— Э-э, мы так не договаривались! — выражая общее мнение, начал протестовать тот же Гуляев. — В кои-то веки собрались погулять всем взводом, и на тебе: командир включает заднюю! Что скажем ему, братцы?
— Позор! — затопали ногами разведчики.
— Всё. Хоть не хоть, а свадьбе быть! Это окончательный вердикт, — под смех соратников закончил Матвей Степанович. — И попробуй только спрыгнуть!
— Что ж… Если такова воля всего коллектива — женюсь! — согласился Подгорбунский.
10 мая Владимира выписали из госпиталя. В тот же день он, как и обещал, подал рапорт командованию с просьбой сочетать его браком с гражданкой Беляковой Анной Константиновной, уроженкой посёлка Калашниково Тверской губернии РСФСР, 1922 года рождения.
Это и было сделано в полном соответствии с постановлением Народного комиссариата обороны СССР.
Правда, свидетельство о браке молодые получат только. 12 июля. Точнее, даже не свидетельство — обычный приказ по батальону, подписанный его командиром гвардии капитаном Музыкантовым и адъютантом гвардии лейтенантом Долговым — именно они были уполномочены решать столь щепетильные вопросы в военно-полевых условиях.
…Встречали командира и его суженую, с недавних пор посвящавшую каждую свободную минутку своему дражайшему супругу, всей разведгруппой.
Как положено, с цветами и музыкой.
В тот же день все вместе они прибыли в расположение бригады Липатенкова.
И почти сразу же… расстались!
По приказу Катукова свежеиспечённый глава семейства отправился принимать танковую роту 8-го гвардейского ОМБ, то есть Отдельного мотоциклетного батальона.
С тех пор любимое изречение практически исчезло из его лексикона. А как же — воспитатель, наставник молодёжи — и вдруг "ёпсель-мопсель".
Зато стали проскакивать другие, идеологически невыверенные слова-паразиты, первейшие из которых "Святой крест" и "Господи упаси". Эти выражения Подгорбунский употреблял и когда клялся в правдивости своих рассказов, и когда восхищался чьим-то мужеством, и когда просто удивлялся.
Правда, всё время с разными интонациями.
А потом наступило 13 мая. Суббота.
День рождения Ивана Громака.
Между прочим — юбилей. Двадцать лет — прекрасный возраст.
Жаль только — изрядно подпорченный войной.
Хотя… Кто знает? Может, то были лучшие годы его лихой жизни?
Спиртного не употребляли. Всё. Баста. Вернулся командир — вернулся сухой закон. Зато вовсю побаловались новомодным безалкогольным напитком ярко-жёлтого цвета, целую цистерну которого фрицы бросили на путях во время напоминающего бегство отступления.
— Эта штука, — бегло изучив документы, сделал вывод полиглот Фёдоров, вместе с некоторыми другими ребятами, ранее составлявшими костяк разведгруппы, перешедший под начало Подгобунского в мотоциклетный батальон, — изготовлена из того же сидра, что мы употребляли, смешанного с молочной сывороткой. "Фанта" называется!
— О! Дас ист фантастишь! — первым опустошив армейскую кружку, похвалил напиток Володька, как его по-прежнему любовно называли бойцы. — Давайте, за нашего Ивана… Хоть и без градусов, но всё равно — жидкость… Как ты там напевал?
— Когда? — непонимающе повёл плечами Громак.
— Во время рейда на Станислав… Что-то про сабли и про пули…
— А… — припомнил именинник. — Щоб шаблі не брали й кулі оминали…[92]
— Вот… Вот за это мы и выпьем "фанты". Твоё здоровье, братец!
— Взаимно, командир!
Итак, все, по меткому определению самого Подгорбунского "любимые люди" остались вместе с ним в мотоциклетном батальоне.
Механик-водитель Иван Громак, недавно получивший по совокупности за многочисленные рейды в тыл врага звание старшего сержанта, личный ординарец Александр Власов; конечно, старый друг, который, по-любому — лучше новых двух, — Алик Дровянников… И личный подшефный Борис Прозоров — теперь гвардии ефрейтор — тоже. По документам — автоматчик танковой роты 8-го гвардейского отдельного мотоциклетного батальона. Но слишком уж комично мелковатый даже для своих лет подросток смотрелся с "ремнякой, железякой, деревякой" — пришлось, вопреки всем инструкциям, выдать ему личный пистолет!
А тут ещё один "нахлебник" в батальоне нарисовался — военный корреспондент Жуков. Мол, "прикомандирован по решению командующего фронтом, дабы наблюдать и описывать все ваши подвиги".
Юрий Александрович оказался мужиком отнюдь не робкого десятка и впредь принимал активное участие в боях по освобождению Советской Родины наравне со всеми остальными.
Предоставим слово ему самому.
Вот как красочно известный столичный журналист, а впоследствии — знаменитый советский писатель сообщает о своих впечатлениях от бесед с героическими подчинёнными капитана Подгорбунского:
"Порой бывает трудно заставить разведчиков доставить в сохранности в тыл военнопленного. Захватишь эсэсовца целеньким, специально разъяснишь: обращайтесь с ним осторожнее, он полковнику Соболеву, начальнику разведотдела армии, вот как нужен! Спросишь: "Поняли? " Ответят: "Поняли", — а потом докладывают: "Несчастный случай произошел, упал эсэс на дороге и голову о камень разбил…" Начнешь проверять, оказывается, у конвойного эсэсовцы во время оккупации мать расстреляли или сестру изнасиловали и зарезали. За подобные случаи с военнопленными строжайше взыскивают вплоть до разжалования и отправки в штрафной батальон, но вот встречаются еще такие истории…"[93]
Так вот о каких последствиях намекал Подгорбунский Висконту; вот почему на него самого всё время с подозрением глядели штатные особисты…
Но ничего.
Жизнь всё равно продолжалась, несмотря на мелкие неприятности.
Мотоциклетный батальон быстро стал одним из лучших в составе не только бригады или армии, но и на всём 1-м Украинском фронте; его бойцы были хорошо обучены, прекрасно ориентировались на местности и метко стреляли из всех видов оружия. Школа!
Но, как ни странно, более всего удалого командира тешили не успехи его подразделения, а то, что где-то параллельно с ним всё дальше уходит на запад н-ская хозяйственная часть с горячо любимой женой в списках личного состава; ей Владимир тоже ведь был обязан с некоторых пор уделять какое-никакое внимание!
Каждый раз, когда Подгорбунский собирался проведывать законную супругу, Громак неизменно передавал с ним письмо для разлюбезной Машеньки. Та поначалу отвечала без малейшей заминки, но вскоре почему-то стала "саботировать" его пламенные послания. В чём дело — Иван не понимал, а друзья не решались ему сказать, что сержант Маляренко погибла спустя месяц после их первой и последней встречи…
Ну что тут скажешь?
Погрустил, погоревал немного старший сержант и переключился на другой объект внимания или, если хотите, зарождающейся страсти, — тоже фронтовичку, имя и фамилию которой он держал в строжайшей тайне…
Ещё уведут.
Дело-то молодое, житейское!
Материалы для своих статей, а впоследствии и книг, Юрий Жуков подыскивал, в том числе, и у ротного писаря Фоменкова.
Тот с первых дней войны скрупулёзно заносил все геройские подвиги своих товарищей в толстенную трофейную тетрадь, которую он сам называл "Гроссбух", что как известно, переводится на русский язык: "Большая книга".
Так эти бесценные данные и стали достоянием будущих поколений.
"Итоги операций разведроты с 5.07.43 г.
1. Взято в плен с 5.7.43 г. по 30.8.43 г. 363 чел., в том числе офицеров 86 чел.
2. Взято в плен с 20.12.43 г. по 30.1.44 г. 809 чел., в том числе офицеров 26 чел.
3. Взято в плен с 21.3.44 г. по 10.5.44 г. 535 чел. в том числе 2 полковника, 2 подполковника и еще 202 офицера…"
Впечатляет, не правда ли?
Если честно — ещё как!
Итак, 12 июля 1944 года молодожёны получили на руки приказ № 118 по 8-му Гвардейскому Отдельному мотоциклетному батальону: "Считать отныне состоящими в гражданском браке Героя Советского Союза, капитана Подгорбунского В.Н. и старшего повара Белякову А.К., 1922 года рождения".
Да-да, к тому времени его Анечка пошла "на повышение" и теперь готовила всякую всячину для младшего состава РККА (у офицеров была своя кухня и свои кулинары).
Этот нехитрый "брачный" документ дал новый импульс для Володькиных подвигов.
Он и раньше бился, "словно дьявол" (помните предельно точную характеристику Липатенкова?), а теперь и вовсе — как три, пять, а то и все сто чертей!
Сил добавляло ещё и то обстоятельство, что однажды, короткой июльской ночью, Анютка призналась ему, что ждёт ребёнка.
— Если будет девочка, назовёшь её Галиной, — попросил тогда Подгорбунский. — В честь моей двоюродной сестры, которая живёт в Москве.
— Мы теперь всё будем делать только вместе, — сказала, как отрезала, супруга. — В том числе и давать имена детям! А их у нас с такими темпами будет немало…
Посмотрим! — уклончиво ответил Володя.
Может, он уже что-то чувствовал?
Иначе, как объяснить ту обречённость, что в последнее время частенько сквозила-проскакивала в его, отчего-то вдруг ставших необыкновенно тоскливыми, речах?
"Шесть пуль меня пощадило, думаешь и седьмая не возьмёт? Как бы не так!" — так он говорил корреспонденту Жукову.
Многие сослуживцы в разных вариациях слышали от Подгорбунского подобные выражения, но даже не подозревали, как мало, на самом деле, времени осталось до их осуществления на практике…
Официально советские войска полностью освободили Бучач лишь 21 июля 1944 года — спустя почти четыре месяца (!) после дерзкой вылазки разведчиков; затем — 26-го — Тлумач и Тысменицу, а 27-го — Станислав.
Но наши герои из танковой разведки участия в тех боях не принимали — их срочно перекинули на совсем другой участок фронта. На Волынь.