Возникал вопрос: это невнимательность Сусальского или он сознательно игнорировал оба важных момента?
Предстоящая работа заметно осложнялась: в дело об убийстве генеральши и ее служанки предстояло залезать с головой. Одной проверкой заявления Колобова в управлении Сретенской полицейской части тут не обойтись.
А куда деваться? Дать возможность посадить невиновного, в то время как настоящий убийца будет разгуливать на свободе?
Непозволительно сие для следователя по особо важным делам… Да-с!
Как уроженец Рязани Иван Федорович Воловцов знал о купцах Морозовых много, ежели не все. Конечно, в их семейные тайны он посвящен не был, так как это ему было без надобности. А вот то, что родоначальник рязанской купеческой династии Федор Васильевич Морозов был вольноотпущенным крестьянином просвещенного помещика Казначеева, Воловцов знал. В середине девятнадцатого века тот вместе с сыновьями Иваном и Панкратом был зачислен в рязанское гильдейное купечество.
Знал Воловцов и то, что после смерти Федора Васильевича в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году все его начинания вполне успешно продолжили его сыновья. Особенно деятельным оказался младший – Панкратий.
Для расширения батюшкиного дела Панкратий Федорович купил дом близ церкви Спаса-на-Яру и совсем недалеко от кремля устроил солодовенный заводик для производства вина и пива. А что? Дело прибыльное: пиво и вино на Руси – товар ходовой, почти как хлеб. Получилось так: Панкратий Федорович сам получал спиртовой и пивоваренный солод, сам производил из него вино и пиво и сам же продавал продукцию рязанцам через собственные трактиры и винную лавку. Его ренсковый погреб считался лучшим в городе. Прейскурант винного магазина насчитывал девять с лишним сотен наименований русских и заграничных вин, ликеров, водок, коньяков и прочей горячительной продукции.
В тысяча восемьсот девяносто третьем году Панкратий Федорович, передав в управление солодовенный завод и всю виноторговлю своему сыну от первой жены Михаилу, с тремя другими сыновьями от второй жены открывает Торговый дом Панкратия Морозова с сыновьями. В договоре-уставе указывалось, что Торговый дом Морозовых учрежден «для торговли в городе Рязани всеми товарами, дозволенными купцам Второй гильдии, и для содержания гостиниц, трактиров и всякого рода складов».
Через год купец второй гильдии Панкратий Морозов отдал богу душу, почти всеми его делами стали заведовать три его сына от второго брака: Дмитрий, Николай и Сергей. А унаследовать им было чего. Составными частями торгового дома были: гостиница «Олимпия» с ресторацией в собственном доме Морозовых на улице Соборной. В самом начале двадцатого века при гостинице появился первый в городе электротеатр, заведение модное, собирающее на кинопросмотры всю рязанскую молодежь.
Немалой частью Торгового дома братьев Морозовых, уже потомственных почетных граждан, были аптекарский и парфюмерный магазины на той же Соборной улице, а также палатки с пряностями, церковными, фотографическими и дорожными принадлежностями.
В состав торгового дома входила техническая контора с мастерскими. Наипервейшим делом этой конторы стало устройство водопровода и канализации, что для города давно было необходимо и являлось несомненным благом. А еще Морозовы сдавали в аренду дома, им принадлежащие, что тоже приносило немалый доход. Только солодовенный завод, и вся винная торговля, и винный склад оставались в руках их старшего единокровного брата Михаила. Именно к нему первому и наведался судебный следователь по особо важным делам Иван Федорович Воловцов.
Михаилу Панкратьевичу было слегка за пятьдесят. Проживал он с семьей на улице Николодворянской в бывшем доме вице-губернатора Салтыкова-Щедрина, купленном у города отцом Михаила лет тридцать назад.
Когда Иван Федорович представился Морозову, тот вскинул голову и произнес:
– А ведь мы с вами знакомы, господин Воловцов. Пересекались семь… нет, восемь лет назад, когда вы вели дознание по делу о злоупотреблениях председателя попечительского совета Ремесленного училища для мальчиков из бедных семей и сирот, содержащегося на средства Городского банка Сергея Живаго.
– Верно! – вспомнил знакомство Иван Федорович. – Вы тогда были гласным Городской думы и отвечали за устройство и функционирование городских благотворительных заведений…
– …и больниц, – добавил Морозов.
– Да, и больниц, – произнес вслед за купцом и потомственным почетным гражданином судебный следователь по особо важным делам.
– Что вас привело ко мне, позвольте вас спросить? – поинтересовался Михаил Панкратьевич, предложив Воловцову присесть и усаживаясь напротив. – Вы, я слышал, теперь служите в Белокаменной?
– Да, – ответил Иван Федорович и тотчас перешел к делу, приведшему его к старшему из братьев Морозовых: – Я хотел бы расспросить вас о бывшем вашем служащем Колобове Иване Александровиче. Он служил у вас на винном складе учетчиком. Помните такого?
– Конечно, помню, – немного помрачнел Михаил Панкратьевич. – А это как-то связано с делом генеральши Безобразовой?
– Почему вы так думаете? – Иван Федорович поднял глаза на Морозова.
– Ну, ваш приезд ведь связан с этим делом, – не отвел взгляда Михаил Панкратьевич. Фраза прозвучала с самым малым намеком на вопросительную интонацию.
– Отчасти, – неопределенно ответил Воловцов. – А позвольте спросить: откуда вы это знаете?
– Так весь город знает, – ответил Михаил Панкратьевич и улыбнулся. – Что же касается Колобова, то он принял место учетчика на оптовом винном складе на Соборной улице в середине июля месяца и занимал его до одиннадцатого сентября. Оклад ему был положен в шестьдесят пять рублей, и будь вместо него кто другой, то держался бы за это место руками и ногами.
– А он? – быстро спросил Воловцов.
– А он к месту не радел, хотя был вовсе не глуп, – с некоторым удивлением и обидой произнес Морозов. – Случалось, опаздывал, а несколько раз и вовсе не выходил на службу, на что мною было не единожды строго ему указано… – Михаил Панкратьевич немного помолчал. – Вообще, он был смирный. Внешне выглядел хилым и больным. Еще этот нездоровый блеск в глазах… – Морозов снова немного помолчал, потом встрепенулся, будто что-то вспомнил: – Еще он был чрезвычайно рассеянный. Будто все время думал о чем-то тяжелом. Складывалось впечатление, что все остальные занятия, включая службу, отвлекали его от этой думы. Бывало, ему говорят одно, а он отвечает совершенно другое. И абсолютно невпопад. Однажды ему надлежало переписать наименования вин, находящихся на складе. Стал писать. Да так, будто торопится куда. Я ненароком заглянул, что он там такое пишет. Смотрю и глазам своим не верю: вместо названий вин… – Михаил Панкратьевич наморщил лоб, вспоминая. – «Средства для отправки на тот свет должны быть непорченые, иначе сущность небытия останется для меня непостижимой, и я не смогу дать ей научного толкования…» – Морозов недоуменно посмотрел на Ивана Федоровича: – Каково? Полнейший бред!
– М‑да-а, – только и ответил Воловцов.
– Я его тогда спрашиваю, что, мол, вы, сударь, такое пишете. И получаю совершенно изумительный ответ: «Это мои соображения». Ну, я отказал ему в должности и рассчитал…
– Про генеральшу Безобразову или ее горничную Сенчину он не заговаривал? – без всякой надежды спросил Иван Федорович.
– Нет, я не слышал.
– Знакомые у него здесь были? – задал новый вопрос Воловцов.
– Были. Но знакомства такие, чисто шапочные, – ответил Михаил Панкратьевич.
– И что, за время службы у вас он так ни с кем и не сблизился? – снова спросил Иван Федорович.
– А знаете, – после небольшой паузы раздумчиво произнес Морозов, – пожалуй, были такие! Вернее, такой… Не берусь утверждать точно, но мне кажется, что у него были приятельские отношения с Зиновием Феофилактовичем Кайдановским, товарным экспедитором.
– А где я его могу найти? – заинтересовался Иван Федорович.
– В моей конторе на Соборной улице в экспедиторском отделе, – ответил Морозов.
– Как мне его узнать? – поинтересовался Воловцов.
– Да проще простого, – усмехнулся Михаил Панкратьевич. – Как увидите молодого человека с длинными волосами, стало быть, это и есть Кайдановский. И учтите, этот Зиновий Феофилактович тоже человек не без странностей. Кто знает, может, на этой почве они и сошлись.
«Кто бы сомневался», – подумал про себя Иван Федорович и, тепло попрощавшись с потомственным почетным гражданином как со старым знакомым, отбыл из его дома по направлению к Соборной улице.
Три квартала от улицы Николодворянской до Соборной запросто можно пройти пешком. Воловцов так и сделал, тем более что к пешей прогулке располагала теплая погода.
Контора, где служил в экспедиторском отделе Зиновий Кайдановский, находилась рядом с оптовым винным складом во дворе дома Морозовых, где размещались гостиница «Олимпия» и ресторация, одна из лучших в городе. Воловцов обнаружил Зиновия Феофилактовича сразу по весьма колоритной внешности: высокий, пухлый и розовощекий, похожий на младенца, если не обращать внимания на его гоголевскую прическу. Он громко спорил во дворе с мужиком в поддевке и бородой на два раствора.
– Идиот! – кричал прямо в лицо розовощекого и пухлого мужик в поддевке и бороде.
– Вы не смеете! – негодовал «младенец» с гоголевской прической и становился еще розовощекее.
– Как же не смею, когда право на то имею! – орал мужик.
– Все равно не смеете! – старался перекричать его розовощекий и пучил глаза, отчего сравнение его с младенцем становилось еще более точным.
– Прошу прощения, что вынужден вмешаться в вашу содержательную беседу, – не без иронии произнес Иван Федорович, – но мне позарез необходимо переговорить с господином Кайдановским.
– Это я, – повернулся к Воловцову розовощекий, поправив прядь волос, съехавшую на его правый глаз.
– Это он самый! – со злорадством подтвердил мужик в поддевке и смачно плюнул в сторону Кайдановского. – И как только таких придурков на службе держат!