¾ Но ты, конечно, дашь мне инструкции соответственно с моей новой профессией, вернее, ролью? Что я должен делать?
¾ Ты останешься здесь. Лишь только ты услышишь первый звонок, ты придешь ко мне в кабинет. А там я тебе все быстро объясню.
Я начал переодеваться и вскоре превратился в заправского курьера-сторожа.
Мой друг напялил мне на голову парик, прошелся рукой искусного гримера по моему лицу и затем внимательно оглядел меня с ног до головы.
¾ Честное слово, доктор, ты делаешь громадные успехи!
И покинул меня.
Прошло с час.
Я почувствовал себя, откровенно говоря, чрезвычайно глупо.
В сотый раз я осматривал знакомые мне до мелочей страшные орудия музея.
Послышался звонок.
Я быстро пошел в кабинет моего друга, минуя ряд комнат. Я видел, с каким изумлением глядели на меня обычные сторожа Сыскного управления.
¾ Откуда этот новенький появился? — доносился до меня их удивленный шепот.
В кабинете перед Путилиным стоял его помощник, что-то объясняя ему.
В руках Путилина была большая визитная карточка, которую он рассматривал, казалось, с большим вниманием.
При моем входе помощник Путилина взглянул на меня недоумевающе.
¾ Вы разве не узнаете, голубчик, нашего дорогого доктора, всегдашнего участника наших похождений?
Помощник расхохотался.
¾ Да быть не может? Вы?!
¾ Я.
¾ Ну и чудеса начинают у нас твориться!
¾ Скажи, пожалуйста, ты никогда не слыхал о таком господине? — спросил меня Путилин, подавая визитную карточку, которую держал в руке.
Я взял карточку и прочел:
ПРОФЕССОР ЕТТОРЕ ЛЮИЗАНО
Член Римской Академии Наук,
занимающий кафедру судебной
медицины.
Рим
¾ Не знаю... — ответил я.
¾ Скажите, голубчик, чего хочет этот господин? — обратился к помощнику Путилин.
¾ Он на плохом французском языке обратился ко мне с просьбой осмотреть — научных целей ради — наш криминальный музей. Наговорив кучу любезностей по адресу нашего блестящего уголовного сыска, он заметил, что в осмотре музея ему не было отказано ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции.
¾ Вы сказали ему, что разрешение осмотра музея посторонним лицам зависит от начальника, а что начальник, то есть я, в настоящее время болен?
¾ Сказал. На это он ответил, что обращается с этой же просьбой ко мне, как к вашему заместителю.
Путилин забарабанил пальцами по столу и выдержал довольно продолжительную паузу.
¾ Как вы думаете: разрешить ему осмотр?
¾ Отчего же нет. Неловко... Нас и так дикарями за границей считают.
¾ Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно, голубчик: в середине осмотра вы должны выйти из комнаты под предлогом отдачи экстренных распоряжений. Идите! Вы впустите этого чудака-профессора не ранее, чем я дам вам мой обычный условный звонок.
Помощник удалился.
¾ Слушай же и ты, докториус: сию минуту ступай туда и, лишь только во время осмотра мой помощник удалится, ты немедленно выйди за ним следом. Понял? Профессор на секунду останется один. Следи за часами. Ровно через две минутыиди в музей.
Я следил за часовой стрелкой.
Минута... вторая... Я быстро направился в «кабинет преступной музейности».
Он был пуст.
Я встал у дверей.
Где-то послышался звонок. Почти в ту же секунду дверь антропометрического музея распахнулась и в сопровождении идущего впереди помощника Путилина появилась фигура итальянского ученого-профессора.
Это был настоящий тип ученого: высокий, сутуловатый, с длинными седыми волосами, с огромными темными очками на носу.
¾ О, какая прелесть у вас тут! — шамкал на ломаном французском языке Етторе Люизано. — Какая блестящая коллекция! В Лондоне... А... скажите, пожалуйста, это что же? — И он указал на гроб, мрачно вырисовывающийся на фоне этой преступно-страшной обстановки.
¾ Это последнее орудие преступления, профессор! — любезно объяснил помощник Путилина.
¾ Гроб?!
¾ Да.
¾ О, какие у вас случаются необычайные преступления! — удивленно всплеснул руками итальянский ученый.
Начался подробный осмотр.
Профессор, живо всем интересуясь, поражал своим блестящим знанием многих орудий преступления
¾ Боже мой! — шамкал он. — У нас в Италии точь-в-точь такая же карманная гильотина!
¾ Простите, профессор, я вас покину на одну секунду. Мне надо сделать одно важное распоряжение относительно допроса только что доставленного преступника... — обратился помощник Путилина к профессору.
¾ О, пожалуйста, пожалуйста! — любезно ответил тот.
Я направился следом за помощником.
¾ Так что, ваше высокородие... — проговорил я, скрываясь за дверью соседней комнаты.
Прошло секунд пять, а может быть, и минута. Теперь это изгладилось из моей памяти.
Вдруг страшный, нечеловеческий крик, полный животного смертельного ужаса, прокатился в кабинете-музее.
Я похолодел.
¾ Скорее, — шепнул мне помощник Путилина, бросаясь туда.
Мы оба бросились туда и, распахнув дверь, остановились, пораженные.
Гроб стоял, приподнявшись!
Из него в полроста высовывалась фигура Путилина с револьвером в правой руке.
Около гроба, отшатнувшись в смертельном страхе, стоял с поднятыми дыбом волосами ученый-профессор.
Его руки были протянуты вперед, словно он защищался от страшного привидения.
¾ Ну, господин Домбровский, мой гениальный друг, здравствуйте! Сегодня мы квиты с вами? Не правда ли? Если в этом гробу я проводил вас, зато вы встретили меня в нем же самом.
¾ Дьявол! — прохрипел Домбровский. — Ты победил меня!..
На Домбровского одели железные браслеты. Он перед этим просил, как милости, пожать руку Путилину.
¾ Знаете, друг, если бы вы не были таким гениальным сыщиком, какой бы гениальный мошенник мог получиться из вас!
¾ Спасибо! — расхохотался Путилин. — Но я предпочитаю первое.
¾ Как ты все это сделал? — спрашивал я вечером Путилина.
Триумф его был полный.
¾ Как?.. Видишь ли... И объявление, и статья — были делом моих рук. Это я их написал и напечатал. Гроб, который ты видел, был второй гроб, в дно которого я и спрятался. Я был убежден, что Домбровский, случайно оставивший изумруд в гробу, явится — при такой щедрой посуле — за ним. Когда мне подали карточку «профессора», я знал уже, что это Домбровский. Когда вы вышли из кабинета-музея, негодяй быстро подошел к потайной части гроба и попытался найти драгоценный кабошон. В эту секунду я, приподняв фальшивое дно, предстал пред ним. Остальное тебе известно.
БЕЛЫЕ ГОЛУБИИ СИЗЫЕ ГОРЛИЦЫ
Я сидел с моим другом Путилиным в его кабинете, и мы вели задушевную беседу о последних «чудесах» криминального Петербурга. В дверь постучались, и на приглашение Путилина войти перед нами выросла фигура дежурного агента.
— Вас домогается видеть по неотложному и важному делу купец Вахрушинский, ваше превосходительство... — доложил агент.
— Вахрушинский?.. — поднял брови Путилин. — Это кто же? Не этот ли миллионер?
— Должно быть, он.
— Попросите его сюда.
Через секунду в кабинет вошел высокий, тучный, кряжистый, как дуб, старик. Если бы не седые волосы густой шевелюры и длинной роскошной бороды, его нельзя бы было назвать стариком: так свеж был румянец его полных щек — еще без морщин, таким молодым блеском сверкали его красивые глаза.
Одет он был в очень длинный, из дорогого тонкого сукна сюртук и в лакированные высокие сапоги гармошкой. На шее и на груди виднелись «регалии», состоящие из нескольких медалей и двух крестов-орденов.
— «Какой великолепный тип именитого, честного торгового гостя!» — подумал я.
— Я к вам, ваше превосходительство... — взволнованно начал он.
— Господин Вахрушинский?
— Так точно. Сила Федорович Вахрушинский, потомственный почетный гражданин, купец первой гильдии и кавалер...
— И очень щедрый благотворитель. Я много слышал о ваших крупных пожертвованиях на богоугодные дела, господин Вахрушинский. Прошу вас садиться. Чем могу служить вам?
Вахрушинский сел и искоса бросил на меня взгляд.
— Не беспокойтесь, г. Вахрушинский, — поймав этот взгляд, проговорил Путилин. — Это мой ближний друг, доктор Z., прошу познакомиться. Он — мой верный спутник по многим темным и запутанным розыскам. В его присутствии вы можете говорить совершенно спокойно и откровенно. Но если почему-либо вам нежелательно...
— Ах, нет, в таком случае очень рад, очень приятно! — пожал мне руку купец-миллионер.
Путилин выжидательно смотрел на него.
— Такое дело, ваше превосходительство, что и ума не приложу. Горе на меня свалилось непосильное: сын мой единственный, наследник мой пропал!
Голос старика-красавца задрожал. Он судорожно хватался за красную ленту с медалью, словно она душила его горло.
— Я вижу, — проговорил Путилин, — что вы очень взволнованы. Очевидно, вам будет трудно дать мне связный рассказ происшествия. Поэтому будьте добры отвечать мне на вопросы.
— Верно... сам не в себе я... — глухо вырвалось у именитого купца.
— Сколько лет вашему сыну? — начал допрос мой друг.
— Двадцать четыре.
— Холостой или женатый?
— Холостой... хотя одно время был как бы на положении жениха.
— Когда исчез ваш сын?
— Дней пять тому назад. Я сначала думал, что он вернется, мало ли, думаю, куда отлучился, а вчера старший приказчик вдруг и подает мне письмо. Прочел — от него!
— Письмо с вами?
— Так точно. Вот оно.
И миллионер протянул Путилину листок и конверт из дешевой полусерой бумаги. Вот что было написано в письме:
«Дрожайший мой родитель! Сколь мне ни скорбно покидать Вас, оставляя Вас на старости лет одного, я, однако, делаю это, памятуя слова Священного Писания: «И оставиши дом свой и пойдешь за Мною». Знаю, много Вы будете убиваться, но Господь в Сионе своем простит меня, а Вас поддержит. Простите меня и за то еще, что захватил с собой те восемьдесят тысяч рублей, которые были у меня на руках от получки за постав товара. Не на худое дело, а на Божье взял я эти деньги. Великое спасение уготовлю себе и Вам. Меня не разыскивайте: не найдете, хотя я и неподалеку от Вас жить буду. Буду денно и нощно молиться, чтобы и Вы совратились на лоно истинного спасения души.