ВОЙНА
1МИЛЛЕНИАЛЫ
Миллионы миллениалов выросли на играх Кодзимы, и, само собой, после выхода каждой из них на форумах и в соцсетях разгорались споры и обмусоливания каждой детали сюжетов мэтра. И все же, учитывая дотошность фанатов и все, что мы узнали из этой книги, почему до сих пор нигде не было такого подробного анализа? Я уже объяснял, что часть вины можно запросто возложить на Кодзиму, но сдается мне, здесь больше вопросов к самому поколению с его отношением к производимой продукции.
Увы и ах, миллениалы совершенно не осознают себя как поколение. У них нет ни крепкой идентичности, ни поколенческого самосознания. Им за тридцатник, но они все еще уютно дремлют в кроватке, которую течение несет по реке перемен. Куда она, туда и они. Они ждут, что вот-вот все изменится, упс, возможно, мне следует говорить «мы» – все-таки я один из этих миллениалов, – но они/мы предпочитаем ничего для этих перемен не делать и помалкивать в тряпочку. Мы никогда не чувствовали себя исключительными или значимыми. Так что именно молодому поколению, идущему за нами по пятам, приходится разжигать огонь под нашими самодовольными задницами – хорошо это или плохо, вам решать. Я наблюдал, как мое поколение кичится своей аполитичностью, бегает от серьезных отношений и обязательств и начинает покрываться волдырями от одной только мысли о владении недвижимостью. Мы ни в коем случае не хотим быть ответственными. Из домашнего уюта мы спокойненько наблюдаем за всплесками инноваций, экономическими рецессиями и прочими потрясениями – очень удобно, как будто это все происходит в другом мире. Был, конечно, «Захвати Уолл-стрит», но… В итоге все выглядело скорее как зрелищное шоу, а не как стихийный призыв к революции. Просто очередная излучина реки. И это визитная карточка миллениалов: мы просто тут тусим. Занимаемся своими делами. Народ, не обращайте на нас внимания! Продолжайте делать, что делали – у нас тут свой собственный мирок.
Вот только позиция игнора всех кардинальных перемен в обществе и мире стала важнейшим парадоксом – благодаря ей мы обрели силу. Как вы думаете, что происходит, когда целое поколение принимает комфортное, безмятежное, закутанное в клетчатый плед отношение ко всему происходящему в мире? Уж поверьте, не ничего. Равнодушие – это суперспособность в мире гиперконкурентных корпораций и программ, тратящих миллиарды долларов на прогнозы поведенческой реакции потребителей. Миллениалы – не безобидные зеваки, о нет – мы перевоплотились в бесчувственную ванильную смерть с безглютеновой косой, разрушая империи, которые больше века казались незыблемыми. Мы – атомная бомба, сброшенная на беби-бумеров и построенный ими мир. Видите ли, мы более радикальны и неоднозначны, чем нам кажется. Мы выросли в 90‐х и наслаждались теликом, кинцом и всей культурой двадцатого века так, как будто после нашей смерти все будет точно так же. Мы не знали, когда это случится, но готовились рано или поздно превратиться в копии наших родителей и стать «нормальными». Но тут вовремя подоспели крутые компьютеры, видеоигры и Интернет, так что мы переключились на них. Ничего личного. Если бы мы могли поговорить с руководителями телекомпаний, то сказали бы им: «Не уходите, пожалуйста. Обещаем, что будем посматривать ваши передачи, если сделаете что-то клевое! Честно-честно!» И остального это тоже касается. Узнавать новости из газет? Подписываться на журналы? Платить за стационарный телефон? Слушать радио? Брать фильмы в прокат? Платить за музыку? Супер! Круто, что есть выбор! Нам приятно осознавать, что все это будет всегда существовать и всегда считаться нормальным. Оставайтесь нормальными на здоровье, а мы станем самой неординарностью!
ЭТО ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА МИЛЛЕНИАЛОВ: МЫ ПРОСТО ТУТ ТУСИМ. ЗАНИМАЕМСЯ СВОИМИ ДЕЛАМИ. НАРОД, НЕ ОБРАЩАЙТЕ НА НАС ВНИМАНИЯ!
А паттерн-то проясняется. Мы думали, что мы аутсайдеры и уникумы, а наши решения не имеют аналогов, но эти решения принимались миллионами из нас. Все мы были пялящимися в монитор подростками, которых родители гнали на улицу общаться с друзьями или хоть с кем-нибудь. Неважно, слушались мы или нет – в итоге мы всегда возвращались в Интернет, чтобы почувствовать себя дома, общаясь с тысячами таких же миллениалов, которые и думали точно так же. Мы играли в онлайн-игры, различные ММО и забавные браузерки на Flash. И общались друг с другом на форумах и в чатах, как будто это был исключительно наш маленький секрет. Нашим семьям это казалось странным, и мы с радостью стали считать себя «странными». Но когда целое поколение начинает считать себя странным, то это новая нормальность. Мы завели электронную почту, банковские счета, кредитки, блоги, пиратили контент потихоньку, а частенько и платные подписки оформляли. Мы не ненавидели устоявшийся порядок вещей, но радовались, что помимо устоявшихся вариантов у нас есть из чего выбирать. Мы и не подозревали, что на своем пути рушим целые миры, каждый крах воспринимался нами как событие естественное и давно, скорее всего, назревшее. Это же не наша вина, верно?
Вина была наша. И люди, чьи миры рухнули, это знали. Думали ли мы, что это сойдет нам с рук? Разумеется, нет. Мы вообще ничего не думали. Мы позволили думать другим. И они так и сделали.
На пике миллениальской беспечности мы демонстрировали полное пренебрежение нормами и выработали собственное чувство юмора, супероскорбительное и максимально неполиткорректное. Мы орали над своими героями, креативщиками и кумирами. А еще часами залипали во флэшки Stick Fight, полные нон-секвитурного ультранасилия. Ладно, мы часами залипали в такие дегенератские штуки, что их я тут даже упоминать не стану. Мы развлекали друг друга совершенно бесплатно, потому что могли. Нам в кайф было все подряд – плевать на качество и содержание. Подавайте нам что угодно, от Homestar Runner до The Best Page in the Universe [125]и всего остального контента Веба 1.0. Если вам все это кажется нормальным, значит, вы были невнимательны: нет ничего более ненормального и странного, чем все это. Это ядерная бомба! Это апокалипсис! Бесплатная, бесконечная, децентрализованная, непредсказуемая, по-настоящему народная индустрия развлечений? Создание собственных знаменитостей, сайтов и каналов без всякой бюрократии и нужды в спонсорах? И никто не берет долю у самых успешных людей нашего поколения? Это какая-то новая серия «Сумеречной зоны». Кошмар беби-бумеров, ставший явью. Это конец.
Созданные нашим поколением вещи могли бы пару десятилетий назад стать многомиллионными франшизами. Мы росли, смотря «Сайнфелд», за каждую серию которого Джерри Сайнфелд получал по полтора миллиона долларов, сочиняя шутки, которые были, ну… чуть похуже тех, что сочинял какой-нибудь неплохой блогер (стоящий где-нибудь в середине нашего топа) в начале 2000‐х годов. Но мы делали это бесплатно. Не сомневайтесь, мир паниковал – бизнес-модель нужно было менять. Срочно.
Я вкратце упоминал об этом в «Кодзиме – гении»[126], но стоит повторить, что показатели суммарных часов просмотра Twitch, одновременных пользователей Steam, просмотров на YouTube и так далее отвечают на все вопросы о том, почему на нас все ополчились[127]. Посмотрите, к чему это привело, даже несмотря на колоссальные усилия по переманиванию, консолидации и монетизации талантов нашего поколения. Попивая латте, миллениалы смотрят и поддерживают любимых креаторов, не задумываясь о том, что происходит за пределами экрана. А меж тем небольшой команде комиков‐критиков, называющих себя Red Letter Media, ежемесячно платят 8000 фанатов, так что RLM зарабатывает около полумиллиона долларов в год – без всяких там корпоративных спонсоров, затрат на видеохостинг и зависимости от рекламодателей. А наше поколение теперь смотрит фильмы и играет в игры, только чтобы знать, о чем идет речь в роликах чуваков из RLM или сотен прочих онлайн-критиков. Просто чтобы впитать очередную порцию едкой, но забавной дискуссии.
Руководство платило Джерри Сайнфелду за продажу рекламных роликов на телевидении, но этим чувакам платят исключительно братья-миллениалы. В конце 1990‐х на свет появился созданный двумя неполиткорректными миллениалами забавный веб-комикс Penny Arcade. Разве тогда можно было предсказать, что увлечение двух нердов превратится в огромный бизнес, устраивающий собственные выставки видеоигр, способные по масштабу потягаться не только с Е3, но и с крупными музыкальными фестивалями? И компании теперь борются за возможность попасть в их видео и лайвстримы или получить места на их игровых выставках. Ну и чтобы мало не казалось, они проводят одну из самых крупных благотворительных акций. И все это создали собственными силами легкомысленные, снисходительные миллениалы. Неизвестно, в какой момент все это сделало нас врагами истеблишмента, но ситуация точно вышла из-под контроля. Конец света не наступил только благодаря тому, что Apple удачно провела ребрендинг и захватила сердечки миллениалов. Поколение Х, эти хитрые ублюдки – вот кто превратил апокалипсис в самое прибыльное предприятие в истории.
Новая наука маркетинга (включая ложное озарение, о котором я говорил в главе 6) родилась непосредственно из эппловского чуда фэн-шуйской мифологии и потребительских символов статуса. Социальные сети и взрывной рост сбора данных Веба 2.0 незамедлительно приняли эти знания на вооружение. Если раньше над миллениалами невозможно было издеваться, давить на них, запугивать, демонизировать или соблазнять, то теперь до истеблишмента дошло, что миллениалов можно подкупить модными трендами. Не задавай вопросов – покупай новую модную штуку. Это и есть река. Вместо того чтобы прилагать усилия и заставлять нас двигаться в нужном ему направлении, истеблишмент сам прокапывает русло реки смыслов на нашем пути и надеется, что мы не остановимся нигде подумать о том, что происходит на самом деле. Миллениалы не только полностью принимают тренды – по-видимому, легитимизированные в их сознании популярностью, – но и просвещают друг друга на тему новых трендовых вещей и гордятся тем, что успели вскочить на поезд тренда, пока тренд еще в тренде. Единственное, что нужно было делать инженерам поколения Х, – это обращать внимание на то, что нравится их детям, почему они привязываются к вещам, а затем строить свою работу на принципах новизны, уникальности и вирусности.
Несмотря на то что так думают почти все, миллениалы – не рабы технологий. Давайте-ка я предложу своим собратьям по миллениальству чужеродную концепцию: мы считаем себя помешанными на технологиях, но я верю, что это поверхностный взгляд на нашу суть. На протяжении целого десятилетия нас пристально рассматривали под микроскопом ведущие аналитические центры, одержимые секретом манипулирования нами, превращения нас в послушных потребителей, не замечающих извилин реки. Они пришли к выводу, что мы гиперпрогрессивны во всех отношениях: политическом, технологическом, социологическом, сексуальном и так далее. Утверждается, что мы одобряем бесконечное разрушение, включая уничтожение всех традиционных ценностей и норм. Не верю, извините. Мы не технологические наркоши. Конечно, мы радовались развитию персональных компьютеров, подаривших нам творческую свободу и возможность общаться друг с другом. И, естественно, приветствовали появление позволяющих делать то же самое карманных компьютеров, которые нам ловко всучила корпорация Apple, назвав их красивым словом «смартфоны». Разница была в том, что мобильные компы подарили нам возможность вырваться из сковывающих объятий мониторов и домашней обстановки. Но мы и вполовину не так зависимы от девайсов и гаджетов, как нам говорят. Мы все с большей настороженностью относимся к Интернету вещей и 5G-вышкам, которые растут как сорняки. А ведь у нас никто не спрашивал разрешения на их установку, и что-то я не видел исследований на предмет нарушения наших прав или действия излучения. Благодаря этому нарративу где-то по пути произошла подмена понятий. Мы должны поверить в то, что технологические гиганты – это наш любимый старший братик, когда на деле они – Большой Брат. Это должно казаться естественной эволюцией, прогрессивной и вдохновляющей, но такое положение вещей удерживает нас на этой реке, изгибы которой начали возвращать нас к централизованному контролю, цензуре и регулируемой предсказуемости.
Худшие из нас навесили на себя ярлык «нерд» как часть своей идентичности. Эти люди путают путь настоящего нерда с готовностью подчиниться технократической системе управления, скрытой за новыми блестящими девайсами. Я думаю, что два основополагающих аспекта сути миллениалов – это отвержение и информация. Вот что делает нас значимыми: наше отторжение старой системы и ее отрицание нас. Наше неприятие нарративов истеблишмента и их отвержение наших органичных нарративов. Даже наше общение друг с другом, настолько независимое и неполиткорректное, что у них скулы сводит, и информация, которой мы делимся без их постоянного вмешательства и всякой цензуры. Мы – антитехнократы, бунтари и революционеры, успевшие, пока не стало слишком поздно, бросить вызов системе, о существовании которой и не подозревали. Мы должны осознать, что каждый маленький выбор, сделанный нашим поколением, вызвал реальные последствия. Расцвет Kickstarter имеет прямое отношение к слияниям и поглощениям ворочающих миллиардами корпораций. А популярность Patreon не может быть не связана с китайским влиянием на Голливуд и мир видеоигр.
ХИПСТЕРИАДА
Одновременно с расцветом миллениалов и культуры фейковых нердов на свет вышла влиятельная субкультура, которая стремилась от всех отличаться. Не отличаться в чем-то конкретном, а просто отличаться ради того, чтобы отличаться. Точно, это хипстеры. В начале нулевых о них еще мало кто слышал, они находились в зачаточном состоянии. В 2009 году журнал Time охарактеризовал их так:
«Хипстеры – это друзья, которые не упустят возможности поглумиться, когда вы признаетесь, что вам нравится слушать Coldplay. Это люди, которые носят футболки с принтами цитат из фильмов, о которых вы никогда не слышали, и единственные в Америке до сих пор считают Pabst Blue Ribbon хорошим пивом. [128]Они носят ковбойские шляпы и береты и считают, что это у них Канье Уэст спер моду на солнечные очки. Все в них кричит о том, что им на все наплевать».
В каком-то смысле хипстеры были и остаются квинтэссенцией бессознательного разума миллениалов, проживая мечту, которая снилась нашему пребывающему в анабиозе поколению. Эти выходцы из богатеньких семей могут позволить себе быть бесполезными для общества, поэтому и безостановочно треплются о «грандиозных идеях» и ведут уютную, полную винила и роговых оправ жизнь, находя все новые способы оставаться эксцентричными и создавать маленькие закрытые сообщества. Их считают до неприличия богемными, отвергающими всякие ярлыки и беспечными, но я вижу их не такими. Хотя это правда, что они не желают укладываться в какие-либо рамки (и даже ненавидят, когда их называют хипстерами), их история проста и понятна. Они росли в 1990‐х и смотрели MTV, впитывая поп-бунтарский гламур находящегося на своем пике поколения Х, когда образцами для подражания были Nirvana и Pearl Jam. Они обожали «андеграунд» и ценили аутентичность антиистеблишментного кредо. Затем успех андеграунда в мейнстриме парадоксальным образом снова сделал его некрутым, и эти дети выросли с чувством нереализованного культурного потенциала; необходимо было найти способ как-то остаться в подполье. Вот почему они до сих пор любят местное, личное и альтернативное. И, конечно же, тяготеют ко всякому ретро. Они просто сохраняют детское ощущение маленького мира, нишевых интересов и возможность открывать для себя что-то новое. К несчастью для них, Интернет, как бескрайний паноптикум, обнажает их собственную неоригинальность. Ничто из того, что они любили, не было особенным, и повсюду есть тысячи похожих на них людей. Их богемный образ жизни – это попытка вернуть себе индивидуальность.
Жизнь хипстера может идти разными путями. Некоторые имитируют традиционализм со скучной моногамией и покупками на фермерском рынке, мечтая о том, как однажды сами уедут на ферму и начнут полоть грядки. Другие уделяют все свое внимание образованию или определенной профессии или прибегают к помощи Интернета, чтобы стать в нем единственным и исключительным – обычно поддерживая жизнь какой-то частички культуры, которую они хотят защитить от экзистенциальной черной дыры двадцать первого века. А еще одним путем был импорт культуры, а особенно всего японского. Возможно, вы помните, что я упоминал основание в 1994 году балтиморского аниме-фестиваля «Отакон» как один из источников вдохновения Кодзимы[129]. Это было неизбежным последствием невероятного бума аниме и манги в Америке 1990‐х, познакомившего американских миллениалов с непривычными альтернативными медиа. Наше поколение давно полюбило японские видеоигры, но теперь мы вкусили плоды их удивительной поп-культуры. Все японское казалось искренним и наполненным глубочайшим смыслом, пропитанным каким-то мистическим ощущением интеллектуальности и штучной работы. Протохипстеры влюбились в Японию, и многим совсем крышу снесло – по сути, они сами превратились в отаку[130]. Это и привело к появлению в MGS1 Отакона – американского задрота-одиночки, обожающего науку и японскую культуру, но обладающего нулевыми социальными навыками. Кстати, импорт культуры в Америку стал для Японии большой удачей – это приносило миллионы долларов, а стандарты качества этой продукции… Скажем так, американские отаку-миллениалы были готовы принять любой низкопробный японский трэш за скрытую жемчужину, которая только и ждет, что кто-нибудь оценит ее скрытое величие. Годы идут, а многие из этих гиков импортной культуры все еще цепляются за нее в привычном хипстерском порыве.
В Сети тогда существовало множество сайтов, посвященных странной и притягательной зарубежной культуре, и на каждом обязательно присутствовал хотя бы один переводчик, готовый просвещать невежественных американцев о бесподобном японском искусстве. Эти люди владели бесконечным кладезем якобы андеграундного материала, на который можно было пускать слюни и ассоциировать себя с ним, и они продолжали открывать для себя что-то новое и необычное, как это было в начале 90‐х. Это был идеальный союз, и помешать ему не могли даже оскорбления и травля. Стереотипный японофил, само собой, в какой-то момент пытается выучить японский язык, не забывает изучать боевые искусства, покупает катану, а целью всей его жизни становится поиск японской девушки в качестве спутницы жизни. Они искренне верят в то, что все японское превосходит американскую помоечную культуру и каким-то образом уникально, наполнено особым смыслом и абсолютно безупречно. Но ирония того, как американские деньги повлияли на японский культурный экспорт и сместили его приоритеты – это совсем другая история. Суть в том, что в деле импорта было много протохипстеров.
ХИПСТЕО КОДЗИМСТЕР?
На мой взгляд, ярчайшим примером протохипстера был Тим Роджерс, выдающийся гонзо-блогер, ставший разработчиком инди-игр, и, разумеется, японофил. Вершина его творчества, как мне кажется, пришлась на начало 2000‐х, когда он писал для сайта InsertCredit, где его анализ Metal Gear Solid 2 не на шутку шокировал аудиторию и произвел неизгладимое впечатление на все игровое сообщество. О его личном блоге, где он травил байки о своих хипстерских похождениях в Японии, тоже забывать не стоит. Я моментально стал его поклонником и восхищался тем, как ему удавалось раз за разом выдавать потрясающие тексты, где главенствовала форма, а не содержание. И с каким апломбом ему это удавалось делать! Черт возьми, да он на протяжении десяти страниц мог писать ни о чем, причем делал это с полной уверенностью, что увлечет своих читателей. И увлекал ведь, собака! Ну как таким не восхищаться? Все в нем было слишком круто, иронично и переменчиво, парой слов не опишешь, а образ колесящего по миру панк-рокера он отыгрывал по полной программе.
Его анализ MGS2 был чудовищно бессодержательным – казалось, ему больше по душе превозносить свои обширные познания в японской поп-музыке, а не анализировать игру. Он и не считал, что у игры был глубокий смысл – только метазаигрывания с аудиторией, – поэтому и назвал эссе «Сон в пустой комнате». Это вдумчивый и вроде бы почтительный анализ, который предполагал, что по его прочтении у аудитории появятся вопросы – точь-в‐точь как в случае с MGS2. Народ эссе оценил, и оно быстро разлетелось по Сети. Неважно, соглашались с ним люди или нет, оно сделало важное дело: обставило все творящееся в сюжете игры безумие как нечто потенциально хорошее. Тогда это было ох как необходимо – кто-то должен был пожалеть и успокоить еще не оправившихся от предательства Кодзимы игроков, не знавших, как им дальше с этим жить. Роджерс считал, что Кодзима был таким же хипстером, как и он сам, что их роднит стремление к самовлюбленности и своевольному бунтарству. Он объяснял, что Райден был пустышкой, а его жизнь отражала его существование как персонажа видеоигры. Возможно, что Роджерс и сам не верил в эту теорию, а лишь упивался своим мастерством сардонической интерпретации катастрофы, известной как Sons of Liberty, восхваляя ее в угоду Кодзиме и всем, кто поверил в его витиеватый текст[131]. С хипстерами никогда нельзя сказать наверняка. Они вечно источают постиронию, всегда смеются над шутками, которые никто не должен понять. Так или иначе, ключевые понятия метакомментария и постмодернистского дизайна нашли свое место в лексиконе верных фанатов Metal Gear[132], а Роджерс снискал славу как визионер, спасший репутацию Кодзимы. Вся эта история случилась до выхода MGS3, спасшей его репутацию совсем иначе: став триумфальным возвращением с детально прописанным миром, полным убедительных персонажей и эмоциональных моментов. Короче, крутейшая получилась игра.
Как бы то ни было, начиная с этой эпохи смешанных отзывов и импортно-культурного хипстерства, судьба Кодзимы переплетается с кризисом идентичности миллениалов и их жалкими потугами в поиске своей оригинальности[133].
Итак, после выхода MGS3 в 2004 году и постмодернистские хипстеры, и олдскульные фанаты вновь поверили в Кодзиму. Это означало, что для того, чтобы наслаждаться играми, больше не нужно было копаться в метакомментариях и изобретать отбитые теории! Metal Gear снова великая! Мы ждали новые сиквелы, которые бы заполнили оставшиеся сюжетные дыры, и чествовали Кодзиму, который все-таки доказал нам свою преданность. Такая реакция ловко заложена в подход «Игры в стелс», так что настойчивое требование ответов его не сильно беспокоило. Он отказался от идеи быть понятым, но все еще оставлял подсказки для всех готовых разгадать его головоломки. Его превращение в Биг Босса завершилось, теперь предстояло завоевать популярность. Пришло время начать войну.