– Действительно! – подхватил Вяхирев.
– А как я машину объясню?
– В кусты загонишь, – посоветовал Мовчан.
– А если вас потом остановят и узнают, что я пропустил?
– Не узнают. Мы скажем, что вообще по другой дороге проехали, – пообещал Вяхирев.
– А если машину тут найдут?
– Судя по вопросам и колебанию сержанта, – вступил Евгений, – он на самом деле готов был решить вопрос положительно. Но, если вглядеться в его глаза, которые избегали соприкасаться со взглядами окружающих, он видел что-то другое. Скорее всего, что-то материальное.
– Чего-чего? – переспросил сержант. – Ты на что намекаешь?
А Мовчан сразу понял и сказал ему:
– Давай обсудим, в самом деле. Да не бойся, я без оружия!
Он мягко взял сержанта под локоть и повел за будку. Сержант не сопротивлялся – возможно, из уважения к майорскому званию Мовчана, пусть это звание и вражеское.
Они говорили не очень долго. Выйдя из-за будки, Мовчан пошел к своему «уазику» и загнал его в лес. Послышался треск: он ломал ветки и забрасывал ими машину.
Вышел из леса, сел в машину Вяхирева:
– Поехали!
Сержант стоял у будки, не приближаясь. Наблюдал, но как бы не имел к этому отношения.
Все разместились в «уазике» Вяхирева.
Отъехали.
– Дорого обошлось? – спросил Веня.
– Не дороже денег. Хорошо, я сообразил захватить с собой. Кстати, Веня…
– Не надо. Я не по этой части. Мы земляки или нет, Трофим Сергеевич? Сегодня я вас выручил, завтра вы меня.
– Тоже верно.
– Если у вас есть деньги, Трофим Сергеевич, я бы на вашем месте заехал в магазин и переоделся, чтобы своей формой не вызывать вопросов.
– И опять умную вещь сказал! – похвалил Мовчан. – Только сам я не пойду, ты уж, Веня, подбери что-нибудь. Пятидесятый размер, третий рост, если по-старому. В этих новых размерах я путаюсь. Икс-эли какие-то придумали.
– Соображу.
При въезде в Сычанск увидели универсам, Вяхирев остановился, пошел туда и вскоре вернулся со свертками. Все вышли, чтобы дать Мовчану возможность переодеться. Сели опять. Трофим Сергеевич был уже в джинсах, летних недорогих ботинках и в цветастой безрукавке. Он был доволен, хотя над рубашкой посмеивался.
– Без цветуёчков не мог взять?
– Нормально! – смеялся и Веня. – Вам еще шляпу соломенную – совсем пасечник.
– И действительно, – не преминул отметить Евгений, – без формы у Трофима Сергеевича вид стал какой-то удивительно сельский.
Мовчан не обиделся:
– А почему и нет, если у меня все предки крестьяне? И этим я горжусь!
В Сычанске ехали без приключений и остановок, спросили у людей, где больница.
Нашли двухэтажное желтое здание.
– Пойду в приемный покой, спрошу, – сказал Вяхирев. – Будто по службе. Больничные милицию уважают.
Все согласились, остались ждать.
Веня зашел в приемный покой. Дежурная врачиха направила его в регистратуру. Окошечко с надписью «Реєстратура» было закрыто изнутри деревянной дверкой, Вене она показалась похожей на заслонку печи. Как всегда, в своем соку варятся и не хотят, чтобы видели, что варят, подумал он. Вежливо постучал в дверку. Тишина. Он подождал минуту, еще постучал. Тишина. Он еще минуту подождал и опять постучал, добавив голос:
– Есть кто-нибудь?
Дверка открылась, стала видна пожилая женщина за столом, которая, надо отдать ей должное, не отругала Вяхирева. Она вообще ничего не сказала, только смотрела и ждала.
Веня спросил, как найти морг и там ли находится Степан Трофимович Мовчан.
Та была глуховата, ему пришлось несколько раз повторить:
– Мовчан! Мовчан Степан Трофимович!
– А з якого дива ви цікавитеся?[29] – послышался вдруг голос.
Вяхирев обернулся и увидел двух человек: военного в звании подполковника и гражданского в костюме. По каким-то признакам, которые умеют безошибочно различать только наши люди, Вяхирев догадался, что именно гражданский его спросил и именно он тут главный, а не подполковник.
И он не нашел лучшего ответа, чем:
– Та родич він мені![30]
При этом мысленно похвалил себя за то, что еще помнил знаемую благодаря маме мову.
– Тобто ви теж з Грежіна?[31]
Веня почуял подвох и ответил:
– Я з нашого Грежіна. Українського. Моєї мами сестра живе за кордоном. А цей Степан, він чоловіка маминої сестри син чи племінник, там у нас заплутано все[32].
– И так у нас во всем, – сказал гражданский подполковнику. – Все запутано и перепутано. И некоторым это даже нравится.
Подполковник выразил лицом неприязнь к тем, кому это нравится.
– Я начальник грежінского селищного відділення міліції[33], – поспешил представиться Вяхирев. – Розумієте, яка справа: мати його плаче, просить привезти хоч щось, що від сина залишилося. Її можна зрозуміти, мати все-таки[34].
– Это пока не представляется возможным. Ведутся следственные мероприятия, – сказал гражданский. – Ждем экспертов из Киева. Не шутки: обстрел ракетами украинской территории.
– Але загинув щось не українець[35].
– И что с того? Нам всех людей жалко. Правда, надо понять, зачем он туда заехал. Может, он был наводчик и попал под обстрел своих же.
– Та який там навідник!
– Говори по-русски, не напрягайся, – сказал гражданский. – Тем более что на украинском ты говоришь, как полный кацап, прости за правду.
– Да я бы нормально говорил, но у нас в Грежине на украинском никто, вот я и отвык… – оправдывался Веня. – А наводчиком Степан вряд ли мог быть. Да там и наводить не на что. Он студент, к родителям ехал на каникулы, спрямил путь, вот и попал под чей-то снаряд.
– Ты считаешь – чей-то? Считаешь, это наши могли выстрелить?
– Да нет, с какой стати…
– Недаром информация до нас дошла, – объединил себя гражданский с какими-то неведомыми людьми, – что в Грежине буза идет. Новый очаг сепаратизма созрел, так, капитан Вяхирев? – ошеломил гражданский Веню неожиданным знанием. И, не давая опомниться, разоблачал его дальше: – А ты, вместо того чтобы наводить порядок, привез контрабандой начальника грежинской российской полиции, да еще врешь мне тут, что его сын твой родственник. Маминої сестри син чи племінник! – с иронией повторил гражданский слова Вяхирева, и подполковник захихикал, оценив его юмор.
– Откуда вы… – растерянно пробормотал Веня.
Гражданский был доволен.
Этот пятидесятилетний человек, Олександр Остапович Колодяжный, был одним из самых опытных работников СБУ Украины, перейдя туда на службу на рубеже девяностых из украинского КГБ – совсем молодым, но уже зарекомендовавшим себя смекалистым и очень работоспособным кадром.
Был он родом все из того же нашего Грежина, из украинской части, но уехал оттуда очень давно с родителями. А старшая сестра Ганна, уже почти взрослая, не захотела, осталась из-за любви к местному парню, они поженились, родили дочь и сына. Сыну Владимиру уже тридцать четыре, что, конечно, хорошо, но он пошел воевать к луганцам, что плохо – особенно для его дяди, потому что крайние правые националисты уже не раз требовали подвергнуть Колодяжного люстрации. Начальство Олександра Остаповича пока отбивалось, не желая терять ценного работника, а Колодяжный удвоил и утроил рвение, если это вообще было возможно, он и без того, как выражалась его жена, умирал на работе.
Саша рос необычным мальчиком. Он был как разведчик в этом постороннем мире и даже придумал себе игру, будто ему дали задание освоиться здесь, так себя вести, чтобы никто не догадался, кто он и зачем послан. И это удавалось: стал своим до неразличимости. Нормально учился, нормально общался с одноклассниками и дворовыми приятелями, ничем не выдавая себя, а вечером, в постели, закрывшись с головой, передавал по воображаемой рации сведения воображаемым руководителям…
Минутку! – скажут читатели. Чем это тут занимается автор? Он же переписывает один в один историю совсем другого человека, да еще из другого, вражеского лагеря, абсолютно то же самое он рассказывал про Стиркина!
И это правда. Но как быть, если на земле живет большое, даже очень большое, даже, не побоюсь это сказать, фантастическое количество похожих людей, настолько иногда похожих, что они кажутся двойниками.
Александр Колодяжный, впоследствии, при замене паспорта, переименовавшийся в Олександра, действительно во многом повторил путь и судьбу Стиркина (или тот повторил его судьбу), с тем лишь отличием, что Стиркин был как бы засекречен, а Колодяжный имел легальный статус государственного служащего. Хотя, конечно, дух подпольности остался – уже в силу специфики деятельности. И СБУ Украины, и ФСБ России в описываемые времена считали себя самыми важными силовыми структурами, недаром к их службам присоединялось слово «спец». Военные ведут войну только с внешними врагами, милиция и полиция – с внутренними, а спецслужба работает на всех фронтах, но главная ее сила – в тайном знании процессов, знании, недоступном простым людям. Да и те, кто стоит у власти, причем на самом высоком уровне, тоже часто не в курсе истинного хода вещей.
Преимущество в том, что спецслужбисты имеют сведения не только о причинах и развитии уже совершающихся событий, это при желании доступно многим, – им известно главное: как события должны развиваться. Они предугадывают, предотвращают то, что не нужно, или стимулируют то, что желательно.
Парадокс украинской войны того периода заключался в том, что ни ополченцы, ни власти Украины не могли и, главное, не хотели ее закончить. И опасались при этом, сами себе не признаваясь, не поражения, а слишком скорой победы. Люди, управлявшие самопровозглашенными республиками, понимали: если завтра вдруг наступит победный мир, они тут же должны переключиться на решение житейских обычных проблем, а их скопилось столько, и они были так трудноподъемны, что страшно даже подумать. И уже на войну все не спишешь. Власти, сидевшие в Киеве, боялись того же самого: в случае победы на них ляжет обязанность победителей все восстанавливать и налаживать. А того страшнее: радикалы всех мастей дышат в затыл