— Мы все будем смотреть, как у вас идут дела. Удачи.
Он уходит. Спешно шагает по коридору, заворачивает за угол — я больше его не вижу.
Набираю в грудь воздуха. Я осталась одна. Теперь нужно дождаться солдат, которые меня арестуют.
Я быстро захожу внутрь и закрываю дверь. Полная темнота — ни окон, ни даже лучика света сквозь щель под дверью. То, что я спряталась именно здесь, не вызовет подозрений. Я не углубляюсь в помещение, уже зная, как тут все устроено: ряды коек и общий туалет. Просто прижимаюсь к стене рядом с дверью. Лучше оставаться здесь.
Протягиваю руку в темноте, нащупываю ручку двери. Ладонями измеряю расстояние от ручки до пола (три фута шесть дюймов). Вероятно, такое же расстояние от ручки до верхнего косяка. Я вспоминаю, как выглядит дверь из коридора, представляю, какое расстояние от дверного косяка до потолка. Должно быть, чуть меньше двух футов.
Хорошо. Теперь диспозиция ясна. Снова прижимаюсь к стене, закрываю глаза и жду.
Медленно тянутся двенадцать минут.
Вдруг откуда-то из дальней части коридора доносится собачий лай.
Я распахиваю глаза. Олли. Я бы узнала его голос где угодно — моя собака жива! Каким-то чудом пес выжил! Меня охватывают радость и смятение. Как, черт побери, он попал сюда? Я прижимаю ухо к двери, прислушиваюсь. Еще несколько секунд тишины. Потом снова лай.
Моя белая овчарка здесь.
Мысли мечутся. Олли мог оказаться здесь по одной причине: его привел патруль — патруль, который ищет меня. И есть только один человек, который додумался бы искать меня с помощью собаки, — Томас. Я вспоминаю слова хакера. Рейзор хотел, чтобы меня нашли «нужные солдаты».
Конечно, Рейзор имел в виду конкретный патруль и конкретного военного — Томаса.
Вероятно, коммандер Джеймсон поручила Томасу найти меня. А тот взял в помощь Олли. Но будь у меня выбор, я бы хотела, чтобы меня арестовал любой другой патруль, только не тот, в котором начальствует Томас. Руки начинают дрожать. Я не хочу видеть убийцу брата.
Лай Олли становится все громче. К тому же я различаю шаги и голоса. Томас в коридоре, он выкрикивает команды солдатам. Я стою затаив дыхание и напоминаю себе рассчитанные ранее цифры.
Они уже за дверью. Голоса смолкают, раздаются щелчки (снимают заряженное оружие с предохранителей, похоже, М-серия, стандартная).
Дальнейшее происходит словно в замедленной съемке. Дверь приоткрывается, внутрь проникает свет. Я подпрыгиваю и приподнимаю ногу — дверь надвигается на меня, я тихо ставлю стопу на дверную ручку. Солдаты с оружием на изготовку входят в комнату, а я хватаюсь за верхний косяк, опираясь ногой на ручку. Подтягиваюсь. Беззвучно усаживаюсь, словно кот, на двери.
Они меня не видят. Они, вероятно, не видят ничего, кроме темноты. Я в одно мгновение пересчитываю их. Томас возглавляет патруль, Олли идет рядом (к моему удивлению, пистолет Томаса остался в кобуре), а за ними группка из четырех солдат. За пределами комнаты остались еще солдаты, но я не знаю сколько.
— Она здесь, — говорит один, прижав палец к уху. — Сесть на воздухолет она никак не могла. Коммандер Десото подтвердил, что его человек видел, как она входила в пирамиду.
Томас молчит. Я наблюдаю, как он поворачивается, оглядывая темную комнату. Потом поднимает глаза на дверь.
Наши взгляды встречаются.
Я прыгаю вниз и валю его на пол. На мгновение меня охватывает слепая ярость, я и в самом деле готова голыми руками сломать ему шею. Это не составит труда.
Солдаты ждут команды, но среди гама и хаоса я слышу сдавленный голос Томаса:
— Не стрелять. Не стрелять!
Он хватает меня за руку. Почти удается вырваться и пробиться сквозь солдат к выходу, но кто-то сбивает меня с ног. Вихрем мундиров они наваливаются на меня, хватают за руки, волокут за ноги. Томас приказывает своим людям обращаться со мной осторожно.
Рейзор был прав касательно Томаса. Он хочет доставить меня к коммандеру Джеймсон живой.
Наконец они защелкивают у меня на запястьях наручники и с такой силой прижимают к полу, что я пошевелиться не могу. Надо мной нависает Томас.
— Рад снова видеть вас, миз Айпэрис. — Голос его дрожит. — Вы арестованы за нападение на солдат Республики, за беспорядки в Баталла-Холле и за дезертирство. Вы имеете право не отвечать на вопросы. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.
Я отмечаю, что он ни слова не говорит о пособничестве преступнику. Все еще делает вид, будто Республика казнила Дэя.
Они рывком ставят меня на ноги и ведут по коридору. Когда мы оказываемся на улице, довольно много солдат останавливаются и глазеют на нас. Люди Томаса бесцеремонно заталкивают меня на заднее сиденье патрульной машины, пристегивают мои запястья к дверям, а руки заковывают в кандалы. Томас садится рядом и приставляет пистолет к моей голове. Смешно. Джип везет нас по улицам. Два солдата, сидящих спереди, следят за мной в зеркало заднего вида. Они ведут себя так, будто я какое-то неосвоенное оружие, и в некотором роде, видимо, так и есть. Ситуация настолько нелепа, что меня разбирает смех: Дэй в форме солдата Республики расхаживает по борту РК «Династия», а со мной тут обращаются как с самым ценным пленником Республики. Мы поменялись ролями.
Всю дорогу Томас пытается не обращать на меня внимания, но я не свожу с него глаз. Он выглядит усталым, у него бледные губы и темные круги под глазами. На подбородке щетина, что удивительно само по себе — никогда не видела Томаса небритым. Вероятно, коммандер Джеймсон устроила ему взбучку за мой побег из Баталла-Холла. Может быть, его даже допрашивали.
Минуты текут медленно. Солдаты не произносят ни слова. Тот, кто за рулем, не отрывает глаз от дороги, все мы слышим только гул двигателя и приглушенные звуки улицы. И стук моего сердца. Со своего места я вижу джип, едущий впереди; в его заднем окне время от времени вспышкой мелькает белый мех, доставляя мне невыразимое счастье. Олли. Жаль, что он едет в другой машине.
Наконец я обращаюсь к Томасу:
— Спасибо, что не тронули Олли.
Я не жду ответа. Разве что: «Капитаны не говорят с преступниками». Но, к моему удивлению, он смотрит мне в глаза. Похоже, ради меня он готов нарушить протокол.
— Ваша собака оказалась полезной.
Олли — пес Метиаса. Гнев снова закипает во мне, но я гашу его. Ярость мне никак не поможет. Интересно, что он вообще оставил Олли в живых, ведь мог бы найти меня и без пса. Олли не полицейская собака, он не обучен искать людей по запаху. Он не смог бы учуять меня через полстраны. Только на очень небольших расстояниях от него есть толк. А значит, Томас не убил его по другим причинам. Потому что я ему небезразлична? Или… ему все еще дорога память о Метиасе? Эта мысль пугает меня. Я молчу, и Томас отводит взгляд. Наступает еще одна долгая пауза.
— Куда вы меня везете?
— Вас будут содержать в тюрьме Хай-Дезерт, а после допроса суд решит, что с вами делать.
Пора запускать в действие план Рейзора.
— Могу гарантировать, что после допроса суд отправит меня в Денвер.
Один из солдат спереди прищуривается, глядя на меня. Томас поднимает руку:
— Пусть болтает. Для нас важно одно: доставить ее живой и невредимой.
Смотрит на меня. Кажется, он еще и похудел со времени нашей последней встречи, даже его волосы, аккуратно зачесанные набок, потускнели, стали безжизненными.
— В Денвер? С какой это стати? — не выдерживает Томас.
— Я владею информацией, которая может оказаться для Президента чрезвычайно важной.
Томас кривит рот; теперь он очень хочет порасспрашивать меня, выведать мои секреты. Но это запрещено протоколом, а он уже нарушил немало правил, затеяв со мной разговор. Кажется, он решил не давить на меня.
— Там посмотрим, что удастся из вас выудить.
Тут я понимаю, что они вообще не должны отправлять меня в тюрьму в Неваде. Меня обязаны допрашивать и судить в моем родном штате.
— Почему меня оставляют здесь? — спрашиваю я. — Разве я не подлежу отправке в Лос-Анджелес?
Теперь Томас смотрит не на меня — перед собой.
— Карантин, — отвечает он.
Я морщу лоб:
— Он что, теперь и на Баталлу распространяется?
От его ответа у меня мурашки бегут по коже.
— Карантин объявлен в Лос-Анджелесе. Во всем городе.
Тюрьма Хай-Дезерт. Помещение 416 (20 × 12 футов).
22:24; день моего ареста
Я сижу в нескольких футах от Томаса. Нас разделяет только шаткий столик… не считая толпы солдат. Стоит мне посмотреть на кого-нибудь из них, как тот начинает нервно переступать с ноги на ногу. Я чуть раскачиваюсь на стуле, борясь с усталостью, и позвякиваю цепью, которой скованы за спиной руки. Мысли мечутся в голове — я все время вспоминаю слова Томаса о карантине в Лос-Анджелесе. Сейчас на подобные размышления нет времени, говорю я себе, но мысли не уходят. Я пытаюсь представить себе Университет Дрейка с чумными знаками, улицы Рубинового сектора, заполненные чумными патрулями. Как такое возможно? Как можно закрыть на карантин целый город?
Мы сидим здесь уже шесть часов, но Томасу так ничего и не удалось из меня выудить. Своими ответами я вожу его по кругу и делаю это тонко — он даже не понимает, что я манипулирую разговором, а мы тем временем тратим попусту еще один час. Он пытался угрожать смертью Олли. Тогда я сказала, что унесу в могилу всю информацию, какой владею. Он пытался угрожать смертью мне. На что я опять напомнила: вся информация уйдет со мной в могилу. Он даже затевал со мной интеллектуальные игры, но ни одна не принесла результатов. Я упорно спрашиваю, почему в Лос-Анджелесе объявлен карантин. Меня обучали тактике допроса не хуже, чем его, мои навыки работают против Томаса. К физическим мерам воздействия (как с Дэем) он пока не прибегал. Еще одна любопытная деталь. Не имеет значения, какие чувства он питает ко мне, — если начальство прикажет применить силу, он не задумается ни на минуту. Пока он и пальцем меня не тронул, значит коммандер Джеймсон не дала ему такого приказа. Странно. При всем при том я вижу, что терпение его на исходе.