Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие — страница 77 из 131

стории мы видим, как тело его перевозится из Анконы в Рим в почетном сопровождении бесчисленных синьоров и прелатов, оплакивающих кончину мужа и первосвященника, столь редкостного и святого; работа эта изобилует изображениями с натуры всех тех, перечисление имен которых было бы слишком долгой историей, и вся она расписана тонкими и ярчайшими красками и выполнена с разнообразными золотыми украшениями, и части ее весьма обдуманно распределены по потолку, а под каждой историей находится латинская надпись, повествующая о том, что в ней содержится. В эту библиотеку названным Франческо Пикколомини, кардиналом и папским племянником, были доставлены и поставлены посреди помещения три мраморные Грации, древние и прекраснейшие, кои в те времена были первой ценившейся древностью. Эта библиотека, где были собраны все книги, оставшиеся после названного папы Пия, еще не совсем была закончена, когда папой стал названный кардинал Франческо – племянник первосвященника Пия II, который в память дяди пожелал назваться Пием III. Тот же Пинтуриккио изобразил в огромнейшей истории над дверями названной библиотеки, красы этого собора, в огромной истории, говорю я, что занимает всю стену, венчание названного папы Пия III, со многими портретами с натуры, внизу же мы читаем следующие слова: Pius III Senensis, Pii II nepos, MDIII septembris XXI apertis electus suffragiis, octavo Octobris coronatus est (Пий III, сиенец, племянник Пия II, избранный открытым голосованием 21 сентября 1503 года, был коронован 8 октября).

Когда Пинтуриккио во времена папы Сикста работал в Риме с Пьетро Перуджинцем, он находился на службе у Доменико делла Ровере, кардинала Сан Клементе; когда названный кардинал построил в Борго Веккио весьма красивый дворец, он выразил желание, чтобы он весь был расписан этим самым Пинтуриккио и чтобы на фасаде был изображен герб папы Сикста, несомый двумя путтами. Он же выполнил в палаццо ди Сант Апостоло несколько вещей для Шарра-колонны. А немного спустя, а именно в 1484 году, Иннокентий VIII, генуэзец, поручил ему расписать несколько зал и лоджий в Бельведерском дворце, где между прочими вещами он по желанию этого самого папы расписал одну из лоджий сплошь одними видами, изобразив там Рим, Милан, Геную, Флоренцию, Венецию и Неаполь во фламандской манере, что весьма понравилось, так как это давно уже больше не делалось, и там же у входа в главные двери он написал фреской Богоматерь.

В соборе св. Петра в капелле, где хранится копье, коим было прободено ребро Иисуса Христа, он написал на доске темперой для названного Иннокентия VIII Богоматерь, превышающую естественную величину. В церкви же Санта Мариа дель Пополо он расписал две капеллы, одну – для названного Доменико делла Ровере, кардинала Сан Клементе, который впоследствии и был там похоронен, а другую – для кардинала Иннокентия Чибо, в которой этот, в свою очередь, был погребен, и в каждой из этих капелл он изобразил их заказчиков, названных кардиналов. В папском дворце он также расписал несколько комнат, выходящих во двор собора св. Петра, а именно те самые, в которых несколько лет тому назад папой Пием IV были поновлены потолки и росписи. В том же дворце Александр IV поручил ему расписать все помещения, в которых он жил, и всю башню Борджа, где в одном из помещений он изобразил Свободные искусства и все своды отделал лепниной и золотом. Но так как лепнину не умели делать тем способом, каким ее делают теперь, большая часть названных украшений погибла. В этом же дворце он изобразил над дверью одного из помещений Богоматерь с лицом синьоры Джулии Фарнезе и на той же картине голову поклоняющегося ей названного папы Александра. Бернардино много применял в своих живописных работах рельефные орнаменты с позолотой в угоду людям, мало смыслящим в этом искусстве, и для пущего блеска и вида, что в живописи получается очень грубо. В истории же св. Екатерины, написанной им в этих помещениях, он рельефно изобразил арки Рима, фигуры же написал таким образом, что в то время как фигуры находятся впереди, а здания сзади, предметы уменьшающиеся выступают вперед больше, чем те, которые в соответствии с законами зрения должны увеличиваться, – ересь в нашем искусстве величайшая. В замке св. Ангела он расписал гротесками бесчисленное множество помещений, в нижней же части башни, выходящей в сад, он выполнил истории из жизни папы Александра и изобразил католическую королеву Изабеллу, Никколо Орсино, графа ди Питильяно, Джанджакомо Тривульцио вместе со многими другими друзьями и родственниками названного папы, в частности Чезаре Борджа, его брата и сестер и многих доблестных людей того времени.


Центральная площадь Перуджи


В Перудже была создана собственная художественная школа (умбрийская). В числе ее виднейших представителей – Перуджино и Рафаэль Санти. По своим традициям и приемам живописи умбрийская школа была тесно связана с флорентийской.


В неаполитанском монастыре Монте Оливето, в капелле св. Павла Тулузского, работы Пинтуриккио – образ Успения. Он же выполнил бесчисленное множество других работ по всей Италии, а так как выполнение их следует назвать не превосходным, а скорее ремесленным, обойду их молчанием.

Пинтуриккио имел обыкновение говорить, что если живописец хочет придать своим фигурам как можно больше выпуклости, он должен рассчитывать только на самого себя, а не стараться угодить князьям и другим лицам. Он работал также в Перудже, но немного. В церкви Арачели он расписал капеллу Св. Бернардина, а в церкви Санта Мариа дель Пополо, где, как мы сказали, он расписал две капеллы, он сделал на своде главной капеллы четырех учителей церкви.

Когда же он достиг пятидесятилетнего возраста, ему был заказан в церкви Сан Франческо в Сиене алтарный образ на дереве с изображением Рождества Богоматери, и, когда он приступил к нему, монахи отвели ему жилое помещение, причем передали его ему, как он этого хотел, пустым, вынеся оттуда все, кроме огромного и старинного сундучища, так как перетаскивать его им показалось слишком громоздким. Однако Пинтуриккио, будучи человеком причудливым и своенравным, наделал столько шума и столько раз, что братья, придя в отчаяние, решили наконец убрать сундук, и так уж им повезло, что, вытаскивая его, они выломали доску и из него высыпалось пятьсот дукатов казенного золота, и это так огорчило Пинтуриккио, пожалевшего добро бедной братии, и так он расстроился, что ни о чем больше не думал, и от этого и умер. Работал он приблизительно до 1513 года.

Его товарищем и другом, хотя и старшим, был Бенедетто Буонфильо, перуджинский живописец, выполнивший вместе с другими мастерами много работ в Риме в папском дворце. А в Перудже, у себя на родине, он написал в капелле Синьории истории из жития св. Эрколана, епископа и покровителя этого города, и там же несколько чудес, сотворенных св. Людовиком. В церкви Сан Доменико он написал на дереве темперой историю волхвов, а на другой многих святых. В церкви Сан Бернардино он написал Христа, парящего в воздухе вместе со св. Бернардином, а внизу – народ. В общем же его на родине высоко ценили, но до того, как приобрел известность Пьетро Перуджино.

Равным образом другом Пинтуриккио, выполнившим с ним много работ, был Джерино-пистоец, почитавшийся прилежным колористом и хорошим подражателем манеры Пьетро Перуджино, с которым он работал до самой смерти. В Пистойе, у себя на родине, он выполнил немного работ. В Борго Сан Сеполькро он толково написал на дереве маслом Обрезание для сообщества Доброго Иисуса. В приходской церкви того же города он расписал фреской капеллу, а на Тибре, на дороге, ведущей в Ангьяри, он расписал также фреской другую капеллу для местной коммуны и там же, в Сан Лоренцо, аббатстве камальдульских монахов, еще одну капеллу; из-за этих работ он обосновался в Борго на такое продолжительное время, что как бы избрал его своей родиной. Был он в делах искусства человеком кропотливым, работал с величайшим трудом и, выполняя работу, старался так, что прямо-таки надрывался.

В те же времена был в городе Фолиньо превосходный живописец Никколо Алунно; а так как до Пьетро Перуджино не было еще большого навыка в письме маслом, стоящими мастерами почитались многие, из которых позднее ничего не вышло. Так и Никколо вполне удовлетворял своими работами, хотя и писал он только темперой, но зато делал головы своих фигур с натуры так, что они казались живыми, и потому его манера и нравилась. В церкви Сант Агостино в Фолиньо его работы на доске Рождество Христово с мелкофигурной пределлой. В Ассизи он выполнил хоругвь, носимую в процессиях, а в соборе образ для главного алтаря, в церкви же Сан Франческо еще один образ. Но лучшие живописные работы, когда-либо выполненные Никколо, были в соборной капелле, где, между прочим, есть Положение во гроб и два ангела с двумя факелами, которые плачут столь живо, что, как я полагаю, самый превосходный живописец лучше, пожалуй, и не сумел бы сделать. В церкви Санта Мария дельи Анджели, там же, он расписал стену и выполнил много других работ, которых упоминать не стоит, ибо достаточно того, что мы коснулись лучших.

На этом мы закончим жизнеописание Пинтуриккио, который, между прочим, угождал очень многим князьям и синьорам, ибо быстро заканчивал работы, как им этого хотелось, выполняя их, может быть, и хуже, чем тот, кто работает обдуманно и не спеша.

Жизнеописание Антонио из Корреджо, живописца


Антонио да Корреджо, настоящее имя Антонио Аллегри (1489 – 1534)


Я не хочу выходить за пределы той самой страны, где великая мать-природа, дабы не быть уличенной в пристрастии, даровала миру редчайших людей, подобно тем, какими она в течение многих и многих лет украшала Тоскану и в числе коих был Антонио из Корреджо, одаренный отменным и прекраснейшим талантом, живописец своеобразнейший, который владел новой манерой в таком совершенстве, что благодаря природному дарованию и упражнению в своем искусстве он в течение немногих лет сделался редкостным и удивительным художником. Был он чрезвычайно скромного нрава и занимался своим искусством с большими лишениями для самого себя и в постоянных заботах о семье, его отягчавшей; и хотя Антонио был движим природной добротой, тем не менее страдал он сверх меры, неся бремя тех страстей, которым обычно подвержены многие люди.