Итак, книги разные, сказал книгочей. Но кое-что общее у них все же есть.
Я насторожился.
Что?
Обе книги, пояснил книгочей, в свое время принадлежали ныне заброшенному монастырю Эстебан Бланкес. У Хавьера Унсуе много книг оттуда. Они все стоят на отдельной полке.
И я почувствовал след. Печенкой, позвоночником – думайте что хотите. Я даже задышал чаще, как гончая на лесной тропе.
Но дело не совсем в этих книгах и не в их принадлежности, продолжал старик. Дело в другой книге, которой он сам уже начинает бояться. Да что там начинает – Хавьер Унсуе боится ее, боится давно и прочно. Эта книга тоже стоит на упомянутой полке.
Ее никто и никогда не просит почитать. Но тем не менее ее периодически касаются чьи-то руки.
Хавьер Унсуе не имеет привычки подглядывать за своими читателями, и они, как правило, остаются предоставленными самим себе в просторном зале библиотеки. Без сомнения, они вполне могут встать и выбрать другую книгу, если взятая непосредственно у хозяина им вдруг не понравится. И, без сомнения, они это делают.
Беда в том, что люди, которых вдруг начинают интересовать книги с этой полки, иногда пропадают.
Не знаю почему, но после этих слов книгочея я едва не примерз к полу. Именно тогда я впервые ощутил чью-то злую волю – ту самую, что не пускала меня сегодня за ворота монастыря.
И как часто пропадают, поинтересовался я, с трудом ворочая языком.
Редко. За пятьдесят четыре года, с того самого момента, когда монастырь Эстебан Бланкес был покинут, а книги из монастырской библиотеки были проданы, пропало двенадцать человек. Включая Торреса и Камараса, спросил я. Да, включая. Правда, раньше между подобными случаями проходили годы, и лишь в последний раз исчезновения разделили всего две недели. А в предпоследний? Два года. Два года назад пропал иностранец, Вернер Шпреедихт. Точно так же бесследно, как и его девять предшественников. И что же, все эти несчастные читали книги из монастыря? Нет, не все, сказал Унсуе. При нем – не все. Но без сомнения все двенадцать прикасались к той самой роковой книге. С чего это он взял? Да с того хотя бы, что книга эта всякий раз пропадала вместе с читателями.
Тут я, наверное, глупо захлопал глазами, потому что ничего не понял.
Я думаю, сказал Хавьер Унсуе, что они забирали книгу с собой. Когда это случилось в первый раз, я даже не заметил пропажи. Книгу принес мне блаженный Хуан Сантаелена, потому что знал: у меня в доме много разных книг и надеялся, что еще одна меня обрадует, а сам он получит свое пиво. Хуан нашел книгу в монастыре. Точнее даже – в храме монастыря, у самого входа.
Когда спустя одиннадцать лет пропал Габриэль Роберто Мартинес, поэт из Веракруса, я вдруг вспомнил об этой книге. И убедился, что ее снова нет на полке. Я нашел Хуана Сантаелену и спросил, не желает ли он еще пива? В общем, он вторично принес мне эту книгу из монастырского храма, а заодно сообщил, что поэта там не встретил.
Хуан приносил мне эту книгу еще трижды, пока не умер – от старости или от болезни.
С тех пор я нанимаю для похода в монастырь какого-нибудь бродягу. Я ни разу не ошибся. Книга всякий раз оказывается там.
А сейчас она где – там или здесь, спросил я. Голос у меня почему-то все время норовил сорваться.
Уже здесь, сказал Унсуе.
А кто-нибудь из прежних пропащих потом находился? Живым ли, мертвым ли?
Нет, ответил Хавьер Унсуе. Ни разу. Все, кто имеет дело с этой книгой, исчезают без следа, а сама она неизменно отыскивается в монастырском храме. Обычно – просто лежащей на пыльном полу.
Почему же, спросил я, с Хуаном Сантаеленой и остальными наемниками ничего плохого не происходило? (я даже слегка порадовался собственной догадливости). Они ведь тоже прикасались к этой книге и, возможно, даже раскрывали ее.
Унсуе усмехнулся.
Блаженный Хуан Сантаелена не умел читать, объяснил книгочей. И наемников книгочей всегда специально подбирал заведомо неграмотных.
И тогда я набрался храбрости и попросил:
– Покажи мне эту книгу, Хавьер Унсуе. Надеюсь, что мне не придется жалеть о своих словах…
Книгочей не стал отказываться, как я опасался. Но он сразу предупредил, что трогать книгу не станет. Он никогда в жизни не касался этой книги, даже в самый первый раз, когда еще ничего не подозревал. И он советует мне хорошенько подумать, прежде чем брать ее с полки и усаживаться за огромный читальный стол.
Я подумал. И чуть не пошел на попятную. Но все же сумел себя пересилить.
Это было вчера.
А книга, кстати, называлась «Око бездны». Что-то философское. Имени автора на страницах я так и не отыскал. Даже на титульной.
Когда я уходил, Хавьер Унсуе глядел на меня, словно на приговоренного к смерти.
Сальвадор Камараса меня не выгнал и не наорал даже. Он сумрачно поглядел на едва различимые под грязью буквы. И велел служанке принести какой-нибудь из плащей пропавшего племянника.
В общем, это была метка Фернандо Камараса.
– Глядите, сеньор, – сказала служанка, печально глядя на меня и протягивая вывернутый наизнанку плащ. – Вот такая же метка. Я сама ее вышивала. Я всегда вышивала на одежде молодого сеньора его инициалы.
Наверное, она любила этого непутевого парня.
– Всегда? – спросил я зачем-то. – А читать-то ты хоть умеешь, а мастерица?
– Да сеньор. И читать, и писать. Правда, не очень хорошо…
Я заткнулся. М-да. Странные нравы в доме дожа Картахены. Грамотные служанки – сроду я не видел грамотных служанок.
Впрочем, дети портних тоже редко бывают грамотными…
Я честно поведал насупленному Сальвадору все, кроме странной и мистической истории с книгой. Рассказал о стаях голодных собак, хозяйничающих на свалке. Рассказал, что этот лоскут – единственное, что мне удалось отыскать, да и то случайно. И вскользь заметил, что мне не нравится монастырь на отшибе – надо бы туда наведаться с ротой солдат и пошарить по скитам, по кельям. В храм заглянуть – там наверняка имеется чердак, вон какой свод высоченный.
– Спасибо, – сказал Сальвадор с непонятной мне сдержанностью. – Остальные не сумели найти даже грязного лоскута, – и он выложил передо мной не четыре монеты, а целых двадцать.
– Вам спасибо, – пожав плечами, сказал я. Залпом допил предложенное вино и сгреб монеты в ладонь.
Честно говоря, я чувствовал себя не лучшим образом. Все-таки я замолчал большую и, похоже, очень важную часть рассказа. А я всегда старался делать свою работу хорошо. Но, с другой стороны, как рассказать? На месте дожа я бы взашей вытолкал сыскаря, плетущего подобные байки, еще бы и батогами попотчевал.
Словом, все упиралось в единственный вопрос: а верю ли я сам? Верю ли Хавьеру Унсуе и его невероятному рассказу?
Я думал об этом, возвращаясь домой. Всю дорогу.
Наутро вчерашние россказни старого книгочея уже казались мне чистейшим вздором. Ну, сами посудите – заброшенный монастырь, какая-то загадочная книга, пропавшие люди, ну прям чистейшей воды умбертоэковщина. К тому же трупов никто не видел. Да и стоит ли верить Хавьеру Унсуе? Он слыл в Картахене человеком неглупым и образованным, но не следовало забывать и о его возрасте. Во всем городе вряд ли сыщется человек старше него. Кто знает, может быть, некогда ясный и цепкий ум стал с годами сдавать? И старый книгочей вдруг обнаружил себя живущим в мире призраков и потусторонних сил, которых никто, кроме него самого, не замечает?
В общем, не усидел я на месте, хотя намеревался отоспаться в своей берлоге и не вставать раньше полудня.
Первым делом я попытался отыскать наемника Унсуе – того самого, которого он якобы посылал в монастырь поискать беспокойную книгу. Это оказалось довольно трудным делом, и преуспел я только к обедне.
Аугустин Муньос – так звали моего героя. Был он малоросл, коренаст, волосат и вшив. Пришлось сморщить свой привередливый нос и некоторое время дышать сквозь зубы. Муньос принадлежал к той породе людей, которым неведомо понятие «завтра». Он жил текущей минутой, а там – хоть трава не расти. Обитал он в сложенном из хвороста шалаше за рынком Эдмундо Флорес, на обширном пустыре – задворках торговых кварталов на месте бывшего болотца. Люди посостоятельнее строиться здесь не пожелали – слишком топко, и этот пятачок посреди города облюбовали нищие, попрошайки, калеки – все те, кто познал лишь гримасы судьбы и уже не надеялся дождаться от этой капризной сеньоры приветливой улыбки.
Я знал, что живу небогато, но по сравнению с обитателями Муэрта Фолла я мог чувствовать себя королем. В кармане у меня позвякивало целых четырнадцать монет – наверное, больше, чем у всех обитателей пустыря вместе взятых.
– Да, – сказал, а точнее, даже не сказал, а проскрипел Аугустин Муньос. Нечистая борода его зашевелилась, и я заметил под волосами розоватый шрам на горле. – Да, старый Хавьер Унсуе посылал Муньоса к монастырю Эстебан Бланкес. И обещал за это целую горсть медяков. И не обманул, храни его дева Стефания! Аугустин Муньос много лет не пил столько пива сразу, сколько выпил пару дней назад с приятелями…
Мысли Муньоса вращались в основном вокруг пива, и мне стоило немалых трудов вытянуть из него рассказ о самом монастыре.
– Монастырь как монастырь, клянусь девой Стефанией, только безлюдный. Ворота покосились, паутина везде… В храме – пылищи-то, пылищи! Ей-ей, в Селеш Родригес столько пыли не бывает, даже в сезон ветров. Книга лежала на нижней ступеньке лестницы, прямо в пыли. Что? На обложке? Нет, на обложке пыли не было… А-а-а! Муньос догадался! Если бы на обложке тоже лежала пыль, это означало бы, что книга забыта на лестнице давно, верно? Верно, клянусь девой Стефанией! Нет, Муньос не умеет читать, поэтому не открывал книги. Да ничего особенного не заметил, взял ее под мышку и поковылял к выходу. Нет, все было тихо, даже эхо там какое-то глухое, наверное, из-за пыли. Собаки? Как же, собак там полно, все такие злющие, ровно… ровно… ну, злые, словом. Но у Муньоса был с собой посох, так что собаки боялись приближаться.