— Нужна помощь? — поинтересовался я, подходя к ним. — Меня зовут Боткин Константин Алексеевич, врач-интерн.
— Ларионов Сергей Львович, лекарь-психиатр, — кивнул мужчина. — Кажется, мы уже пересекались, хотя и не успели познакомиться.
— Да, в отделении было уже два случая психиатрических заболеваний, — кивнул я. — А что происходит?
— Никак не могу объяснить вашему товарищу, что нельзя сдать кровь на шизофрению, — выдохнул он. — Упёрся и требует невозможного.
Значит, тот разговор с Клочком не прошёл бесследно. Крыс упоминал мне, что Соколов боялся сойти с ума. Значит, решил на всякий случай перестраховаться.
— Роман, таких тестов правда нет, — обратился я к Соколову. — Но если у вашего друга есть симптомы — то лучше перестраховаться и проконсультироваться с психиатром.
— А это будет тет-а-тет? — боязливо уточнил Роман.
— Конечно, — заверил его Сергей Львович. — Я лично слежу за неразглашением данных пациентов.
— Тогда я ему передам, и он подумает, — заявил Соколов и поспешно ушёл к палатам.
Передаст, конечно. Соколов просто дождётся, пока психиатр останется один, и придёт к нему на приём. Ничего, пускай проверится. Лишним не будет. А психиатрический диагноз по одному такому эпизоду ему не поставят.
Я забрал истории и отправился в третью палату. Как раз чтобы застать там другую ссору.
— А я ещё раз вам повторяю, переводитесь в другую палату немедленно, — сложив руки, заявил Лаврентьев. — Это моя палата!
— Позвольте, это палата на двух пациентов, — возразил его новый сосед и мой новый пациент Блохин. — Меня распределили сюда, нравится вам это или нет.
— А мне не нравится! — возмутился Лаврентьев. — Я хочу спокойно сконцентрироваться на своём здоровье, а не наблюдать вас на соседней кровати.
Опять надо утихомиривать моего вчерашнего пациента. Как я и думал, характер у него прескверный.
— Господин Лаврентьев, ваш сосед прав, он имеет право лежать в этой палате, — проговорил я. — Так что прекратите скандалить.
Он вздрогнул и повернулся ко мне.
— Константин Алексеевич, я вас не заметил, — нервно произнёс Лаврентьев. — Просто я думал, что ко мне никого не подселят…
— А к вам подселили, — закончил я за него. — Это политика клиники, так что вы ничего не можете сделать. Лучше вам не хамить соседу по палате.
— Понял, извиняюсь, — кивнул тот.
Хорошо я его вчера припугнул, раз он до сих пор так боится меня. Оно и к лучшему. Хоть соседу поспокойнее будет.
Сначала я опросил Лаврентьева и осмотрел его ногу. Ревматолог уже полечил своей магией, препараты он тоже получал все по назначению.
— А когда уже мясо можно будет есть? — жалобно уточнил он после осмотра. — Так по мясу скучаю.
— В ближайший месяц точно забудьте, — отрезал я, — если не хотите вообще сустава лишиться. Строгая диета — это основа вашего лечения.
Он понуро кивнул и с ненавистью посмотрел на свою ногу. Мол, она ему всю жизнь испортила.
Я переместился ко второму пациенту. Это был довольно полный мужчина, с очень коротко стриженными волосами, практически под ноль. Довольно необычно для аристократа. Сейчас в моде, наоборот, длинные волосы.
— Я на сегодня ваш лечащий врач, Боткин Константин Алексеевич, — представился я. — Вы Блохин?
— Да, Блохин Анатолий Спиридонович, — кивнул тот. — Здравствуйте.
— На что жалуетесь? — спросил я.
— Да особо ни на что, — пожал он плечами. — Ну, сухость во рту бывает, пить много хочу. Обратился к своему лекарю, тот посоветовал лечь в клинику. Мол, диабет может быть.
Сахарный диабет второго типа довольно сложно диагностировать на первых стадиях. Поэтому лекарь этого господина сделал правильно, что решил отправить его в госпиталь. Если заболевание не начать контролировать вовремя — может возникнуть масса осложнений со стороны всех систем органов. Диабет — опасное заболевание.
— У кого-нибудь из родственников был сахарный диабет? — спросил я.
— У матери, — кивнул Блохин. — Это может передаваться?
— Наследственная предрасположенность играет большую роль, — кивнул я. — А ещё неправильное питание, ожирение, гиподинамия…
— Всё то, что мы так любим, — добавил со своей кровати Лаврентьев. — Это, оказывается, мой брат по несчастью! Сейчас-то вам тоже диету какую-нибудь выпишут!
Я активировал диагностический аспект и увидел проекцию тела Блохина в своей голове.
Сахарный диабет сложно диагностируется магией, ведь его основа — утрата чувствительности клеток к инсулину. А инсулин — это главный проводник глюкозы внутрь клетки.
Так и выходит, что в крови сахара оказывается много, инсулина много. А в клетки глюкоза не попадает — и клетки начинают без неё страдать. Со временем это приводит к осложнениям.
Лёгкое свечение во всём организме я всё же подметил, не зря же тренировал диагностику. Но, разумеется, всё надо проверять лабораторно и инструментально.
Так, общий анализ крови и мочи, биохимия, гликированный гемоглобин, глюкозотолерантный тест. Из инструментальных — УЗИ органов брюшной полости и почек, посмотрю состояние поджелудочной железы и почек соответственно. Пока этого хватит, осложнений моя магия не показала.
— Если это правда окажется диабет — придётся сладкое ограничить? — печально уточнил Блохин.
— Разумеется! — гаркнул со своей койки Лаврентьев, который прямо злорадствовал. — Никаких больше плюшек и сладеньких ватрушек вам!
— Перестаньте, а то я и вам диету поменяю. На более жесткую, — одёрнул я его. — Нельзя смеяться над чужими болезнями. Блохин, а вы ждите, скоро медсестра заберёт на анализы.
Я заполнил направления и отнёс их Ольге Петровне. При виде меня женщина теперь явно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Я принёс направления, — спокойно пояснил я. — Надо обследовать пациента.
— Всё сделаю, Константин Алексеевич! — она схватила их у меня из рук и тут же уронила под стол. — Всё будет в лучшем виде.
Доверие к ней теперь тоже было утрачено, поэтому я проследил, чтобы никакое из направлений «случайно» не потерялось. После чего отправился в ординаторскую.
Поговорить с Клочком не удалось, так как в ординаторской активно спорили Шуклин и Болотов. Точнее, один активно, а другой — пассивно.
— Я т-тебе ещё раз повторяю, гипертоническая болезнь — это не шутки! Это сложное заболевание, которое т-требует тщательного обследования, — поправив очки, проговорил Болотов.
— Оно ставится просто по измерению давления, — лениво отозвался Шуклин, снова прикрыв глаза. — Три раза повышенное — всё, считай, давление. Как в первый день, только там в итоге не оно оказалось, — он протяжно зевнул.
— Костя, ну хотя бы ты ему скажи, — в отчаянии обратился Болотов ко мне. — Это же серьёзно!
— Это точно гипертоническая болезнь, а не вторичная гипертензия? — уточнил я.
Вторичная гипертензия — это повышение артериального давления из-за других причин. Из-за болезней почек, например.
— Пока т-точно сказать не могу, — отозвался Болотов. — Мы ещё д-даже не определились с назначениями.
— Общего анализа крови и мочи хватит, — зевнул Шуклин.
— Да ты вообще знаешь другие анализы? — возмутился Евгений. — Кроме этих ты ничего так и не предложил!
Я в это время обдумывал ситуацию. У Шуклина вполне мог созреть новый план, как подставить Болотова. И поэтому он против всего обследования. А может быть, он действительно не самый умный интерн в отделении.
И то, и то возможно с одинаковой вероятностью.
В чём-то Шуклин прав. Изначально гипертоническая болезнь ставится обычно в поликлиниках при нескольких явках пациента с повышенным давлением.
Критерии там строгие, если один раз давление поднялось — это ещё ничего не означает. Должно быть три явки с давлением, плюс самостоятельное ведение дневника давления пациентом.
Но если гипертоническая болезнь всё-таки есть, то обследование надо проводить обширное.
Для определения поражения органов-мишеней и для оценки состояния сердечно-сосудистой системы. А это и ЭКГ, и УЗИ сердца, и УЗИ брюшной полости и почек. Моча по Зимницкому, проба Реберга. В общем, список внушительный.
— Насколько я помню, у вас супружеская пара, — проговорил я. — У них двоих давление?
— Да, — кивнул Болотов. — И оба а-аристократы. Их надо тщательно обследовать.
Не считаю, что врач должен как-то по-особенному лечить аристократов. Якобы лучше, чем простолюдинов.
— А жалобы на давление у них давно? — уточнил я.
— Г-говорят, уже несколько месяцев, — ответил Евгений. — А т-там не знаю, может, и раньше были, они не мерили.
— Тогда прав ты, — подытожил я. — Их надо тщательно обследовать.
Болотов торжествующе взглянул на Шуклина, но тот этого даже не заметил, так как лежал с закрытыми глазами.
— Костя! Женя! Паша! — в ординаторскую вбежала Тарасова. — Помогите!
— Что случилось? — первым быстро отреагировал я.
— Там по отделению, — выдохнула Лена, — бегает голый мужчина!
Глава 8
В этом отделении точно творится что-то странное. Хотя в данном случае это не обязательно должен быть психически больной. У меня есть и другие подозрения…
— Пойдём скорее! — воскликнул я, первым выбегая в коридор.
Голый мужчина действительно наворачивал круги по всему коридору отделения.
— Это же С-синицев, — прошептал Болотов, на всякий случай прячась за меня. — Только что у н-него были.
Тот пациент, который лежит с высоким давлением. Это ещё раз подтверждает мою теорию. Только бы не опоздать.
— Санитаров позовите кто-нибудь! — прокричала Ольга Петровна. — Ему надо успокоительное вколоть!
— Нет, — возразил я. — Это только усугубит положение!
В несколько прыжков я нагнал пациента и зафиксировал его на месте, заведя за спину его руки. Хотя он не особо и сопротивлялся, сразу стал вялый и послушно остался стоять в таком положении.
— Где здесь бокс? — быстро уточнил я у медсестры.
— Да вот, сразу направо будет, — растерянно отозвалась она. — Но психологически нестабильных пациентов мы там не держим…