Пока я работал, Ольга Петровна принесла мне остальные заключения. Кроме КТ головного мозга, его придётся ждать ещё несколько часов.
Как я и думал, гломерулонефрит. Заболевание почек, которое чаще всего возникает после перенесённой бактериальной инфекции. Как раз и сыграл свою роль недавний тонзиллит у пациента.
Я расписал диагноз и предварительный план лечения.
Основное лечение будет связано с воздействием лечебной магии, магом с нефротическим аспектом. Такие лекари занимаются только лечением почек.
У меня этот аспект есть, но развит минимально. Но кроме магии это ещё антибиотики, диуретики, антигипертензивные препараты. Список немаленький, но заболевание очень серьёзное, и его надо лечить, а не переводить в хроническую форму.
Отдельно я отметил про свои подозрения на ишемию головного мозга. Это надо фиксировать, история болезни — это важный медицинский документ.
Я закончил и отправился назад в ординаторскую. Там я уже застал всех остальных интернов с готовыми историями болезни. Они громко о чём-то спорили.
— Э-это тубулярная карцинома, — заявил Болотов. — Я у-уверен, давление повысилось именно от этого. Такое бывает у пяти процентов пациентов с таким видом онкологии.
— Да какая онкология, обычная ишемическая нефропатия, — махнул рукой Шуклин. — Я на неё сразу подумал, а первая мысль бывает самой правильной.
— У Левашова цистит, — доверительным тоном заявил Соколов. — Я узнал диагноз, выставленный Зубовым, через свои связи.
Кажется, все пятеро предположили разные диагнозы у пациента. А связи Соколова решили его проучить, сказав неверный диагноз.
Пока все спорили, в ординаторскую зашёл сам Зубов. Он молча собрал у всех истории болезни и принялся их изучать. В ординаторской воцарилась напряжённая тишина.
— Соколов, Шуклин, Болотов, — наконец провозгласил он. — Диагнозы настолько неправильные, что хочется отобрать ваши дипломы врачей и сжечь их. Даже пятилетний ребёнок справился бы лучше!
Соколов выглядел растерянным. Ведь ему дали неверную подсказку.
— Тарасова, Боткин, правильно, — неохотно добавил Зубов. — Однако Боткин никак не угомонится со своей ишемией. Нет у пациента ничего такого, успокойся! А так… Молодцы.
Последнее слово он буквально выдавил из себя, бросив на меня короткий взгляд. Похвала даётся ему ой как непросто.
— Можете быть свободны на сегодня, — заключил наш наставник и покинул ординаторскую.
Пару минут все стояли молча, переваривая первый день в интернатуре. Затем на нас обрушился Соколов.
— Это что за дела⁈ — воскликнул он. — Если вы знали правильный диагноз, то надо было сказать всем!
— А в чём тогда смысл соревнования на место врача в клинике? — приподнял я бровь.
— Это тебя не касается, — фыркнул Соколов. — В любом случае, это место станет моим. Я объявляю войну!
Не успел я ему ответить, как в ординаторскую вбежала медсестра.
— Не могу найти Зубова! Там Левашову стало хуже! — прокричала она. — У него глаз ослеп!
Глава 2
Как я и думал. Потеря зрения — это явный неврологический симптом.
— КТ головы готово? — быстро спросил я.
— Да, кажется, его принесли мне буквально пять минут назад, — закивала Ольга Петровна.
— Тогда несите его сразу в палату, мы будем там, — отрывисто распорядился я и первым побежал к Левашову.
Остальные интерны ринулись за мной. Когда мы вбежали в палату, Левашов лежал на кровати, глаза его были закрыты.
— Вы нас слышите? — обратился я к нему.
Он открыл глаза и перевёл взгляд на нас.
— Слышу, — слабо отозвался он. — Но вижу только одним глазом. Что со мной?
Так, нарушений речи нет, это уже радует. Разговаривает адекватно, на вопросы отвечает правильно.
— Ещё жалобы есть? — уточнил я, пока игнорируя его вопрос.
— Рука правая… отнялась, — ответил Левашов. — Не чувствую её, как будто отлежал.
Так, на геморрагический инсульт это не похоже. Скорее транзиторная ишемическая атака. Вызванная повышением давления, которое вызвано гломерулонефритом. Ох и запутанная же ситуация.
— Г-головной мозг тоже подсвечивается, — проговорил Болотов, который просканировал пациента диагностическим аспектом.
Транзиторная ишемическая атака может перейти в инсульт, если ничего с ней не сделать. К счастью, поймали мы это состояние вовремя.
— Вот результаты КТ, — к нам подбежала Ольга Петровна. — Транзиторная ишемическая атака в каротидном бассейне с левой стороны. Инсульта нет.
Как я и предполагал. При подобных заболеваниях головного мозга симптомы обычно проявляются с противоположной стороны. Вот почему отнялась именно правая рука.
— Невролога сюда зовите, пусть неврологическим аспектом полечит, — распорядился я. — Плюс к лечению антиагреганты, глюкозу внутривенно и нейропротекторы. Сейчас всё распишу.
А в мои времена хватило бы только работы лекаря с неврологическим аспектом. Но сейчас без лекарств не обойтись. Лекарь сможет стабилизировать состояние, а потом болезнь нужно будет долечивать препаратами.
Ольга Петровна умчалась за неврологом. Остальные интерны потрясённо наблюдали за всей этой картиной, пребывая в полной растерянности.
— С вами всё будет хорошо, — заверил я Левашова. — Мы вовремя поймали заболевание и сможем вылечить его без последствий.
Он кивнул и снова прикрыл глаза. Потеря зрения на один глаз преходящая, через несколько часов зрение уже вернётся. Так что со всеми проблемами удастся разобраться.
— Что здесь происходит? — раздался сзади оклик Зубова. — Что из фразы «идите домой» вам было непонятно?
— У пациента случилась транзиторная ишемическая атака, — спокойно ответил я. — Невролог уже в пути. Мы же осматривали пациента, так как вас не смогла найти Ольга Петровна.
— Это с чего вы взяли про ТИА? — буркнул Зубов. — На кофейной гуще нагадали?
Я молча протянул ему результаты КТ головного мозга. Строго говоря, по КТ достоверно определить ишемическую атаку было невозможно. Её ставили под вопросом, исключая инсульт. Остальное — по симптомам и жалобам.
— Вы всё-таки провели ему КТ⁈ — воскликнул Зубов. — Я же запретил проводить это обследование!
— Это обследование спасло пациенту жизнь, — отозвался я. — Если бы мы сейчас теряли время на КТ и потом ждали бы результатов — мог бы произойти и сам инсульт.
Зубов понимал, что я прав, но просто физически не мог заставить себя признать это.
— Михаил Анатольевич, доброго вам дня, — в палату зашёл невролог. — Мне сказали, у пациента транзиторка случилась? Вовремя вы поймали, отличная работа. Это мне исправить гораздо проще, чем последствия инсульта.
— Это не я выявил, — неохотно признался Зубов. — А мой интерн, Боткин.
— В таком случае, выказываю вам своё уважение, молодой человек, — почтительно кивнул невролог. — Теперь оставьте нас, я обо всём позабочусь.
Я передал ему лист со своими назначениями. Как невролог он может что-то добавить или изменить.
Оставив невролога с пациентом, мы всей толпой вернулись в ординаторскую.
— Признаю, что был не прав, — недовольно произнёс Зубов. — Боткин, вы молодец.
Надеюсь, этот случай научит его, что к словам интернов тоже надо прислушиваться. Хотя вряд ли изменить нашего наставника будет так просто.
Он считается одним из лучших диагностов этой клиники. Но даже выдающиеся специалисты иногда совершают ошибки. Заметить ишемию было и правда трудно. И если бы у меня не была хорошо развита диагностика, то я бы тоже пропустил ее.
Весь год я потратил на развитие по большей части только этого аспекта, хотя однокурсники смеялись над таким подходом. Теперь, умея лечить, но не умея диагностировать, большинство из них сами остались в дураках.
— Назначил обследование без вашего разрешения и резко стал молодцом? — влез Соколов. — Буду иметь в виду, что здесь по правилам надо ни во что не ставить начальство.
Он бросил на меня торжествующий взгляд. Точно, он же объявил мне войну. Даже как-то позабылся этот факт на фоне всего происходящего. Или я просто не видел в Соколове достойного противника? Те, кто не раз покушались на меня в прошлом, были куда изворотливее.
— Здесь по правилам нужно помогать пациентам, — холодно ответил я. — Иногда приходится принимать сложные решения. Если вам это не по зубам — то это ваши проблемы.
Соколов фыркнул, подхватил свои вещи и покинул ординаторскую. Остальные, немного помедлив, последовали его примеру.
Так первый день в интернатуре и подошёл к концу. Он мне надолго запомнится.
А дальше, уверен, будет только веселее.
Я тоже собрался и отправился на свою съёмную квартиру.
Семья Боткиных, которая передалась мне по своеобразному наследству вместе с этим телом, была одной из самых бедных семей Санкт-Петербурга.
Небольшое родовое имение, которое принадлежало нам, располагалось даже не в самом городе, а в его области. Ездить оттуда в центральную клинику «Империя здоровья», расположенную на Невском проспекте, было бы огромным расточительством и времени, и денег. Поэтому я снял себе квартиру, пусть и не в пешей доступности, но поближе к клинике.
Правда, в том же районе снять её у меня ни за что бы не получилось. Центральный район считался самым престижным, и жильё было там невероятно дорогим.
Жители этого района были прикреплены как раз к нашей клинике. Другие тоже могли попасть в неё на лечение, но на платной основе.
Мне нравилось, что клиника принимала и аристократов, и простолюдинов. Правда, разделяя их, поэтому у каждого отделения было два этажа.
Я зашёл в свою небольшую студию и устало рухнул на диван.
— Как прошёл первый день, хозяин? — пропищал рядом мой единственный компаньон.
Друг, который тоже перенёсся со мной из прошлой жизни. Только там это был пушистый и красивый кот. А в новом мире его душа заняла тело того животного, которых полным полно было в родовом особняке… Крысы.
— Не так хорошо, как могло бы быть, но терпимо, — усмехнулся я. — Ты тут как, Клочок?