в крайнем случае на математика Лобачевского.
ВЕНДЕТТА ПО-НАУЧНОМУ
Дочь профессора примчалась в дом к родителям розовым утром. Роняя из глаз слезы величиной с виноград «дамские пальчики», она второпях зовет отца:
— Папа, папа! В наши сети мы поймали подлеца!
Папа был готов дать волю раскаленным эмоциям. Но природная интеллигентность берет верх. Да и как профессор по части точных наук он предпочитает хладнокровно систематизировать факты.
— Во-первых, какие перед нами данные?
— Мой муж увлекся одной фигуранткой.
— А я полагал, что он способен увлечься только геометрическими фигурами. А во-вторых?
— Я собрала чемоданы, а он собирается подать на развод.
— Не слишком ли мало исходных для решения домашней теоремы?
— Во время ссоры он шлепнул меня… гм… в мадам «Сижу».
— Вот теперь пора действовать и нам? — перехватила инициативу мама. — Сядь за секретер и сообщи в деканат, что это письмо ты пишешь поневоле стоя… Как математик, я знаю, что такое превратить нечто значимое в бесконечно малую величину.
— Стоит ли? — засомневался папа.
— Стоит! Пиши, пиши. Так надо.
Взволнованно переводя дыхание, дочь набрасывает жалобу, смысл которой сводится к тому, что ее муж, аспирант, — разрушитель собственной семьи и осквернитель нашей морали. А посему она просит как можно скорее спровадить его с кафедры.
И вот уже сошлись на внеочередном заседании члены факультетского ученого совета. И вот уже председатель ареопага, строго сдвинув брови, провозглашает, что слушается дело по обвинению аспиранта.
— Какой мы отсюда извлечем корень?
Тут поднялся молодой член совета и, преодолевая субординационную робость, заметил:
— Стоит ли внедряться широкому форуму научных работников в узкую семейную сферу?
Но ему быстро был дан отпор:
— У вас явный пробел в мировоззрении. Семья — ячейка общества, и наша задача — приглядывать за этой ячейкой в оба. Достойно ли молодого ученого во время ссоры шлепать свою супругу? Вот, кстати, и справка от эксперта подоспела…
Словом, завязалась дискуссия. Молодой член совета продолжал доискиваться, почему семейному конфликту пытаются придать звучание драмы, достойной пера небезызвестного Вильяма Шекспира. Он просил учесть и плюсовые факторы: с успехом оканчивает аспирантуру, опубликовал около двадцати оригинальных работ и досрочно защитил диссертацию, за каковую ему вот-вот дадут степень кандидата наук…
— Вот именно, вот именно! — вскричал, озаряясь загадочной улыбкой, немолодой член совета. — Так что самое время уважить просьбу дочери нашего коллеги и спровадить аспиранта с кафедры за аморальное поведение.
— Это еще зачем? Ведь он уже подал на развод. Разве разводиться — это аморально? Сформулируем что-нибудь вроде «неподобающее» и т. д.
— И т. д. ему еще предстоит. Пишите, пишите. Так надо.
И хотя над синклитом маячила тень профессора, подобно тени отца Гамлета, ректорат не утвердил решение научного совета и вынес аспиранту выговор за неподобающее поведение. Впрочем, для успокоения страстей он не был рекомендован после окончания аспирантуры для работы на кафедре в качестве ассистента.
Аспирант выбрался на улицу, колеблясь от потрясения. Он зашатался бы больше, если бы предвидел, какие еще ожидают его сокрушительные удары. Не удовлетворившись достигнутым, жалобщица потребовала взгреть своего недавнего любимого супруга, еще и по общественной линии. И вот уже, обсудив аспиранта со всех сторон, факультетское бюро комсомола объявляет ему за те же показатели строгий выговор. Но и тут нашелся скептик, оспоривший слово «аморальный».
— Это еще зачем?
— Пишите, пишите. Так надо.
Однако институтский комитет комсомола тоже счел эту формулировку чрезмерной и, утвердив размер взыскания, остановился на том, что квалифицировал поведение аспиранта как недостойное. Дело здесь было не только в термине, дело здесь было в ином. И вот тут с позволения читателя мы раскроем скобки.
Казалось бы, дочь профессора должна быть удовлетворена. Но вендеттные страсти продолжали ее сотрясать. Все предшествующее было, если хотите, только пристрелкой перед главным сражением. Едва подсохли печати на протоколах, как новый манускрипт следует в институтский спецсовет, ведающий диссертациями. А согласно инструкции, кандидат в кандидаты лишается права на утверждение в ученой степени, если его, так сказать, моральная физиономия неадекватна, так сказать, его научному облику. И вот, ссылаясь только на решение факультетского научного совета, дочь профессора добивается того, чтобы утверждение ученой степени ее теперь бывшему супругу было отложено на неопределенное время.
Да-с, нужно отметить, что заключительный демарш был точен и эффективен. И, что характерно, совершенно в духе времени. Ведь если бы все это происходило в ту же шекспировскую эпоху, нашелся бы, скажем, доброхот, который вызвал бы обидчика на поединок и проткнул его отточенным клинком в назидание и поучение. Но наш просвещенный век, видимо, диктует свои способы возмездия. Как хорошо, что можно уповать на такую неотразимую, действенную силу, как общественность!
И все-таки стоит остановиться, оглянуться… Можно понять дочь профессора. В своем желании отомстить обидчику она вовлекла в водоворот конфликта многих людей. Следуя примеру своих предшественниц в подобного рода семейных коллизиях, она подключила чуть ли не весь город, требуя санкций, пригвождения к позорному столбу и даже небольшого аутодафе. Забыв при этом, что вмешательство внешних сил в такого рода дела редко приводило к благому исходу. А пожалуй, даже наоборот, весьма часто вызывало: а) полный отрыв десятка занятых людей от выполнения ими прямых обязанностей; б) глубокий стресс обеих конфликтующих сторон и в) даже частичное сокращение столь желанного нами долголетия…
Однако мы предвидим смущенное покашливание читателя. Дескать, не иронизируют ли авторы над решениями администрации и общественности? Не пытаются ли обелить своего антигероя?
Ни в коем разе! Мы тоже полагаем, что оскорблять действием жену даже на бракоразводной стадии не лучшее решение семейной теоремы. Нам тоже несимпатичны поступки аспиранта: виноват — получай по заслугам, несмотря на научные заслуги… Но ежели присмотреться, никто — ни в семье профессора, ни в институтских организациях — никто палец о палец не ударил, чтобы, говоря языком художественных образов, склеить разбитую чашу семейной жизни. Все лишь подбрасывали в костер конфликта охапки валежника, отталкивая стороны друг от друга все дальше и дальше. Не нужна ли была тут та самая «мера за меру», к которой призывал нас небезызвестный Вильям Шекспир?
Впрочем, нашелся один мудрый советчик из научного круга. Завидев отлученного в конце концов от работы на кафедре, от ученой степени бывшего аспиранта, весь облик которого выражал крайнее разочарование в жизни, он порекомендовал ему одуматься и — хотя бы во имя карьеры — восстановить идиллические отношения с дочерью влиятельного профессора. Но тот упрямо отказался просить пардону. Дело завели так далеко, что идти на поклон, признался он, это значит и впрямь почувствовать себя бесконечно малой величиной.
БЕЗМЕН ФЕМИДЫ
Демографы неустанно твердят, что имеет место стремительный рост населения городов. Однако в своих выкладках они не учитывают один посыл, который, к счастью, взялись описать мои коллеги. За последнее время фельетонисты с таким темпераментом навалились на ловкачей, коих общественность именует фиктивно брачующимися, что у меня едва не сложилось впечатление, будто города разбухают именно за этот счет.
Я тоже сгоряча чуть не внес вклад в эту щекотливую тему, когда ознакомился с делом Владимира Ф. Ну, думаю, попался, голубчик! Однако при пристальном рассмотрении фактов возникли колебания. Похоже, наш герой не столько злоумышленник, сколько жертва фатальных обстоятельств.
Тут, конечно, читатель захочет узнать хотя бы короткую историю вопроса. Пожалуйста, никакой утайки… Итак, начнем с того, что двадцать пять лет назад два студента, Анна Б. и Михаил К., в паузах между научной докукой облюбовали друг друга и решили пожениться. За столицу наши молодожены не цеплялись, ни на чью жилплощадь не замахивались, а как только подоспело положенное время, переместились в город, куда их нацелила соответствующая комиссия.
Между нами говоря, Михаил К. предпочел бы родной город, где у него проживали родители. Но свежеиспеченный специалист и в незнакомом месте отдавался своей работе с изрядным пылом. Словом, все покатилось заведенным порядком — тихо (я хотел было автоматически добавить «и мирно», но, увы, мира-то в семье и не стало). Порой и близкие начинают нас огорошивать неведомыми ранее пороками. Впрочем, порок, который стреножил Михаила К., примечала не только его жена, но и окружающие: стал, сердечный, пропускать за галстук — сначала рюмочку-другую, а потом и бутылку — третью…
Горячительные напитки, как известно, мало способствуют подогреву согласия в семье. И спустя время супруги отшатнулись друг от друга. Михаил К., оставив на попечение супруги двух сыновей, выписался в родной город, где, как уже было сказано, проживали его родители и где, как еще не было сказано, они построили кооперативное обиталище.
Соломенная вдова потужила некоторое время, но жизнь, как утверждают философы, есть жизнь, и через два года, приглядев положительного человека, решила сочетаться с ним законным браком. Это и был Владимир Ф.
Словом, все покатилось заведенным порядком — тихо (тут я хотел снова добавить «и мирно», но, увы, мира-то в семье и не стало). Старший сын Анны, достигший к этому времени возраста, когда скептически поглядывают на родителей, почему-то настроился против отчима. И без затей объявил, что укатывает к родному отцу, а там уж будет видно…
А видно стало не самое безмятежное. Лишившись маминого ока, юноша заколобродил и даже стал якшаться с некоей беспутной компанией. Озадаченный отец бросился к междугородному телефону: