— Ну, зачем эти эмоции? Лучше проявляйте их, обозревая наши натюрморты. Эвон сколько их понавешано — сплошная Третьяковка! Нет, зря вы недооцениваете роль искусства в отлаживании системы пищеварения. А между тем еще профессор Покровский утверждал, что…
Завороженный познавательной лекцией, посетитель как будто успокоился и остальные полчаса до подачи заказанного блюда сидел тихим воробышком.
В следующий раз, когда возник конфликт на почве недожаренной картошки, помощник директора проникновенно говорил о необходимости экономии масел, включая подсолнечное, и вкладе каждого отдельного посетителя в решение этой глобальной проблемы…
Словом, наш златоуст понимал работу с людьми не как воспитание своих коллег в духе повышения культуры обслуживания, а как сверхзадачу — не допустить обиженных к заветной книге жалоб. И прибегал он при этом к таким демагогическим вывертам и зигзагам, что способен был заткнуть за пояс иного зарубежного дипломата.
Наконец, так и просится на перо исповедь одного пенсионера по поводу затянувшегося рассмотрения его дела в одном из райсобесов. Три битых часа ему объясняли, почему не смогли отыскать пяти деловых минут, чтобы решить назревший вопрос. Тут фигурировал рассказ о том, что кто-то ушел во внеочередной отпуск, и новелла о трудностях канцелярского искусства, и жуткая притча о мультипликационном зайце, которого хватил инфаркт после того, как его истомил претензиями некий дотошный волк-посетитель…
И вся эта ласковая словесность была мобилизована лишь для того, чтобы как-то оправдать — изъяны в своей работе, отвадить просителя, забить, как говорили в старину, баки…
— А ведь все это чистая дымагогия! — так несколько грубовато по форме, но точно по сути охарактеризовал он адептов широкопрофильного искусства уверток и уклонений. — Напустят дыму, навеют туману, запудрят мозги… А дела все нет и нет?
НЕ ВЫСОВЫВАЙСЯ!
Обычная житейская новелла. У меня испортился электроутюг. Служил безотказно лет десять, нагревался по первому указанию почти до температуры каления… И вот, пожалуйста, сколько я ни бился — извлечь из него благодатный тропический жар так и не удавалось. В пору хоть в мастерскую нести.
Но тут сердобольные соседи присоветовали:
— Продержат там неделю сверх плана, а у вас белье простаивает. Может, обойдетесь внутренними резервами?.. Есть у нас во дворе универсальная личность. В жэке монтером подвизается. Договоритесь полюбовно — он из вашего утюга электронагревательный агрегат изготовит.
Явился ко мне по аварийному вызову универсальный Петр Петрович. Обошел со всех сторон, сказал сочувственно:
— Механизм модели РЦ-5Р. Не утюг, а, извиняюсь, ледокол в просторах Арктики… Очень обременительный прибор, а меня еще в семи квартирах дожидаются. Надо ведь помогать человечеству…
— Надо, — согласился я. — Вот и начните. А что это значит: РЦ-5Р?..
Универсальный Петр Петрович скроил задумчивую мину:
— Ремонтная цена 5 рублей… Ясно-понятно?
Было ясно-понятно. Ремонт стоит чуть меньше, чем новый, сияющий никелем магазинный утюг. Но куда денешься? Мастерские еще, к сожалению, недостаточно динамичны, а белье давно не глажено… Так и договорились полюбовно. К чему скрывать? Зачем лукавить? Воспользовался универсальный хапуга моей беззащитностью.
Я заговорил об этом эпизоде неспроста. Я заговорил о нем в связи со скромным почином другого мастера из другого жэка. А дело затеялось так.
Однажды на видном месте в конторе появилось объявление:
«Товарищи рабочие, служащие и пенсионеры! Бывший мастер нашего жэка Иван Иванович производит бесплатный ремонт швейных машин, патефонов, нагревательных и осветительных приборов, зонтов и прочих домашних вещей. Милости просим к нему от 14 до 18 часов».
Откликаясь на это объявление, десятки обитателей окрестных домов несли к Ивану Ивановичу для технического врачевания и швейные машины, и патефоны, нагревательные и осветительные приборы, а также зонты и прочие домашние вещи. И бескорыстный пенсионер, этакие золотые руки, с энтузиазмом ремонтировал все подряд. Он чинил, паял, монтировал, повинуясь скромному велению сердца.
Веление сердца — это не привычная газетная фраза. Это не сентиментальный речевой оборот. Повинуясь сердечной воле, тысячи людей едут на стройки Сибири и в совхозы целины, сооружают объекты Большой Химии и оросительные системы в засушливых районах Средней Азии. По душевному приказу тысячи пенсионеров, не пожелавших доживать свой век в комнатной тиши, помогают молодежи оборудовать клубы и спортивные площадки, становятся непременными участниками общественных советов при жилищных конторах, школах, дворцах культуры. Становятся совершенно бескорыстно, безвозмездно, бесплатно.
И вот пожилой мастер тоже счел нужным предложить свой опыт и умение людям. Маленький участок быта, но в масштабе общих больших дел он тоже что-нибудь да значит. Помните, как говорил в свое время Владимир Маяковский:
Коммунизм
не только
у земли,
у фабрик в поту.
Он и дома
за столиком,
в отношеньях,
в семье,
в быту.
С того времени, как впервые отворились двери мастерской на общественных началах, миновало немало времени. Добровольное бюро добрых услуг функционировало поначалу на полную мощность. И уже в десятках квартир вновь завертелись бойкие колеса швейных машин, отремонтированных уверенной рукой умельца; уже зазвучали патефоны, возвращенные к музыкальной жизни; обрели нагревательные способности утюги, электрочайники и иные термоприборы. Можно было ожидать, что этот энтузиазм будет поддержан его товарищами по конторе, не менее искусными и опытными профессионалами. Можно было надеяться, что этот почин пенсионера найдет полное и широкое одобрение.
Но, видать, не всем пришлось по душе новое. Отыскались и здесь свои универсальные Петры Петровичи, большие любители поживиться за чужой счет. Они поняли, что с каждым днем в их корыстных услугах будут нуждаться все меньше и меньше. В старом мастере они увидели прежде всего конкурента. И вот эти-то Петры Петровичи, почуяв угрозу своим левым заработкам, начали планомерную атаку на энтузиаста. Они пытались вызвать сомнения в его бескорыстии. Они старались опорочить его в строгих глазах начальства:
— Ишь, какой выискался ангел без крыльев. Ну чего он высовывается? Денег не берет?! Небось, тайком загребает…
И хотя сотни людей, которым доброволец помог восстановить и отремонтировать бытовые машины и приборы, утверждали, что мастер трудился абсолютно бесплатно, все же коммунальное начальство стало кривиться, когда речь заходила о бюро добрых услуг. И вскоре эти добрые услуги прикрыли. Универсальные Петры Петровичи снова обрели клиентуру. Являясь по аварийному вызову для починки, скажем, того же утюга, они заводили привычный разговор:
— Механизм модели РЦ-5Р… Не утюг, а, извиняло, ледокол в просторах Арктики… В порядке помощи человечеству так и быть возьму с вас 5 рублей. Ясно-понятно?..
Так свежее, пусть некрупное начинание пенсионера, не желавшего прозябать без дела, было подсечено на корню. Так увяло оно, не получив ни разумной поддержки, ни дальнейшего одобрения.
Можно предположить, что коммунальные руководители вознегодуют и проговорят с благородными нотками в голосе:
— К чему, друзья, весь этот шум?! Ведь против этого мы не против. И напрасно Иван Иванович нервничает и кипятится. Мы тоже в курсе, что надо интенсивнее привлекать к труду ветеранов и долгожителей. Но ведь, понимаете, что-то здесь не так. Не слишком ли рано возник почин? Стоит ли нам высовываться без дальнейших спецуказаний?
Спецуказаний… Почины тем и дороги, что возникают снизу, из народных глубин. Но подчас они гасятся — происходит ли это в лаборатории НИИ, в заводском цехе, в скромном жэке — испытанной перестраховочной формулой «Не высовываться! Как еще на это посмотрят наверху».
А что же наш добрейший Иван Иванович?
Хотя он и потерял сторонников среди коммунальных деятелей, но не потерял веры в необходимость и полезность начатого дела. Он не потерял надежды, что десятки благодарных жителей микрорайона возвысят голос в его защиту, что они найдут в себе силы и энергию, дабы восстановить бюро добрых услуг, которые еще так нужны нам всем. Иван Иванович еще бодр и полон энтузиазма. Он лелеет новые планы и собирается по-прежнему «высовываться» со свежими идеями. Он собирается организовать группу взаимных услуг, в которой каждый жилец готов помогать своему соседу в той области, которая ему больше всего знакома и привычна.
Слава энтузиастам!
БУМЕРАНГЗаключительный фельетон
Обнародовав свое творение, фельетонист долго не может выкарабкаться из состояния относительного покоя. Вереница вопросов одолевает его: как читатели воспримут эпитеты и метафоры, не обидится ли персонаж на саркастические шпильки и какие, наконец, воспоследуют выводы под отчетной рубрикой «Меры приняты»?
Примерно такие же чувства испытывал и автор этих строк, пока не получил ответ на свой фельетон о некоем строительном начальнике П., не отличавшемся щепетильностью в финансовых дедах. Как сообщалось, мой герой понес за свои прегрешения соответствующую кару и, предварительно дав клятву быть упомянутым только в хвалебных очерках, задал стрекача из республики с резко-континентальным климатом.
Автор с удовлетворением отер со лба творческий пот: не зря, значит, трудимся, не напрасно затачиваем рашпилем авторучки… И вдруг некоторое время назад прибывает листок, написанный колеблющимся почерком. Работница строительной организации — уже другой не менее теплой республики — А. не без иронии пишет, что после моего фельетона, напечатанного в «Крокодиле», герой не только не перестроился, но, наоборот, проникнув на руководящий пост, увольняет честных хранителей материальных ценностей, гоняет из стороны в сторону автокран в личных целях и, кроме того,