Зараза! У него что, какой-то обострённый нюх?
— Нехорошо так поступать, Константин, — усмехнулся старик. — Мы к вам со всей душой, а вы…
— Клочок, действуй! — резко выкрикнул я.
События развивались молниеносно. Толстяк угрожающе встал с дивана, Павел Андреевич вытянул вперёд правую руку, Кеша спрятался за диван.
А я резко задержал дыхание, заставив свою магию перевести свой организм в «режим сохранения энергии».
Молниеносно выскочивший крыс с затычками в носу разбил склянку и прыгнул мне на руки. И в следующее же мгновение мы с ним выскочили за дверь.
— Что это за дрянь⁈ — услышал я крик Павла Андреевича.
— Кажется, зелье забывчивости… — толстяк ответил очень медленно, а в следующий миг раздался грохот его падающего тела.
Все трое должны были отключиться. Всего на пару минут, после чего они обо мне и не вспомнят.
Мы с крысом выскочили на улицу, и я сделал глубокий вдох. Получилось!
— Я уж думал, что нам конец, — пискнул Клочок. — Когда этот крикнул, а потом другой, а потом вы…
— Всё позади, ты отлично справился, — успокоил я своего фамильяра. — Давай, переводи дух, у нас с тобой ещё одно очень важное дело.
Крыс торопливо выдохнул и залез назад в сумку. И мы отправились домой к Зубову.
Михаил Анатольевич проживал в соседнем от клиники районе, в квартире. Дверь открыла симпатичная молодая женщина, видимо, жена.
— Добрый вечер, — поздоровался я с ней. — Извините за столь поздний визит. Я пришёл поговорить с Михаилом Анатольевичем.
— А вы кто? — беспокойно поинтересовалась она.
— Боткин Константин Алексеевич, врач-интерн, — представился я. — Зубов — мой наставник.
— Бывший, я так понимаю, — вздохнула она. — Проходите.
Она пропустила меня в квартиру и закрыла за мной дверь.
— Миша в комнате заперся, — сообщила она. — На вопросы мои не отвечает, ничего не говорит. Телефон отключил, гостей не принимает. К нему сегодня его друг приходил с работы, Женя, так он его и не пустил даже.
— Понятно, — кивнул я. — Но я всё же попробую с ним поговорить. Нельзя же оставлять его в таком состоянии.
— Попробуйте, хуже не будет, — пожала она плечами. — Но особо не надейтесь. Миша очень упрямый, если решил играть в молчанку — то так и будет сидеть в комнате.
Она ушла на кухню, предварительно указав мне на одну из запертых комнат. Я подошёл и осторожно постучался.
— Кто бы там ни был — уходите, я в печали! — услышал я голос наставника.
— Михаил Анатольевич, это Боткин, — ответил я. — Пустите, мне надо с вами поговорить.
— Боткин, вас-то какая нелёгкая сюда принесла? — отозвался Зубов. — Впрочем, неважно. Уходите!
— Если не пустите — я выломаю дверь, — угрожающе ответил я. — Это правда важно.
За дверью раздалось недовольное сопение, но через минуту Зубов всё-таки открыл.
— Ещё не хватало квартиру крушить, — пробурчал он. — Марина мне потом голову оторвёт, двери-то хорошие. Проходите, раз пришли.
Он прошёлся по комнате и упал обратно на диван. Выглядел, мягко говоря, не очень. Измятое лицо, халат, надетый поверх пижамы — вылитый Обломов.
— Михаил Анатольевич, не стоит так рано сдаваться, — проговорил я. — Неужели вы готовы так просто бросить своё отделение, интернов и всё остальное?
— Вы даже не знаете, о чём говорите, — покачал тот головой. — Как будто бы это было моё решение.
— Не ваше, и я это знаю, — кивнул я. — Вас подставили с целью посадить на ваше место Козлова. Обвинили в краже лекарственных препаратов и пригрозили передачей дела в органы. И хотя доказательств у них нет — вы всё равно испугались и решили уйти.
— Я не испугался! — тут же ответил наставник. — Там всё сложнее.
Специально озвучил всё именно с такой формулировкой, чтобы поддеть Зубова. И у меня получилось, на секунду в глазах промелькнул знакомый огонёк.
— Так расскажите, — пожал я плечами. — Раз всё равно уже терять нечего.
— Там было несовпадение по документам и остаткам из-за ошибки Никиты, — вздохнул Михаил Анатольевич. — Он не внёс вовремя расходы в один из журналов, забыл. И мне пригрозили, что если не уйду я — уберут его. Моего птенца, которого я взрастил в терапевта.
— Но ведь это всё равно нужно было доказать, — удивился я. — Сразу бы его не уволили.
— Могли, там сложная история, — махнул тот рукой. — Я решил, что лучше уйду сам. Договорился, что интернов не тронут, Никиту тоже… И ушёл.
Сделал это, чтобы защитить всех нас. Благородно с его стороны, хотя я чего-то подобного и ожидал.
Зубов замолчал и уставился в потолок. А я достал из сумки диктофон и включил нужную запись. Сам успел послушать её уже по дороге и знал, что на ней конкретно.
— Откуда это у вас? — дослушав до конца, спросил наставник.
— Это неважно, — отрезал я. — Важно то, что это — доказательство. И с этой записью мы можем наказать виновных и вернуть вас назад в клинику.
— Этого мало, — подумав, ответил Михаил Анатольевич. — Тут нет ничего конкретного, и это их только разозлит. Слухи о том, что заместитель главного врача берёт взятки, ходят давно. Но что толку?
— Запись — это только часть моего плана, — улыбнулся я. — Я соберу петицию среди всех сотрудников и пациентов клиники о вашем возвращении. И её подпишут очень многие, уверяю вас.
Наставник задумался над моими словами. Перспектива возвращения в клинику казалась ему очень заманчивой.
— Но Никиту ведь могут уволить за ту несостыковку, — попытался возразить он.
— Это мы тоже решим, — заверил его я. — После такого скандала он отделается выговором, увольнять за это не будут. Давайте поборемся за ваше место, Михаил Анатольевич!
— Думаете, может получиться? — с сомнением протянул он.
Но я видел, что он уже согласился. Только из-за гордости не хочет это признавать.
— Точно получится, — кивнул я. — У меня уже есть план. Ваше возвращение будет фееричным!
Глава 24
План мы обсуждали около двух часов. Одновременно нужно было вернуть Зубова, наказать Козлова и Соколова и намекнуть заместителю главного врача, что больше его фокусы не пройдут. Убрать того с места мы не замахивались — это пока было невозможно. С ним придётся пойти на соглашение, по крайней мере пока что.
В итоге домой я вернулся ближе к часу ночи. Вымотанный в край, вечер получился слишком перенасыщенным. Клочок так вообще вырубился в сумке и даже не проснулся, когда я перекладывал его на диван. Ничего, он заслужил отдых. Особенно после посещения торговцев. Всё-таки если бы он не отреагировал вовремя, разбив ту склянку с зельем — всё бы могло закончиться гораздо хуже.
Сам я сделал ещё кое-какие дела и тоже лёг спать.
Утром мы отправились в клинику. В ординаторской отсутствовали все интерны. Уже правда сложилось впечатление, что Козлов дал им единственное задание — не попадаться на глаза. Придётся искать их по отделению, они — часть моего плана.
— Доброе утро, Эдуард Валентинович, — бодро поздоровался я с наставником, который сидел на диване, схватившись за голову.
— Чего вам надо? — буркнул тот. — Я же сказал, не хочу вас видеть в ординаторской.
— Совсем забыл, — я изобразил раскаяние. — А задания какие-то будут, или вам по-прежнему плевать?
— Нет у меня никаких заданий, валите отсюда, — отозвался тот.
Ох, ну зачем же так грубо? Я деланно вздохнул, повесил сумку и незамедлительно выполнил приказ своего наставника.
Всё ровно как я и предполагал. Не может он поставить диагноз Прохоровой, и на всё остальное ему всё равно. Боится встречи с её мужем, и правильно.
Зубов мне вчера рассказал, кто конкретно этот граф Прохоров. Советник министра лекарского дела, если кратко.
И мне это только на руку.
Я посетил своих пациентов, потому что мою основную работу никто не отменял. Ежедневно я, заходя к ним, лечил их разными аспектами своей лекарской магии. И пациенты быстрее поправятся, и я аспекты прокачаю. Сплошные плюсы.
А после этого отправился собирать подписи для своей петиции, которую заготовил ещё ночью.
И первым делом нашёл Никиту. Тот ютился в небольшой каморке на этаже для простолюдинов. Что-то вроде кабинета без окон, где поместились только стол и стул. Да уж, отличные условия.
— Чего тебе? — устало спросил тот, когда я зашёл к нему.
— Петицию собираю, — пожал я плечами. — Для возвращения Михаила Анатольевича. Подпиши, пожалуйста.
— Как будто это поможет, — отмахнулся Никита. — Боткин, смирись, теперь в клинике всё изменилось. Привыкай к новым условиям, а лучше — ищи себе уже новое место для интернатуры. Козлов не будет вас здесь держать.
Поражаюсь, как легко здесь все готовы сдаться. Но реакция Никиты была предсказуемой, он прекрасно знал, что сам виноват в увольнении Зубова. Именно поэтому вчера он так быстро поспешил свернуть разговор. Мне это ещё тогда показалось странным, и я понял, что он чего-то недоговаривает.
— Я знаю, что произошло на самом деле, — спокойно проговорил я. — Знаю, что Зубов пошёл на это, чтобы защитить тебя. И нас, насколько это возможно. И знаю, как его вернуть.
Никита с удивлением посмотрел на меня.
— Ты с ним говорил? — спросил он.
— Да, в гости вчера заглянул, — беспечно ответил я. — Это неважно, у меня не так много времени. Уверяю, никто тебя не уволит. Мне просто нужна твоя подпись вот на этой бумажке и всё. Остальное я сделаю сам.
— Погоди, погоди, — Никита попытался собрать всё воедино. — Я не понимаю, что ты собрался делать…
— Потом всё поймёшь, — резко оборвал его я. — Времени мало. Если хочешь помочь — помоги собрать подписи. Пусть пациенты, которые лежат в терапии, подпишут. Я уже говорил с некоторыми, все согласились, что Зубов — отличный врач. Быстрей!
Я сунул растерянному Никите один из листков и поспешил дальше. Надеюсь, его ступор пройдёт, и он всё-таки поможет. Ему страшно, он боится и сам потерять работу. Но он должен справиться.
Теперь надо было найти интернов, моих остальных коллег. Кроме Соколова, к нему я даже подходить не собирался.