армстронг», появившихся в «Пигмалионе». Ну и, конечно, тот факт, что во время расследования Бернард Шоу работал в «Пэлл-Мэлл гэзетт» под руководством Уильяма Стида. То есть получал всю информацию из первых рук.
На суде Уильям Стид виновным себя не признал; что до мягкости приговора, то суд учёл благородные мотивы подсудимого, боровшегося за права женщин.
Так или иначе, расследование принесло Уильяму Томасу Стиду скандальную известность. Дальнейшая его судьба была не менее бурной и разнообразной. Он продолжал разоблачать и расследовать; он боролся за мир во всём мире и за Соединённые Штаты Европы; он путешествовал по миру и писал интереснейшие статьи и книги. Например, после поездки в Россию (1888 год), он написал книгу «Правда о России», которая, хотя и содержала немало критических замечаний, в целом была чрезвычайно благожелательной по отношению к России и тогдашнему русскому императору Александру III.
Стид увлёкся телепатией и активно пропагандировал её, утверждая, что обладает экстрасенсорными способностями и умеет читать мысли. Он оставил свой след и в истории приключенческой литературы — именно Уильям Стид в 1896 году подсказал одному из классиков жанра — Мэтью Фиппсу Шилу[136] — сюжет романа «Сапфир раджи».
В конце жизни Стид близко сошёлся с другим выдающимся человеком, чьё имя неоднократно появлялось на страницах нашей книги (и без которого, признаюсь честно, эта книга не появилась бы никогда) — с Артуром Конан Дойлом.
Правда, общим интересом тут оказались отнюдь не расследования (а создатель Шерлока Холмса тоже занимался журналистскими расследованиями), как можно было бы ожидать, а спиритизм: и Стид, и Конан Дойл были ярыми популяризаторами возможности общения с миром духов (после гибели Стида в Чикаго даже появился спиритический центр его имени). Но это увлечение выдающегося журналиста и общественного деятеля не имеет отношения к теме нашей книги.
Вернёмся к нашему герою. Вот с этим-то злом, буквально захлестнувшим викторианскую Англию, по мере сил боролся герой нашего очерка Игнациус Пол Поллаки — причём задолго до расследований Уильяма Стида. Майор Фицрой Гарднер, автор интереснейших мемуаров о викторианской эпохе «Дела и дни старого повесы» и «Новые воспоминания старого повесы», уделил в них место и знаменитому сыщику — и как раз в связи с таким случаем.
По рассказу мемуариста, знакомство состоялось в 1884, когда двадцатичетырёхлетний Гарднер пытался разыскать исчезнувшую из дома молоденькую девушку, чья мать была приходящей медсестрой супруги родственника Гарднера. Поскольку в то время газеты полнились леденящими душу рассказами о бандах, обольщавших красивых девушек, а затем продававших их в бордели континента, Гарднер обратился к Поллаки, о котором было известно, что он имел обширнейшие знакомства в европейском криминальном мире и опыт в международном сыске:
«Первое представление о том, что такое работа детектива, я получил от Игнациуса Поллаки, в то время — самого известного детектива, пользовавшегося международной славой. Он свободно владел шестью языками и был близко знаком с опаснейшими преступниками четырёх стран[137]. Мне же было тогда двадцать четыре года. Речь шла о похищении человека. Я на всю жизнь запомнил его уроки…
<…>
…Опытный сыщик принял в деле живейшее участие; пропавшая девушка была вскорости найдена»[138].
Но не в каких-то иностранных трущобах, а в пансионе Вестборн Гроув, где она благополучно проживала со своим возлюбленным, занимавшим, по словам Гарднера, достаточно видное общественное положение: «Мы вернули её в семью, и я больше не слышал о ней — до тех пор, пока не встретил, пятнадцать лет спустя, в роли гостеприимной хозяйки одного приёма, на котором, среди прочих, присутствовал покойный король, тогда — ещё принц Уэльский. Она умерла два года назад»[139].
Принц сыщиков, король шпионов
Середина 1860-х годов была периодом расцвета деятельности Поллаки, пиком его карьеры частного детектива. Он обрёл подлинную известность, его имя часто появлялось в печати, звучало в частных и официальных беседах. Так, в марте 1867 года Поллаки вспомнили даже в парламенте. Депутат Палаты общин Бредфорд Хоуп выступил с длиннющей речью, в которой выступил против намерений ужесточить досмотр багажа пассажиров, въезжающих в страну из Франции после посещения открывавшейся в апреле того же года Всемирной выставкой в Париже. Власти опасались бурного оживления деятельности контрабандистов.
Было предложено привлечь к работе на таможне частных детективов, в частности, Игнациуса Поллаки и его сотрудников.
Мистер Хоуп в своей речи заявил, что нет никакой нужды обращаться в контору Поллаки. Он полагал, что полицейские и таможенники вполне справляются со своими обязанностями, а вводить дополнительные меры и привлекать частных лиц, означает непомерное увеличение расходов — действительно, услуги Поллаки и других частных детективов обошлись бы казне недёшево.
В последовавших за речью дебатах приняли участие Бенджамин Дизраэли и Уильям Гладстон. Об этом сообщала статья в газете «Хансенд» от 8 марта 1867 года.