Мая меж тем стучала зубами, но не могла закрыть окно, потому что оно было слишком высоким.
Фан Линь был немного обескуражен, но всё же, продолжая улыбаться, вежливо сказал, что ему просто нужно знать, где будет проходить следующая фотосессия, чтобы он… И тут зазвучали гудки.
Мужчина посмотрел на телефон и ещё раз набрал номер. Следующий разговор вышел даже более лаконичным: кто-то прокричал в трубку «Смерть педофилам!» и засвистел что есть мочи толи в свисток, а толи в самую настоящую трубу. Свист иголкой врезался в уши мужчины, и трубка выпала у него из рук и повисла на проводе, — и снова гудки.
— …
Фан Линь медленно пришёл в себя, вложил руки в карманы и растерянно осмотрелся. Мая как раз в это время закрыла окно, используя свой чёрный меч как палочку. Потом девочка нацепила назад себе на руку браслетик и вдруг заметила взгляд мужчины.
— Твоя очередь, — сказал Фан Линь, протягивая ей телефон.
Уже вскоре Фан Линь услышал чудесную трансформацию. Холодный как метель голос, стоило к нему обратиться нежному детскому голоску, растаял совершенно и стал даже каким-то кисленько-сладким. Мая, краснея, рассказала про «свою давнюю мечту» заполучить автограф Тай, и совершенно просто всё разузнала про то, где она будет сниматься для следующего номера, а потом с трудом распрощалась с женщиной по ту сторону телефонной линией, — это было также сложно, как отлепить от себя конфетку — положила трубку и устало выдохнула.
— Мне сказали, нам нужно на «Маленький Пляж», — поведала девочка.
— Маленький пляж?.. — переспросил Фан Линь, отрываясь от журнала, в котором немного растерянными глазами рассматривал каменное лицо девочки. — …Луна-курорт, пару часов лететь, должны успеть к полудню, — размышлял вслух мужчина, а потом подумал о чём-то и спросил:
— У тебя есть купальник?
Мая покачала головой.
— Купить?
Покачала ещё раз, очень выразительно.
— Как знаешь. Ладно, — Фан Линь поднялся. — Завтрак и в астропорт. И нужно ещё вызвать такси…
Такси вызвали через персонал отеля, после чего мужчина и девочка дожидались его, сидя в столовой со стеклянными стенами, из которых открывался вид на уже наливающееся золотыми отблесками озеро. Фан Линь ел свинину, вымазанную в обжигающим горло соусе, Мая — яичницу. Девочка ловко заворачивала яйца палочками и макала их в соевый соус. Потом пожаловало такси. Фан Линь с Маей уселись и поехали.
— Надо было сказать, чтобы консьерж купил билеты, — вдруг вспомнил Фан Линь, а потом покачал головой и стал смотреть в окно.
Слишком поздно он спохватился. Придётся постоять в очереди.
Мужчина рассматривал мелькающие за окном новенькие многоэтажки, ряды молодых деревьев, — интересно, как они называются, — и мокрые, сверкающие капельками росы газончики. Но вскоре машина пошла на выезд из спального района, и примерно тогда же Фан Линь прикрыл глаза, расслабляя свои плечи на сидении.
Старый город, большой город, не нравился мужчине. В основном из-за своих размеров, которые были поистине грандиозны. Когда-то, давным-давно, весь мир был для Фан Линя как большая песочница. Мужчина стоял на самой вершине мироздания, он держал ту чудесную звезду, которая манила в небесах его детства своей сияющей красотой, в своих руках. Но теперь она выскочила и снова сдалась огромной и недостижимой. А сам он стал как маленький червячок в той песочнице.
Воспоминания о том, какой небольшой может быть мир, когда стоишь достаточно высоко, чтоб окинуть его взором, и бескрайность его каменных и стеклянных просторов, когда находишься на самом дне, особенно остро напоминали Фан Линю его убожество; мужчине казалось, что в любой момент он может засмотреться на рой машин на широкой трассе, на высокие небеса, и просто потерять себя, такого маленького на такой громадной планете…
Особенно ясно Фан Линь всё это почувствовал, когда приоткрыл глаза и увидел в окне астропорт. Он представлял собою громадное бетонное здание высотой в две сотни этажей, на вершине которого была стартовая площадка, заставленная по меньшей мерей тысячей звёздных кораблей. В самой бетонной коробке было множество прямоугольных отверстий, стоянок, из которых, извиваясь и сплетаясь, выходили запутанные серые трассы. Их было больше, чем корней у дерева. Огромное каменное строение вгрызалось этими трассами в землю, они извивались вокруг небоскрёбов и бежали всё дальше, дальше и дальше… По каждой дороге катились машины, — чёрные, жёлтые, красные, белые… С такого расстояния они напоминали Фан Линю опарышей, растекающихся из выпотрошенного трупа…
Невольно мужчине скрутило желудок. Он оторвался от окна и вздохнул. Салон машин показался ему неожиданно уютным. Мужчина расслабился, а потом обратился к Мае:
— Так мне закрывать уши?
— А? — удивилась девочка.
— Скоро будем покупать билеты. Нужно будет показать паспорт прямо на месте. Скорее всего, тебя переспросят. Повторят твоё имя. Мне надо закрыть уши, когда они будут говорить твоё? — спросил Фан Линь, а потом добавил спокойным голосом, когда Мая повесила голову:
— Или хочешь всё-таки сказать мне своё настоящее имя?
Девочка промолчала
Мужчина отвернулся от неё и сказал в спину таксисту:
— Функцию приватности, пожалуйста.
36. Пей!
На просьбу Фан Линя таксист сперва растерялся; но уже вскоре он отворил бардачок, достал свежую пачку берушей и стал пытаться кое-как открыть её одной рукой. Когда мужчина оглох, Фан Линь повернулся к поникшей, обнимающей свою руку девочке, и сказал громким голосом:
— Собственно, план следующий: сейчас я схвачу водителя, выпотрошу и мы съедим его внутренности. Мне желудок, тебе — кишки.
Мая выпучила глазки и поморгала.
— Хочешь желудок? — поинтересовался Фан Линь и заодно проследил за лицом таксиста в зеркале заднего вида. Тот не шелохнулся, и даже зрачки его ничуть не расширились от страха.
— Не слышит, — заключил мужчина.
— Можешь говорить, — сказал он Мае и даже предоставил ей в качестве простора, чтобы всё рассказать, выжидающую, но не требовательную тишину. Девочка ей не воспользовалась, однако. Она ещё ниже повесила голову, свела коленки и стала нервно гладить свой чёрный браслет. Фан Линь наблюдал за ней примерно с минуту; потом покачал головой.
— Ладно… — цокнул он языком. — Как знаешь.
Мая выдохнула и расслабилась; но потом её как-будто охватило чувство вины, и всю оставшуюся дорогу девочка провела молча и смотря себе на коленки. У Фан Линя мелькали мысли разговорить ребёнка, сказать какую-нибудь глупость, снять с неё этот груз, но в итоге мужчина промолчал. Ведь, честно говоря, он и сам был немного расстроен. Или разочарован. Даже, наверное, рассержен.
«Опять», подумал Фан Линь, сохраняя спокойное выражение лица. Всё это уже было раньше, и теперь повторялось опять. Точно также девочка уже молчала, пока они ехали в такси.
Ей было почему-то страшно рассказывать про свою семью.
Возможно, конечно, с ней была связана страшная тайна. Да и вообще люди не склонны говорить про свои семьи незнакомцам. Это был вопрос доверия. Вот только несмотря на то, что прошло едва ли тридцать с чем-то часов с их встречи, Фан Линь уже не был просто незнакомцем. Он был по неволе «Мастером» девочки. Но Мая всё равно ему не доверяла и ничего не говорила. Мужчине было от этого было немного неприятно.
Нет, разумеется можно было смотреть на всё это и под другим углом, размышлял Фан Линь. Возможно это он виноват, это он ей не доверяет, раз не позволяет хранить одну простую тайну. Но Фан Линю не нравилось так думать, слишком это был шаткий аргумент. Это был аргумент мужа, в телефон которого полезла его жена и обнаружила, что он ей изменяет. И разумеется муж теперь мог кричать, что она ему не доверяет, раз вообще полезла читать его сообщения, и что именно из-за её безумного недоверия он и пошёл на измену, но…
Нет. Просто нет. Каждый раз, когда Фан Линь наблюдал эту ситуацию, смотря в три часа ночи женские сериалы, слишком пьяный, чтобы переключить канал, мужчина был на стороне подозрительной жены. Не просто так, думал Фан Линь, у слов доверие и доверчивость такие разные оттенки…
— Выходим, — вдруг сказал мужчина, и как будто разбудил своим голосом девочку, которая совершенно забылась в своих мыслях. Они вышли. Вокруг простиралась парковка, где плотными рядами умещалось несколько тысяч машин. Всего таких парковок было несколько десятков. Они напоминали соты массивного бетонного здания, которые вертикально пронзало несколько лестниц, тоже очень широких. По лестницам непрерывно сновали человеческие толпы, двумя потоками, разграниченными красными перилами, кто вниз, а кто вверх. Фан Линю даже и представлять себе не хотелось, как у всех этих людей заболят ноги, когда они поднимутся на нужный этаж. Сам он не поскупился купить поездку на лифте.
Довольно дорогом, надо заметить.
Настолько дорогом, что сперва мужчина подумывал выдать себя за инвалида, — что было не так уж далеко от правды, — а Маю, — за двенадцатилетнего ребёнка, — что тоже было вероятно, ибо кто знает, что там у неё в паспорте, — чтобы их пустили в лифт бесплатный, но потом оказалось, что бесплатный лифт давно не работает, и пришлось заплатить.
Затем мужчина долго смотрел, как один за другим за стеклянными дверцами лифта мелькают этажи парковки. Спустя почти пять минут они закончились, лифт остановился, дверцы открылись, и сразу же хлынул, как морская волна, шум толпы. Перед Фан Линям протянулось просторное, но плотное забитое людьми вытянутое помещение, которое завершалось широким, на всю стену, окном. Из него открывался вид на город.
Слева были другие лифты и лестницы — на посадочную площадку. Справа бежали кассы: 349-я, 350-я, 351-я… И почти возле каждой была очередь. Возле некоторых касс она была похожа на маленькую гусеницу, возле других — на гигантскую сколопендру, но были и совсем пустые кассы, к которым люди, разместившиеся на скамеечках, подходили в как будто произвольном порядке.