Ян ПОЛИЩУК
ГЕНИЙ ИЛИ ЗЛОДЕЙ?Фельетоны
Дружеский шарж и рисунки
В. СОЛОВЬЕВА
Библиотека Крокодила. 1984 г.
Как это ни элегично звучит, в моем возрасте пора бы подбивать литературные итоги. Прикинул я и так и сяк — получилось ли за тридцать творческих лет все запрограммированное?Ну, написал в соавторстве со своими друзьями роман-фельетон «Не проходите мимо» и памфлет «Золотая свинья». Ну, издал более двадцати книжек публицистических очерков, рассказов и фельетонов. Ну, передал по эфиру несколько шутливых радиопьес. Ну, перевел на русский язык десяток сборников моих коллег — сатириков из национальных республик.Мало это или не очень? Хорошо или наоборот? Пусть судит читатель, приняв во внимание, разумеется, и эту мою десятую книжку, вышедшую в библиотеке Крокодила.Впрочем, отметем элегическую ноту. Как водится у фельетонистов, обопремся на классиков. Кажется, Виктор Гюго сказал в утешение: «Тридцать лет — это зрелость юности, шестьдесят лет — юность зрелости…» Исходя из этого, продолжаю дописывать новую повесть «Соната-апансионата».ПОЛУКРУГ СЕМЬИ
МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ ЛОБАЧЕВСКИЙ?
А ведь все начиналось так романтично…
Потеряв супругу, пенсионер Вадим Георгиевич жил анахоретом. И вот однажды, разнообразя интеллектуальный досуг, он рылся в телефонной книге и наткнулся на однофамилицу. Затаив дыхание, он набирает номер. Ему отвечает виолончельный голос. Оказывается, голос принадлежит жене его неведомого племянника. Да, да, все родственники живы и только грезят, как бы повидать Вадима Георгиевича.
Вадим Георгиевич извлекает из насыщенного нафталином комода сюртучную пару и поспешает в гости. Его встречает, извините за бестактность, особа отнюдь не юная, однако не утратившая привлекательности. С нею была дочь. Мужа на горизонте видно не было. Увы, незадолго до этого визита Валентина Александровна разошлась с супругом. Это показалось гостю хорошим предзнаменованием.
Подали розетки с джемом, сваренным собственными ручками хозяйки. Это почти доконало гостя. К концу раута этот обычно сдержанный джентльмен растерял свою чопорность и щедро расточал окаменелые остроты.
Вернувшись домой, Вадим Георгиевич предался матримониальным размышлениям. Математик Лобачевский показал, что существуют пространства, в которых параллельные прямые пересекаются. Что, собственно, может удержать Валентину Александровну от нового брака? Живет она вместе с дочерью, которая вот-вот выскочит замуж. Служит в научном учреждении, среди опостылевших сотрудников и общественных нагрузок. Словом, невзирая на изрядную разницу в возрасте, Вадим Георгиевич решил сделать своей далекой родственнице предложение.
Конечно, соответственно годам Вадим Георгиевич на любовь смотрел не так, как нынешние вертихвосты.
— Протон души моей, — говорил он, — брак есть предприятие, требующее юриспруденции. А посему проследуем в загс, где скрепим наши чувства в присутствии шаферов и с приложением гербовой печати…
Свадьба удалась на славу. Все в женихе дышало солидностью: и лицо старого чекана и академическая седина. Невеста была мила и приветлива. Тамада, стуча вилкой по фужеру, кричал «Горько!», не ведая о вещем смысле этого призыва. Молодожены суетливо целовались, изредка улавливая звенящий шепот гостей: «Невеста-то, говорят, у первого мужа оттяпала полдачи. А еще интеллигент научного склада!», «Да что с жениха возьмешь? Кожа да игральные кости», «Не скажите, хоть ветхая, а все же автомашина, да и квартира с раздельным санузлом. И все же какой-то возрастной мезальянс!», «Ах, годы — это не паспорт, а темперамент. Гляньте, лобзаются, как голубки с новогодней открытки…»
Да пусть их! Всегда найдутся скептики, готовые посудачить насчет хозяев, даже закусывая на их счет… Правда, Вадиму Георгиевичу припомнилось, что когда невеста навестила его гнездышко, первый вопрос у нее был отнюдь не галантный:
— А квартирка действительно отдельная?
— Как собачья конура, — мрачно пошутил жених, явно рассчитывая, что его немедленно почешут за ухом. — И никто нам не будет препятствовать вести диалоги в духе Платона…
— А вот гардеробчик не мешало бы освежить, уж больно он пропитался антимолью. Шубку вашей первой жены, мы, пожалуй, перешьем, затем купим софу и магнитофон «Весна» для культурного совершенствования…
— Как скажете, протон души моей, как скажете! Только оказывайте мне максимум внимания. А в качестве свадебного аванса позвольте вручить вам часы «Заря» с золотым браслетом.
Валентину Александровну не пришлось долго уламывать. Вадим Георгиевич продолжал рассудительно развивать свою мысль:
— Часы — это инструмент, который будет фиксировать каждую минуту нашего медового месяца. Кстати, проведем-ка его в регионе Минеральных Вод. Заодно я полечу свой гастрит…
Ах, Минводы, Минводы — целебное местечко! Правда, кто-то позлословил и насчет этого курорта: здесь, дескать, лечатся желудки и разбиваются сердца… Нет, нет, мы не имеем в виду ничего предосудительного. Просто именно там начались между молодоженами первые конфликты. Возможно, на почве, как это классифицировали бы социологи, несовместимости мировосприятий, что ли…
Скажем, пока супруг, вооружившись фаянсовым кувшинчиком, шлепает к источнику для принятия подогретого нарзана, супруга, отличающаяся отменным здоровьем, глазеет на ансамбль горцев в кудлатых папахах. Или наоборот: супруга расположена вспорхнуть на ближайший холм, чтобы там декламировать нечто вроде «Кавказ подо мною, одна в вышине…», а супруг, справляясь с одышкой у подошвы терренкура, набычивается: «Почему одна? А где же максимум внимания?»
— Я все же научный работник со взглядами, а не какая-нибудь такса на поводке, — парирует супруга. — И потом у вас сейчас процедуры.
— Процедуры, процедурин, — бурчит супруг. — Кто вас знает, с кем вы там в ансамбле сплясались. Нет, похоже, вы вышли за меня замуж не для обеспечения бытового тыла, а ради прописки. Вы обручились со мной не чтобы наблюдать за моим организмом, а из-за часов «Заря» с золотым браслетом…
И вот тут буколическая часть нашего повествования переходит в мелодраматическую. Не очень, признаться, охота вторгаться в чужую семейную жизнь. Но сама эта семейная жизнь уже вторглась в сферу общественную. После возвращения домой Вадим Георгиевич потребовал вернуть шубке первой жены ее первоначальный облик, а часы «Заря» упрятать в комод вплоть до особого распоряжения. Когда же после полугода ссор Валентина Александровна принялась упаковывать саквояж, дабы на время удалиться к дочери зализывать моральные раны, Вадим Георгиевич, роняя себя, пнул поклажу башмаком:
— Уходите? Уходите! Но я подам в суд о признании брака недействительным!
И действительно, ухлопав несколько дней на оформление юридических документов, Вадим Георгиевич предстал перед судьей.
— Прошу признать брак несостоявшимся.
— Простите, но это какая-то мелкая суетня, — удивилась судья. — Вы же прожили, как подтверждают, душа в душу чуть ли не год.
— Я думал, она будет сдувать с меня пылинки, а она занята общественными нагрузками. А насчет прожитого отмечу так: полгода мы прожили душа в душу, а полгода она плевала в нее.
— То есть как?
— А морально! Игнорируя мой гастрит и не желая вести беседы в духе Платона… Прошу признать…
Судья без труда разгадала маневр истца. Ежели признать брак недействительным, то супруга останется на бобах. Но ведь все протекало по закону — в присутствии шаферов и с приложением гербовой печати. Брак длился достаточное время, да и кое-что они, кажется, нажили в течение совместной, пусть пасмурной жизни. Что скажет на это ответчица?
Ответчица поняла, что надвинулся ее звездный час.
— Платон мне друг, но истина дороже. Я имею право, во-первых, на часть квартиры, а во-вторых, на шкаф трехстворчатый, софу полумягкую, магнитофон «Весна» и пуховое — будь оно неладно! — двуспальное одеяло…
— Это все может войти во встречный иск. А пока я не нахожу оснований для признания брака недействительным. Всего хорошего!
Но чего уж тут хорошего, если недавние открыточные голубки смотрят друг на друга волком? Супруг принялся двигать жалобы по инстанциям, напирая на то, что некая корыстолюбивая однофамилица хочет ободрать его, разиню-пенсионера, как липку. И вот супруги, встречаясь в тоскливых судебных коридорах, уже обмениваются свирепыми междометиями.
Но междометия междометиями, а закон законом. Один суд присуждает часть квартиры Вадима Георгиевича его супруге, другой находит, что ей должна отойти и толика имущества. Однако Вадим Георгиевич не утихомирился, он требует возврата презентов, которые были даны невесте на время.
— На какое время? — с любопытством спросила одна из судей.
— На время брака, разумеется. А раз он кончился, пусть вернет все семейные реликвии.
Но Валентина Александровна не возвращает. Более того, она уже торопится разменять квартиру и даже зарится на запасные колеса для автомашины, которую за это время нерасчетливо сменил Вадим Георгиевич.
Если говорить начистоту, то у меня от этих семейных коллизий не осталось иллюзий. Два человека, считающие себя порядочными, высокообразованными, интеллигентными, наконец увязают в мелкооптовой торговле, словно рыночные сквалыги. Эх, бросила бы Валентина Александровна все это к чертовой бабушке и как личность передового научного склада гордо удалилась бы к дочери, в свою двухкомнатную кооперативную квартиру. Но нет, она упорствует, как считает Вадим Георгиевич, упорствует в силу своей корыстной природы…
Впрочем, упорствует и наш чопорный джентльмен. Разгневанный и разочарованный, бродит Вадим Георгиевич из одного судебного присутствия в другое, подсчитывая убытки и кляня свою судьбу. Клянет он и законников, вынесших естественное решение. И приятелей, не отговоривших его от сумасбродного мезальянса. И даже меня, занявшего для этой затрепанной темы мораль у современного последователя того же Платона: «Подумай, прежде чем подумать!» Нет, обижаться Вадиму Георгиевичу не на кого и незачем. Может, только на самого себя. Или на фатальную телефонную книгу. Ну,