— Я проконтролировать, что мои интерны работать пойдут, а не отделение тебе пополнять, — отозвался Зубов. — Давай чай быстро выпьем, и к себе вернусь, работы много.
Михаил Анатольевич по-хозяйски расположился в кресле Терентьева, и тот засуетился вокруг него. Забавная картина.
Я вкратце объяснил задание Лене, мы поделили пациенток и разошлись по разным концам отделения.
Первые три пациентки оказались в полном порядке. Все лежали на сохранении на разных сроках, но терапевтических патологий не было. Палаты были на двух человек.
Я направился в третью палату.
— Добрый день, — поздоровался с пациенткой. — Меня зовут Константин Алексеевич, я врач-терапевт. Пришёл осмотреть вас.
— Здравствуйте, — кивнула женщина. — Меня Евгений Александрович предупреждал, что терапевт придёт и поможет разобраться с изжогой.
— Какой срок у вас? — спросил я.
— Двадцать семь недель, мы большие уже, — улыбнулась женщина. — Положили на сохранение.
Я заметил, что у Терентьева очень бережный подход к беременным женщинам. Все их я осматривал и гинекологической магией и находил проблемы разной степени. И даже при незначительных отклонениях от нормы Терентьев предпочитал перестраховываться.
И этот осмотр терапевтами — интересная задумка. Не все проблемы может решить гинеколог самостоятельно, и он прекрасно это понимает. Так что как врач Терентьев заслуживал должного уважения.
— Давно изжога мучает? — уточнил я.
— Да несколько недель уже, — кивнула женщина. — Пила минеральную воду, но она слабо помогает. Евгений Александрович посоветовал у терапевта спросить.
Правда, он не отметил это в истории болезни. Скорее всего, это не от невнимательности. Решил устроить своеобразную проверку, насколько тщательно его пациентки будут осматриваться.
Я просканировал женщину диагностическим аспектом, выявив лёгкое подсвечивание пищевода и желудка. Так, обычная гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь, дебютировавшая на фоне беременности.
Во время беременности организм женщины подвергаются множеству изменений. Возникновение ГЭРБ связано с повышением уровня прогестерона и увеличением внутрибрюшного давления из-за изменения расположения внутренних органов.
По лечению у беременных всегда всё сложно. Большую часть препаратов им принимать нельзя. И это не всегда потому, что препараты опасны для ребёнка. Чаще всего в аннотации к лекарству можно увидеть фразу «недостаточность клинического опыта», ведь запрещено проводить клинические испытания на беременных женщинах.
— Диету соблюдаете? — задал я следующий вопрос. — Частое дробное питание, без острой, жареной, жирной пищи, без кофе и цитрусовых?
— Ага, — невесело откликнулась пациентка. — До беременности я по фильмам представляла, как буду есть всё подряд. Закусывать селёдку шоколадным тортом и наоборот. А по факту — строгая диета, сладкое нельзя, так как им сахар не понравился, солёное нельзя — отёки могут быть. Ну и далее по списку.
— Понял, — кивнул я. — Тогда назначу вам препарат, который разрешён при беременности.
Предварительно полечу гастроэнтерологическим аспектом. Чтобы облегчить состояние. Полностью изжогу это не уберёт, с остальным справится Гевискон. По десять миллилитров при изжоге.
Я сделал соответствующую запись и продолжил обход. Остальные женщины тоже оказались в порядке, и в итоге закончил я даже раньше, чем ожидал.
— Быстро же вы с моими пациентками разобрались, — прищурился Терентьев, когда я принёс ему истории. — Перепроверять за вами надо?
— Если хотите, — пожал я плечами. — Проблемы были только у одной, ГЭРБ. Я назначил Гевискон, он разрешён при беременности.
В этот момент в кабинет к Терентьеву зашла и Тарасова.
— Я закончила, — скромно оповестила она. — У одной из пациенток варикоз, но компрессионный трикотаж уже носит. Остальные в норме. Ну, по части терапии. Только варикоза почему-то не было в жалобах.
— Как и изжоги, — подметил я. — Проверяли нас?
— Не без этого, — прищурился Терентьев. — Чтобы понять, можно ли вам доверить моих крошек. И справились вы отлично. Спасибо за помощь, можете возвращаться к себе. Леночка, если не хотите чаю, конечно.
— Нет, спасибо, — испуганно отозвалась она и первой покинула кабинет.
— Ах, какая женщина, мне б такую, — мечтательно пропел Терентьев ей вслед.
Мне тоже пора.
Я вернулся в отделение, проверил Клочка, который всё так же дремал и набирался сил, и решил попить чаю.
У некоторых пациентов бытует мнение, что врачи вообще не работают, а только и делают, что пьют чай. Разумеется, это не так. Просто иногда посидеть пять минут с кружкой чая — это единственный отдых за целый рабочий день. Во вред пациентам это точно не идёт.
— Боткин, потрудитесь объяснить, зачем вы положили в отделение Горбунова? — влетел в ординаторскую Зубов.
Попил чаю, называется. Как он вообще успел заметить, что мы вернулись с другого отделения?
— У него гемоглобин семьдесят был, — ответил я. — Это показатель для госпитализации.
— Да ну? — прищурился наставник. — Какая это степень?
— Среднетяжёлая, — вспомнив классификацию, ответил я. — На самой нижней границе.
Если гемоглобин от семидесяти до девяноста грамм на литр — анемия считается среднетяжёлой. А при снижении ниже семидесяти — она уже переходит в тяжёлую.
— А причину вы узнали? — задал следующий вопрос Зубов.
— Кровотечения исключил, — ответил я. — И отправил в отделение. К моменту моего возвращения из приёмного пациент уже спал. К чему вы ведёте?
— К тому, что Горбунов веган! — заявил наставник. — Отсюда и такие показатели гемоглобина. Понижен он был давно, просто он никуда не обращался.
Вегетарианец — это человек, который не ест животную пищу и все её производные: яйца, молоко, мёд, творог, сыр. Его рацион состоит только из овощей, фруктов и орехов.
Что ж, это действительно объясняет наличие анемии. Не удивлюсь, если по анализам выявится и недостаток других элементов, питание абсолютно несбалансированное. Только не очень пока понятно, что Зубов хочет от меня.
— Ну и что? — уточнил я. — Всё равно такой показатель — это повод для госпитализации.
— В этом случае не повод! — воскликнул Зубов. — Поднимем мы ему сейчас гемоглобин, так он снова упадёт. Мясо есть его не заставишь! А железо можно было в таблетированной форме выписать и домой отпустить, капать показаний нет.
— А осложнения, а другие дефициты? — спросил я.
— Дефициты он может и в поликлинике проверять, — отрезал Зубов. — А осложнений нет, организм его уже адаптировался. Так зачем вы его положили?
Я был в корне не согласен с наставником. Образ жизни пациента меня никак не касается. Как и его взгляды на жизнь. Но с таким показателем я просто не мог его не определить в отделение.
— При всём моём уважении, у него были все основания для госпитализации, — проговорил я. — Нельзя было просто отпускать его домой, он мог в обморок где-нибудь упасть!
— Ну до этого как-то не падал, — заявил наставник. — А вы решили со мной поспорить?
— Я не хочу спорить, просто у меня другое мнение, — пожал я плечами. — И я от него не откажусь.
— Не может тут быть у вас своего мнения! — повысил голос Зубов. — Прав тут я, ведь я заведующий. А вы останетесь и сегодня на ночное дежурство и подумаете обо всей этой ситуации. Если завтра не признаете, что я был прав — оставлю и завтра!
С этими словами Зубов покинул ординаторскую. Что ж, ему явно кто-то подпортил настроение. Но со мной он прогадал, его правоту я в этом вопросе не признаю, сколько бы ни пришлось оставаться в отделении. Ведь пациент с такими показателями в самом деле может до дома не дойти…
Только Клочка жаль, ему бы лучше дома отлежаться. Но он уже неплохо обустроился в моей сумке. Принесу ему чего-нибудь вкусного с обеда.
Я собрался обратно сесть на диван, но в ординаторской зазвонил телефон.
— Терапия, Боткин, слушаю, — отозвался я.
— Привет, спаситель, — услышал я знакомый голос Антона Кирилловича. — Можешь в приёмное ненадолго спуститься? Срочный разговор есть.
Глава 12
Зачем я резко мог понадобиться врачу приёмного отделения? Идей на этот счёт у меня не было. Но поводов отказываться тоже нет, это не похоже на очередную попытку меня подставить.
Поэтому я согласился и решил уже на месте узнать, что это за срочное дело.
Тем более, сдавать Зубову мне сегодня ничего не надо, и к тому же я снова дежурю.
Так что я ещё раз проверил Клочка и отправился в приёмное отделение. Видимо, Антон Кириллович работал сутки и сейчас к вечеру как раз должен был освободиться.
— Привет! — радостно воскликнул он, когда я зашёл в его кабинет. — Можно на «ты»?
— Можно, — кивнул я. — Что случилось?
— А пойдём в нашу комнату отдыха, там поболтаем, — ответил Антон Кириллович. — Я тут на сегодня отработал, сейчас сменщик придёт.
Он провёл меня в комнату отдыха, которая была очень похожа по обстановке на нашу ординаторскую. Врачам приёмного отделения тоже нужно место, чтобы переводить дух.
— Располагайся, чувствуй себя как в родной ординаторской, — пошутил Антон. — Чай будешь?
— Нет, спасибо, — отказался я. — Ты сказал, что срочный разговор есть.
— Есть, — кивнул тот. — Я думаю, нам надо подружиться.
Внезапное предложение, возникшее на ровном месте. Нет, я конечно всегда не против новым друзьям, но с чего бы это вдруг?
— Подружиться? — переспросил я. — Вот так внезапно?
— А для дружбы не нужны поводы, — отозвался Антон. — Я работаю в этой клинике уже год и могу тебе сказать, что друзей найти здесь сложно. Никогда не знаешь, можно ли довериться человеку. Поэтому спешу тебе сказать, мне — можно.
Теперь его слова звучат ещё более странно. Уже начинаю подозревать, не очередной ли это план Шуклина и Соколова. Правда, суть плана пока не ясна. Слишком уж в открытую действует Антон. Ладно, если бы постепенно попытался завоевать доверие…