Он стоял у окна и вел тихий разговор с высоким, худощавым господином типично польского облика. Темные, распушенные усы, маленькие бакенбарды на щеках, широкий воротник, большой галстук бантом, светло-клетчатые брюки и масса сверкающих камней на пальцах рук.
Что-то бесконечно хищное вспыхивало, сверкало в его больших глазах.
— Итак, ваше сиятельство, вы сегодня не играете? — спросил старик еврей.
— Не стоит, ваша светлость, — усмехнулся тот.
— А почему, Прженецкий?
— Игра мелкая, Гилевич. Не стоит рук марать.
— Еще бы! Поели такого огромного куша, который ты схватил на днях...
— Кажется, ты получил из него свою долю с лихвой?
Старик еврей прищурился.
— Но эта «лихва» пришлась мне за огромный риск доставить труп застрелившегося Грушницкого в гости. Ха-ха-ха! К самому дьяволу — Путилину. Видный малый! Он, наверное, не предполагал, что после смерти его душа попадет в пекло... сыскного ада, к Веельзевулу!..
На пороге комнаты появилась группа из трех лиц. Впереди стоял коренастый человек в коричневом фраке и белом жилете.
— Кто это? — тихо шепнул Прженецкий, гениальный шулер, Гилевичу, показывая глазами на вновь прибывших.
Гилевич удивленно ответил:
— Я сам не знаю. Эти субъекты в первый раз у нас.
И он с вкрадчивой, ласковой улыбкой на губах направился к необычным гостям.
— Изволите быть в первый раз у нас?
— Вот-те на! Конечно, в первый раз, милый человек! — трубной октавой загремел коричневый фрак. — Как же я мог быть у тебя раньше, когда я только что прибыл с моих золотых приисков, из Сибири?
И он расхохотался так, что играющие неподалеку вздрогнули.
— Золотопромышленник, владелец Атканских золотых промыслов, слыхал может? Рухлов Степан Федулыч. А ты, мил человек, кто будешь?
— Я-с? Я-с, господин Рухлов, Гилевич Абрам Моисеевич. Я владелец этого помещения.
— Этой вертушки? Ну, будем здоровы!
И «коричневый фрак» — это был, как вы уже можете догадаться, Путилин — протянул старику еврею свою руку.
— А... а скажите, пожалуйста, достоуважаемый господин Рухлов, как вам удалось попасть сюда, к нам?
Глаза содержателя игорного притона — «мельницы» пытливо впились в глаза лжезолотопромышленника — гениального сыщика.
— Это ты, стало быть, насчет пароля вашего? — А-ха-ха-ха! — опять громовым голосом расхохотался Путилин. — Скажи, пожалуйста, какая мудреная штука: да нечто мало людей знают, что на вопрос: «Кто идет?» надобно отвечать: «Крылья машут!» Э, миляга, у нас, в Иркутске, тоже немало таких мельниц понастроено. Играть-то мы любим, штуки все эти отлично понимаем. И для того, чтобы, значит, попасть к тебе на игру, вовсе не надо быть Путилиным.
Я увидел, как при этом слове вздрогнули и еврей, содержатель притона, и господин с польской наружностью, стоящий неподалеку от нас.
Признаться, вздрогнул и я. «Путилин!» — он произносит здесь, в этом страшном притоне, где всякие преступления возможны, свое имя! Что за поразительная смелость, что за безумная бравада, что за непоколебимая вера в свой талант, в свой гений!» — молнией пронеслось у меня в голове.
— Хе-хе-хе, — принужденно рассмеялся старый еврей. — И вы про Путилина слышали? Ну, навряд ли он попадет сюда.
— Да и что ему тут делать? Здесь, чай, народ не грабят. А? — добродушно расхохотался Путилин.
— Помилуйте-с, как можно. Здесь игра благородная, обмана не бывает.
— А только я думаю, что игра-то у вас мелкая, игрочишки, поди, вы все больше, а не игроки. Вот у нас, в Иркутске, игроки настоящие, крупные. Я, признаться, мелкой-то игры не обожаю.
— Бывает и у нас игра на сотни тысяч, — усмехнулся содержатель игорного притона.
— Ого! Это вот по-нашему! — крякнул «золотопромышленник» — Путилин. — Ну-с, свиту мою дозволь тебе представить: это вот главноуправляющий мой, а это — ха-ха-ха — милый человек, пан Выбрановский. Обязательный человек, все чудеса столичные показывает мне.
Во все время этого разговора с нас не спускал глаз «великий» шулер Прженецкий. Очевидно, он жадно ловил каждое слово сибирского миллионера и лицо его принимало все более и более довольное, радостное выражение.
— Может, хорошего игрочка подберешь, господин Гилевич? — продолжал Путилин. — Любопытно поглядеть, как играют у вас в Питере.
Оригинальная внешность Путилина, «нового» посетителя, его грубый раскатистый смех, его толстенная золотая цепь и, наконец, то обстоятельство, что его сопровождает свита, — все это невольно возбудило любопытство у постоянных аборигенов сего тайного игорного притона.
На нас глядели игроки и игрицы со всех столов, на секунду-другую забыв про карты.
— Кто это такой?
— Не знаю. В первый раз вижу.
— Экое сытое животное! — с досадой и завистью прошептал один проигравшийся офицер другому.
Особенно волновались дамы. Они хищно оглядывали фигуру сибирского миллионера, очаровательно улыбались накрашенными губами.
Да, наше появление произвело известную сенсацию в тайном капище бога Ваала.
— Ну, милый человек, столик бы нам... Да нельзя ли горло холоденьким промочить? — обратился Путилин к старому еврею.
Гилевич суетился.
— Сейчас, сейчас, уважаемый господин Рухлов. Все будет устроено. А пока позвольте представить вам нашего почетного, знатного, богатого гостя-посетителя графа Конрада Тышкевича. — И тихо, вкрадчиво, льстиво добавил: — Такому знаменитому гостю, как вы, господин Рухлов, и партнеров надо подбирать под масть, хе-хе-хе, под пару.
— Это ты правильно! — самодовольно хлопнул себя по животу сибирский миллионер-Путилин.
Перед ним несколько высокомерно, но вместе с тем и предупредительно любезно стоял, слегка склонив голову, «граф Тышкевич».
— Граф Конрад Тышкевич.
— А я-с, ваше сиятельство, Рухлов. Рухлов Степан Федулыч, сибирский золотопромышленник.
Оба обменялись рукопожатиями.
— Считаю за удовольствие сделать знакомство с вами, — учтиво произнес «граф» польским оборотом речи.
Концы губ Путилина дрогнули от еле заметной усмешки.
— Весьмас польщен и я! — ответил гениальный сыщик.
Путилин представил и меня.
Польский магнат осчастливил меня благосклонным взором.
— Приятно-с.
— Господа, все готово. Если угодно, можете приступить к игре, — низко склонился старый еврей.
—Что же, побалуемся! — крякнул Путилин. — А, граф? Идет?
— С величайшим удовольствием. А кто же еще играть будет?
— Вы, я, мой управляющий. А его, кстати, ха-ха-ха! надо бы пощипать! Скуп ты больно, Иван Николаевич! Порастряси, порастряси десяточек тысченок, не убудет! А то неравно еще мой прииск у меня же купишь!
«Граф Тышкевич» уже гораздо приветливее и нежнее поглядел на меня.
— А еще кто? — спросил великий шулер.
— Да вот милый сей пан Выбрановский. Он поменьше, мы побольше подсыпим! А заодно, пан, ты уж помоги мне играть и насчет, значит, денежных расчетов имей за меня наблюдение. Не люблю я, признаться, этой путолки! У меня в Иркутске, при моей особе всегда состоит адъютант, когда я играю, ха-ха-ха!
Громовой хохот сибирского миллионера опять заставил вздрогнуть многих игроков.
«Эк, как его пробирает! — раздался откуда-то недовольный возглас.
— Во что?
— Это играть-то будем?
— Да-с, monsien Рухлов, — ответил польский магнат.
— А по мне все едино, лишь бы весело было. Что ж, из уважения к Польше и к вам, ваше сиятельство, может, перекинемся в банк.
— Отлично, отлично, — потер руки граф.
Путилин сел напротив него, я — против Статковского.
— Ну, что, трусишь, Иван Николаевич? — обратился ко мне Путилин. У меня чуть не сорвалось с уст: «Иван Дмитриевич!» Великий Боже, что наделал бы я! А трусить я, действительно, трусил: парик мой, положительно, не давал мне покоя.
— Ну, кто-то кого! — стукнул Путилин ладонью по столу и вынул чудовищно толстый бумажник.
Граф взял в руки нераспечатанную колоду карт.
— Какие у вас, ваше сиятельство, прекрасные кольца! — воскликнул сибирский миллионер — Путилин. Граф нервно улыбнулся.
— Да недурные, господин Рухлов. А какие же вам особенно нравятся из них?
— Вот эти: изумруд-кабашон и опал с бриллиантами. Эх, сибиряк я, знаю толк в камнях! Чудесные камни, отменная игра!
Графа передернуло.
— Так... так кто же заложит банк? — обратился он к Путилину.
— У нас в Иркутске на этот счет существует такое правило: у кого из играющих туз бубен — тому и метать.
— Отлично.
Поддельный граф, великий шулер с треском распечатал колоду.
— Проверим, правильная ли колода, все ли карты?
— Так, ведь, она запечатанная, новая! — притворно наивно воскликнул Путилин.
— Мало ли что бывает... Случается, что и в запечатанной не все обстоит благополучно. Лишняя попадется или недохватка, — любезно пояснил граф Тышкевич. Он, держа карты рубашкой книзу, быстро, ловко стал их пересчитывать.
Я заметил, что Путилин и Статковский, в особенности последний, не спускают взгляда с его рук.
— Так, все правильно. Ну, теперь кому придется туз бубен?
Граф начал сдавать карты. Туз бубен пришелся ему.
— Ловко! Везет вам напередки, ваше сиятельство, — усмехнулся Путилин.
— Ну, знаете, заложить банк — еще не значит выиграть.
— Это вы верно! А как, примерно, сколько в банке будет?
Граф Тышкевич на секунду задумался. Затем, вынув из бокового кармана пачку крупных депозиток, он с горделивым апломбом бросил:
— Тридцать тысяч!
— Только то? — пробурлил с легкой насмешкой Путилин. — У нас в Иркутске крупнее закладывают.
Граф вспыхнул.
— Если угодно, я могу добавить еще, — и бросил на стол вторую пачку. — Ровно пятьдесят.
Игра началась.
— Карту, тысяча! — объявил Путилин.
— Ого, что так мало? — усмехнулся в свою очередь граф.