Гений автопрома — страница 20 из 42

К чёрту! До Нового года ничего не собираюсь решать. Более насущное — как встретить праздник.

Приедут папа и мама из Харькова. Наберу Минск, пусть те бабушка и дедушка Мариночки тоже услышат её голос, но чтоб ничего не могли сказать ей глупого. Посидим… Машка с её хахалем нагрянет. Накануне будет торжественный приём в министерстве и столь же торжественный на АЗЛК, я придумал хитрый ход, поскольку время мероприятий совпало: проситься на завод в качестве представителя министра автопрома. Там 30-го будет банкет, но только для взрослых, детки посидят с моими родителями, а я лелею мечту: как только Мариночка пойдёт в школу, затем и сынок начнёт учиться, обязательно достану им через ЦК билеты на Кремлёвскую ёлку. Говорят, испытание нервов ещё то, родителей в Кремлёвский Дворец Съездов не допускают, приходится ждать снаружи, подпрыгивая на морозе, ровно как Андрей Мягков в фильме «С лёгким паром», бубнивший «надо меньше пить». Потом вываливает тысячная детская толпа, в которой нужно каким-то чудом опознать и отловить своё чадо, возможно, по ошибке одетое в чужую шубку или шапочку. Этот стресс предстоит ещё не в ближайшем году…

В уходящем меня ждал другой стресс. По ходатайству трудового коллектива АЗЛК на праздничный банкет приглашены артисты Московского театра сатиры, обещано присутствие Андрея Миронова, моего главного конкурента.

Смех смехом, к нему Валентина пылала хоть платонической, но нешуточной любовью. Мы четырежды ходили в этот театр, два спектакля шли с его участием, а уж если по телевизору крутили «Соломенная шляпка», «Бриллиантовая рука» или «Невероятные приключения итальянцев в России», все домашние дела если не игнорировались, то откладывались или делались заранее. В назначенный час драгоценная присыхала к экрану, а попытка переключить на второй канал с оправданием «там же — футбол» грозила бы скандалом.

Мог и не идти. Но супруга — член того самого трудового коллектива и вполне способна отправиться на банкет без меня. А там чем чёрт не шутит. «Вы привлекательны, я — чертовски привлекателен…», и далее мне останется цитировать не «Обыкновенное чудо», а другой киношедевр: «Вы — рогоносец, Бонасье!» Поэтому, не имея возможности похоронить опасное начинание, пришлось его возглавить.

В общем, по старой схеме: Машка «занятая», потому что с кавалером, с детьми осталась Марьиванна, ибо бабушка с дедушкой приедут лишь утренним поездом, мы с Валентиной, подготовленной к праздничному ужину тщательнее, чем авианосец к выходу в море, отправились в заводскую столовую, превращённую на один вечер в ресторан для руководства, ИТР и передовиков производства. «Конкурент» сотоварищи задерживался, что неудивительно: артисты рубили бабло сразу на нескольких выступлениях за вечер. После 1991 года такие банкеты назовут корпоративами, а шабашники от эстрады будут заряжать многие тысячи долларов за короткое явление гостям. На излёте 1981 года расценки существовали более чем умеренные, госконцертовские, артисты получали всего по десятку рублей с каждого завода, оттого и стремление окучить минимум четырёх заказчиков за вечер.

Торжественную часть скомкали до четверти часа, после чего покинули актовый зал и оккупировали столовую, где начался бенефис… меня.

Клянусь, не ожидал.

Первым благодарил Генеральный, потом пред парткома, за ним профком, начальники цехов… Да, в роли помощника министра я парил как бы выше их, но ни разу на моей памяти ни министерским, ни ЦКовцам не пели столько дифирамбов. Порой чувствовал себя на собственных похоронах, так хорошо принято говорить лишь о покойниках. Кстати…

Вырвал микрофон едва ли не силой. Руки крепкие по-прежнему, эспандер всегда в кармане, в Горьком посеял не последний. Вот и пригодилось.

— Товарищи! Невольно хочется припомнить слова песни Владимира Высоцкого «я жив, снимите чёрные повязки». Честное слово, я невероятно признателен, но живому человеку вредно слушать столько похвал. Зазнаюсь, загоржусь, перестану видеть края. Моя супруга, прекрасно вам знакомая, пострадает первой. Скажет дома: «вынеси мусорное ведро» и услышит в ответ: «на что растрачиваешь силы гения советского автопрома?» — собравшиеся, все пару-тройку раз успели остограмиться, подхватили шутку, рассмеялись, я продолжил: — На самом деле, все мои потуги пропали бы втуне, если бы не замечательный коллектив автозавода. Вы — лучшие, наши машины — лучшие. Вы — настоящие гении автостроения. Я вами горжусь и безмерно счастлив, что сохранил за собой пост руководителя ЦКБ, тружусь по-прежнему в стенах АЗЛК с вами плечом к плечу. Мы — вместе, друзья и товарищи! С наступающим Новым годом!

А тут никакие силёнки не спасли. Меня окружили человек восемь здоровенных мужиков, не разбрасывать же их в стороны КГБшными приёмами, это не горьковские гопники. Начали качать, я только прижимал микрофон к груди и шептал в него: не уроните.

Пить пришлось с директоратом, технологами, бухгалтерией, цехами, гонщиками… Не опрокидывал рюмку, а только чуть касался губами, чтоб не развезло в самый неподходящий момент, когда понадобится караулить Валю. Конечно, верю ей больше чем себе, а внутри червячком крутится мыслишка: вдруг сунет ему номер телефона… Сегодня моя дражайшая ярче, чем Наталья Фатеева в молодости, партнёр Миронова по фильму «Три плюс два».

Наконец, случилось страшное, мы повалили обратно в актовый зал. Жаль, что не через улицу, глоток морозного воздуха не помешал бы.

Начали Александр Ширвиндт и Михаил Державин, возможно, они вспомнили бы, как меня вызывали на сцену театра в качестве главного конструктора «березины», но сейчас с некоторой торопливостью отработали шикарный диалог «Про хорошо неизвестного артиста».

— Это нам хорошо неизвестный Закадр Внекадрович Нетронутый. Мне сейчас пришла мысль… Где же она? — Ширвиндт начал торопливо перебирать записи в поисках «экспромпта». — Ах, вот она…

Зал хихикал, смеялся, к концу миниатюры рыдал от смеха.

А у меня что-то сжалось внутри. Видел в той жизни, как эти гении театра, эстрады и кино постарели. Читал откровения Александра Анатольевича: «К старости вообще половые и национальные признаки как-то рассасываются… Я глубоко пьющий и активно матерящийся русский интеллигент». Оба умерли. Андрей Миронов уйдёт гораздо раньше, увы. Смотрел на их довольно молодые лица. Грустил о неизбежности прекращения земного существования и одновременно пытался сказать себе: радуйся, что они все живы. Пока.

Может, Ширвиндту, Миронову, Папанову, Никулину и сотням другим публичных личностей, обожаемых в Советском Союзе, да хотя бы одному, повезло как мне — убежать от старости в эту улучшенную версию прошлого?

Наталья Фатеева, кстати, была ещё жива на момент моего переброса в прошлое. 90 лет! Дай бог ей здоровья.

А потом заиграла музыка, вышел «соперник» и исполнил песенку, написанную для ещё не вышедшего в прокат фильма «Кое-что о губернской жизни». Тот фильм как-то проскочил мимо моего внимания в прошлой жизни, отнюдь не хит — не «Блондинка за углом» и не «Человек с бульвара Капуцинов».

Миронов пел:

Мы девятнадцатого века

Трудолюбивые сыны,

Для процветанья человека

Мы дружно действовать должны.

Но вот соблазн цивилизаций:

Обогатиться, нализаться,

И, не заботясь о душе,

Стремиться сунуть dans la poche.

(Стихи Л. Лиходеева).

И исчез. Затащить артистов за банкетный стол и развести их на беседу не удалось.

Супруга разочаровалась.

— По телевизору импозантнее. Уставший какой-то… Песня невыразительная. Помнишь: «Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки», или «Шпаги звон как звон бокала»?

Мы сели обратно за стол, и я тихонько сжал её руку. Сделал вид, что вступился за Миронова.

— Он — молодец, всё про нас! Когда я звал тебя замуж, тоже относился серьёзно, без игрушек. И сейчас подниму звонкий бокал за свою лучшую в мире жену, а чтоб поддержал весь завод — за лучшего врача АЗЛК!

Выполнил угрозу, заводчане охотно опрокинули рюмки и бокалы за Валентину Брунову.

Позже она тихо произнесла:

— А что такое «сунуть dans la poche»?

— Ох, ты такое спрашиваешь… Сама подумай, что и куда можно присунуть, иначе как по-французски не называемое, чтоб не вырезала советская цензура.

— Правда? Фу-у!

Миронов пал в её глазах, муж заработал баллы и победил в конкурентной борьбе.

Вообще-то dans la poche выражение довольно известное даже за пределами Франции, означает нечто вроде «дело в шляпе». То есть в контексте песни — удачно обстряпать делишки. Но если Валя вообразила какую-то пошлость, я не виноват. Практически.

Сам Новый год в семейном кругу прошёл без сучка без задоринки, лучше, чем долго подготавливаемое правительственное мероприятие, главное — душевно. Новогодний «Голубой огонёк», как я заметил, а это самое обязательное украшение застолья, экран телевизора — это окно в некий общесоюзный праздничный мир, был очень грамотно смонтирован. Выступления любимых артистов, требующие внимания, сменялись хороводами «а-ля рюс» в исполнении народного ансамбля «Берёзка», то есть создавалась пауза, чтобы выпить и закусить. А также уложить детей, коим разрешили не отправляться в кровать до половины первого ночи, но всему есть предел.

За окном не бухала канонада из римских свечей и петард, никто не пытался создать иллюзию начинающейся Третьей мировой войны, обычные хлопушки, не громче открывающихся бутылок шампанского, раскидывали только крохотные бумажные кружочки, а бенгальские огни рассыпали искры вообще бесшумно.

Хорошо было праздновать Новый год в СССР!

Глава 10

Как отвратительно в России по утрам

Больше всего не люблю утро 2 января. Первое число как-то проскакивает на допивании и доедании заготовленного к Новому году. Целый день можно лениться на диване у телевизора, если жена попросит вынести мусор и вынесешь — считай, супружеские обязанности выполнил. А вот второго гложет мысль, что завтра на работу, начальство и энная часть подчинённых пребывают в состоянии после вчерашнего, оно далеко не у всех сопровождается благодушным настроением, от тебя что-то хотят, ты пытаешься чего-то добиться от других… Дурдом!