Антонина Александровна вскочила, как была, в одной сорочке.
— Господи... что же... кого же звать...
Она совершенно растерялась и стала зря бестолково метаться по спальне...
А минуты старого слуги-предателя были, действительно, уже сочтены.
Он тяжко дышал, хрипел, не имея сил подняться с полу.
— Скорее!.. Выкрал он, проклятый... пятьдесят тысяч мне за это дал. Простите меня, матушка-барышня... сзывайте скорее народ... А то ничего не выйдет... потому вы меня без свидетелей слышите... Ох! Ох!
И увы! Действительно, ничего не вышло; когда, наконец, сбежались служащие, старик был уже мертв.
С ним умерла для выигрыша дела тайна исчезновения последнего духовного завещания. Сколько ни судилась несчастная Кромова, она ничего не добилась.
Путилин мастерски сыграл свою роль в этом деле. Одного только не мог предвидеть гениальный сыщик: смерти камердинера в ту же ночь, когда он принудил его на сознание.
Но с Господом Путилин не беседовал и, поэтому знать не мог.
«ЗОЛОТАЯ РУЧКА»
Подобно знаменитому русскому авантюристу экскорнету Николаю Герасимовичу Савину (одно из гениальных похождений которого — попытка явиться «претендентом на Болгарский престол» — уже известно нашим читателям), «Золотая Ручка» — еврейка Сонька Блумштейн — является одной из самых ярких, блестящих фигур судебно-криминального мира.
По массе содеянных преступлений, по дерзости и смелости, с какими она совершала их, она не имела соперниц.
Между Савиным и «Золотой Ручкой» есть, конечно, большая разница в том отношении, что первый нечаянно «свихнулся» и покатился по наклонной плоскости преступности, тогда как вторая была, так сказать, прирожденной преступницей.
Первый был барином до конца ногтей, вторая — юркая дочь той накипи гонимого племени, где контрабанда, эксплуатация проституции и всевозможные гешефты на земле гоев не вменялись в особое преступление (нравственно-моральное). Савин избегал пролития крови, Сонька Блумштейн была обагрена ею.
И таковы были слава и популярность Соньки, что ее прозвище «Золотая Ручка» стало нарицательным.
«Работает чисто, как «Золотая Ручка». ¾ «Эх ты, «Золотая Ручка».
Имя ее присваивалось и присваивается многими особами из темного, преступного мира, но... слабые, жалкие копии, как все, вообще, копии, бледнели и бледнеют перед блеском оригинала.
Главной сферой «работы» знаменитой воровки-преступницы были железнодорожные поезда. Здесь она чувствовала себя, как рыба в воде.
Для нее самым крепким образом запертые купе были «открытыми дверями»; самый быстрый, бешенный ход поезда — «пустяшной преградой к исчезновению».
В кровавой летописи железнодорожных краж-убийств она занимала совершенно обособленное, исключительное место
В курьерском поезде Варшавской железной дороги, следовавшем из Варшавы в Петербург, уже почти все пассажиры готовились к прибытию: упаковывали вещи, умывались, чистились.
После Гатчины прошел контроль: кондуктор и обер-кондуктор.
¾ Ваши билеты, господа! Сейчас Петербург!
У дверей купе I класса остановился обер-кондуктор.
Он потрогал дверцу. Заперта.
¾ Здесь, ведь, этот богатый помещик находится? — тихо спросил кондуктора обер-кондуктор.
¾ Так точно, Иван Васильевич.
¾ Спит, верно. Побудить?
¾ Да стоит ли? Багажу с ним мало... Чемоданчик ручной.
¾ Ну, так успеет. А, признаться, на чай хорошо получал?
Кондуктор хихикнул.
¾ Перепало малость. Дозвольте вас, по прибытии, чайком угостить, Иван Васильевич.
¾ Ладно... что же — это можно, — довольно улыбнулся упитанный обер-кондуктор.
Вот уже и Петербург.
Гремя, хрипло дыша, вошел под навес вокзала поезд.
Началось то бешеное движение, та глупая, противная суета, какая всегда бывает при прибытии дальнего поезда.
¾ Ваше сиятельство! — уже громко, сильно постучался кондуктор в запертое купе. Ни звука оттуда, ни шороха.
Какой-то непонятный страх заполз в душу кондуктора.
¾ Что бы такое это могло означать?
Он бросился из вагона, с трудом протискиваясь среди массы выходивших пассажиров.
¾ Ну? — спросил его обер-кондуктор.
¾ Молчит, не отвечает...
Окно было плотно задернуто синей шелковой занавеской.
— Отпереть своим ключем! — решил кондуктор.
«А что если да случай какой необыкновенный?» — вдруг ожгла мысль бравого обер-кондуктора.
¾ Постой Харченко, я на всякий случай жандарма приглашу. Все лучше при нем.
Вагон опустел. Зато теперь в нем стали толпиться иные «пассажиры»: дежурный по станции, жандармский наряд во главе с ротмистром, начальник станции, многие из кондукторской бригады.
¾ Отворяйте! — отдал приказ ротмистр обер-кондуктору. Тот всунул свой прямой железнодорожный ключ в отверстие замка, но, как он ни старался, дверь не открывалась.
¾ Что это, замок испорчен?
¾ Не должно, господин ротмистр. Все замки в исправности.
¾ Тогда... тогда ломайте дверь!
Появился вокзальный мастер-слесарь.
Все были взволнованы, сами не зная, почему. На лицах читались растерянность, недоумение и затаенный страх.
¾ Да, может быть, купе свободно, в нем никого нет? — высказал свое предположение начальник станции.
¾ Пассажир был заметный... Не видели, чтоб он выходил. А билет у него был до Петербурга.
Дверь открылась.
Первым устремился в купе жандармский ротмистр и в ту же секунду раздался его взволнованный, испуганный возглас:
¾ Преступление! Убийство! Пассажир убит!
Тяжелое, мрачное зрелище открылось глазам присутствующих.
В купе, где сильно пахло сигарами и духами, на бархатном диване, запрокинув голову на его спинку, полусидел, полулежал молодой, отлично одетый господин. Он был мертв.
¾ Что же это, как же вы не досмотрели? — напустился ротмистр на поездную бригаду. — У вас под носом человека убивают, а вы ничего не видите, не слышите?
Те были белее полотна.
¾ Ничего-с не было видно подозрительного. Ничего не было слышно.
¾ Вагон отцепить! Сейчас же на запасной путь! Два жандарма останутся караулить помещение вагона, а я дам знать властям!
Распоряжается жандармский чин, а сам — сильно взволнован.
Вот уже полчаса, как в купе со страшным пассажиром находятся представители судебно-полицейской власти. Тут и товарищ прокурора, и судебный следователь по важнейшим делам, и врачи (в том числе и я). Тут и Путилин, прибывший, по обыкновению, первым.
Судебный следователь ведет допрос кондукторской бригады.
¾ Откуда следовал убитый пассажир?
¾ Они-с сели на станции Вильно.
¾ В то время, когда занял в этом купе место убитый, оно (купе) было пусто или в нем находились еще пассажиры?
¾ Оно было пусто, Геннадий Николаевич, — ответил за кондуктора Путилин.
Следователь удивился.
¾ А вы откуда же это знаете, дорогой Иван Дмитриевич?
Путилин усмехнулся.
¾ Так, ведь, я уже осмотрел купе.
¾ Ну и что же из этого? — скривился следователь.
¾ А то, что отделение это — для курящих. Надо предположить, что если бы здесь находился какой-нибудь еще курящий пассажир, то были бы налицо и окурки. А между тем в стенной пепельнице только однородные окурки сигар.
¾ А разве вы убедились, ваше превосходительство, что окурки сигар — одинаковые?
¾ Да. В кармане убитого такие же сигары.
Прокурор и жандармский — уже не ротмистр, а полковник с любопытством следили за словесным турниром следователя и Путилина. Ни для кого не было тайной, что знаменитый начальник сыскной полиции любил «резать» судебных следователей.
¾ Позвольте, но разве нельзя предположить, что в купе для курящих мог сесть пассажир некурящий? А если в вагоне для некурящих не было мест?
Следователь самодовольно поглядел на Путилина.
¾ Это могло бы случится, но не случилось потому, как я уже узнал, в вагоне первого класса для некурящих было много свободных мест.
Следователь продолжал скучный, неинтересный допрос.
Путилин зорким, орлиным взором осматривал каждую мелочь. Он тщательно оглядел все вещи убитого, его самого.
¾ Когда, по-вашему, господа, был убит этот несчастный?
Мой коллега, обменявшись со мной соображениями, ответил моему великому другу:
¾ Часа три тому назад.
¾ Гм... значит, это было часов в пять-шесть утра. Время выбрано удачное. Все спят.
Путилин вынул свою записную книжку, что-то поглядел в ней и отметил.
¾ Не находите ли вы странным позу убитого? — продолжал он.
¾ Да, действительно...
¾ Удар был нанесен внезапно, неожиданно?
¾ Да.
¾ А скажите, в каком состоянии находился убитый — в состоянии бодрствования или сна?
¾ Это трудно определить.
¾ А может быть и под наркозом? — быстро бросил он нам и повернулся к следователю.
¾ Вы, простите, что я перервал ваш допрос.
¾ Помилуйте, Иван Дмитриевич! Мы все можем только радоваться этому.
Путилин опять погрузился в свои изыскания.
По своему обыкновению он что-то все тихо бормотал сам про себя. Вдруг он громко вскрикнул.
Мы все вздрогнули и как один человек обернулись к гениальному сыщику. Лицо его бледно, но какая-то радость сверкала в его умных, выразительных глазах.
¾ Что с вами?! Что случилось?! — в один голос спросили мы.
¾ Я вижу убийцу! — ответил Путилин.
Это было так странно, неожиданно, жутко, что все невольно попятились.
¾ Как? Видите убийцу? — спросил прокурор.
¾ Где? — захлопал глазами следователь.
Кондуктора и нижние жандармские чины даже побледнели.
Путилин, любивший, порой, эффектные сцены, продолжал:
¾ Дух убийцы витает здесь и оставляет на многом таинственные незримые знаки.