— Вы намереваетесь освободить Идена?
— Его вообще нельзя было задерживать. Я освобожу его вместе со всеми остальными, кого используют на линии фронта.
— Где он? — спрашиваю я. — Когда вы…
— В последние несколько недель Идена возят вдоль линии фронта. Мой отец арестовал его вместе с десятком других зараженных в ходе реализации новой боевой инициативы. Их главным образом используют в качестве живого биологического оружия. — Лицо Андена мрачнеет. — Я собираюсь закрыть этот безумный цирк. Завтра я выпущу приказ — Идена увезут с фронта на лечение.
Это меняет все.
Нужно найти способ сообщить Дэю об освобождении Идена, прежде чем он и Патриоты убьют человека, имеющего власть спасти мальчика. Как мне с ним связаться? Патриоты, вероятно, снимают каждый мой шаг. Я включаю мозги на полную. Перед моим мысленным взором возникает лицо Дэя, я хочу броситься к нему. Мне не терпится сообщить ему хорошую новость.
Вот только хорошую ли новость сообщил мне Анден? Рациональная часть мозга тормозит меня, призывает смотреть на все критически. Возможно, Анден лжет, расставляет ловушку. Но если бы он хотел арестовать Дэя, то мог бы через меня пригрозить ему убить Идена. Тогда Дэй вышел бы из укрытия. Но Анден, напротив, освобождает Идена.
Анден терпеливо ждет, а я все молчу.
— Необходимо, чтобы Дэй поверил мне, — шепчет он.
Я обнимаю его за шею, подношу губы вплотную к уху. От него пахнет сандаловым деревом и чистой шерстью.
— Мне нужно наладить с ним связь. Если вы освободите его брата, он вам поверит, — шепчу я в ответ.
— Я хочу завоевать и ваше доверие. Мне нужно, чтобы вы мне верили. Я вам верю. Я верю вам уже очень давно.
Он замолкает на несколько секунд. Его дыхание учащается, глаза резко меняются. Из них исчезает выражение надменной властности, и теперь я вижу юношу, простого человека, и электрический заряд между нами нарастает. Еще мгновение, он поворачивает голову — и наши губы смыкаются.
Я закрываю глаза. Поцелуй едва ощутим, и я ничего не могу с собой поделать — мне хочется большего. Между мной и Дэем всегда бушует огонь и голод, даже ярость, какое-то глубокое отчаяние и жажда. А с Анденом поцелуй — сама утонченность и рафинированное изящество, аристократическая изысканность, сила и элегантность. Наслаждение и стыд овладевают мной. Видит ли меня Дэй через камеру наблюдения? Эта мысль словно удар ножом.
Поцелуй длится считаные секунды, Анден отстраняется. Я выдыхаю, поднимаю веки, прогоняю с глаз туман. Анден уже давно в моей комнате. Еще немного — и охранники за дверью начнут волноваться.
— Извините, что побеспокоил вас.
С этими словами он чуть склоняет голову, встает и разглаживает на себе пиджак. Он снова надевает панцирь официоза, но в его манерах чувствуется некоторая неловкость, на губах играет едва заметная улыбка.
— Отдохните. Мы поговорим завтра.
Анден уходит, и комната снова погружается в тягучую тишину. Мои губы горят от его прикосновения. Я мысленно погружаюсь в то, что несколько минут назад сказал Анден, и мои пальцы бесконечно перебирают колечко из скрепок в кармане. Патриоты хотели, чтобы Дэй и я присоединились к их плану покушения на молодого Президента. Они заявляли, что, убив его, мы высечем искру революции, которая освободит нас от Республики. Что мы возродим былую славу Соединенных Штатов. Но так ли на самом деле? Что было у Соединенных Штатов такого, чего не может дать Республике Анден? Свобода? Мир? Процветание? Станет ли Республика страной со множеством красиво подсвеченных небоскребов и чистых богатых секторов? Патриоты обещали Дэю, что найдут его брата и помогут нам бежать в Колонии. Но если Анден может сделать все сам, имея поддержку и решимость, если нам не нужно будет бежать в Колонии, то чего мы добьемся убийством Президента? Анден ничуть не похож на отца. Да что говорить, его первый официальный шаг в качестве Президента имеет целью покончить со злом, совершенным его отцом, — он собирается освободить Идена, вероятно, даже прекратить все эксперименты с чумой. Если мы поможем ему сохранить власть, не изменит ли он Республику к лучшему? Не станет ли тем катализатором перемен, о котором мечтал Метиас в своем дерзком дневнике?
Но есть и более серьезная проблема, которую мне не объять умом. Рейзор на каком-то уровне понимает, что Анден, в отличие от отца, не диктатор. В конечном счете Рейзор занимает достаточно высокое положение, и наверняка до него доходили слухи о непокорном характере Андена. Он говорил мне и Дэю, что Конгресс не любит Андена… но он так и не сказал, в чем суть их разногласий.
Зачем ему убивать молодого Президента, который способен помочь Патриотам создать новую Республику?
Мысли мои путаются, но одна остается ясной.
Я точно знаю, к кому склоняется моя лояльность. Я не стану помогать Рейзору убить Президента. Но я должна предупредить Дэя, чтобы тот отказался от плана Патриотов.
Нужно подать ему сигнал.
И тут меня осеняет: вероятно, я смогу предупредить Дэя, если тот смотрит трансляцию вместе с остальными повстанцами. Дэй не поймет точного значения сигнала, но это лучше, чем ничего.
Я чуть опускаю голову, потом поднимаю руку с проволочным колечком и прижимаю два пальца сбоку ко лбу. Мы договорились о таком знаке, когда только вышли на улицы Вегаса.
Стоп.
Дэй
Позднее тем вечером я иду в главную совещательную комнату и присоединяюсь к остальным, чтобы выслушать доклад о следующем этапе операции. Рейзор уже вернулся. Четыре Патриота работают малой группой в углу помещения; судя по всему, это хакеры, они анализируют схему расположения громкоговорителей на разных зданиях. Некоторых из них я уже узнаю — один из хакеров лысый и огромный, как танк, хотя и немного низкорослый. У другого гигантский нос между полумесяцами глаз на очень худом лице. Третья — одноглазая девушка. Почти у всех есть шрамы. Я перевожу взгляд на Рейзора, разговаривающего с людьми в передней части помещения, его фигура высвечена лучами всех экранов с картами мира. Я поворачиваю голову — нет ли где поблизости Тесс, не беседует ли она с кем-нибудь? Наконец мой взгляд находит ее среди других студентов-медиков; у нее на ладони какое-то зеленое растение, и она терпеливо объясняет, как им пользоваться. По крайней мере, так мне кажется. Я решаю приберечь извинения на более позднее время. Сейчас, похоже, она в них не нуждается. От этой мысли мне становится грустно и до странности неловко.
— Дэй!
Тесс замечает меня, а я в ответ приветственно машу рукой.
Она пробирается ко мне, вытаскивает из кармана две таблетки и маленький пакет со стерильными бинтами, сует их мне в руки:
— Чтобы ты себя хорошо чувствовал вечером.
Она переводит дыхание, глядя на меня немигающими глазами. Никаких признаков прежнего напряжения между нами.
— Я знаю, каким ты становишься, когда адреналин ударяет в кровь. Не делай глупостей. — Тесс кивает на голубые таблетки в моей руке. — Они тебя согреют, если будет слишком холодно.
Забавно — она ведет себя как взрослая, как моя опекунша. От заботы Тесс тепло разливается по всему телу.
— Спасибо, сестренка, — отвечаю я, засовывая ее дары в карман. — Слушай, я…
Она пресекает мои извинения, положив пальцы мне на руку. Глаза ее, как всегда, широко распахнуты, в них столько утешения, что я ловлю себя на желании взять ее с собой.
— Брось ты. Только… обещай, что будешь осторожен.
Как быстро умеет она прощать, несмотря ни на что. Говорила ли она мне в сердцах такие слова прежде? Сердится ли еще? Я наклоняюсь и мимолетно обнимаю ее.
— Обещаю. И ты тоже смотри — будь осторожна.
В ответ Тесс порывисто обхватывает меня за талию, потом возвращается к группе медиков, прежде чем я успеваю извиниться.
Она уходит, и я переключаюсь на слова Рейзора. Он показывает на зернистое изображение на экране — улица близ ламарских железнодорожных путей, вдоль которых недавно мы шли с Каэдэ. На экране двое военных, воротники их мундиров подняты, потому что идет снег с дождем, оба жуют горячие — от них идет пар — блинчики. У меня при виде блинчиков слюнки текут. Консервы Патриотов — настоящая роскошь, но, боже мой, чего бы я только не отдал за горячий чебурек!
— Прежде всего хочу сообщить всем, что наш план работает, — объявляет коммандер. — Наш агент успешно внедрился в ближайшее окружение Президента и сообщил ему о ложном плане покушения. — Он обводит пальцем участок на экране. — Изначально правитель, чтобы укрепить боевой дух войск, планировал посетить Сан-Анджело, а оттуда направиться сюда, в Ламар. Теперь, как стало известно, он вместо Сан-Анджело едет в Пьерру. Изменился и первоначальный состав сопровождения. Президента будут охранять наши солдаты.
Зернистое изображение ламарских железнодорожных путей исчезает, на экране появляется спальня. Первое, что я вижу: стройная фигура на краю кровати, сидит, опустив голову на колени. Джун? Но комната, на мой взгляд, слишком хороша (никак не похожа на тюремную камеру), и кровать мягкая, со множеством одеял; чтобы обзавестись такими в Лейке, я бы и голову мог кому-нибудь оторвать.
Кто-то хватает меня за руку:
— Привет, вот где ты, сорвиголова.
Это Паскао с его вечной ухмылкой и светло-серыми глазами, горящими от возбуждения.
— Привет, — отвечаю я, коротко киваю ему и снова поворачиваюсь к экрану.
Рейзор в общих чертах описывает собравшимся следующий этап плана, но Паскао дергает меня за рукав:
— Ты, я и еще несколько неуловимых уходим через пару часов. — Он стреляет глазами в экран, потом его взгляд возвращается ко мне. — Слушай. Рейзор хотел, чтобы я обрисовал моей команде этот этап плана детальнее, чем он описывает всей группе. Я уже проинструктировал Бакстера и Джордан.
Я почти не слушаю Паскао, потому что теперь уверен: миниатюрная фигурка на кровати — Джун. Да, она, ее манера закидывать волосы за плечи, внимательно оглядывать помещение. На ней теплая ночная сорочка, но она дрожит так, будто в комнате мороз. Неужели модная спальня, которую я вижу, на самом деле тюремная камера? Вдруг на память приходят слова Тесс: «Дэй, ты не забыл — Джун убила твою мать?»