деревню; воспитанники старших классов гимназий и училищ и прочий жаждущий телесных удовольствий люд. В выходные и праздничные дни случалось, что к фатерам надомниц выстраивалась очередь. Не такая, конечно, какую можно было наблюдать в апреле девятьсот третьего года у электротеатра на Соборной, когда там крутили французскую комедию-фантазию «Путешествие на луну». Однако бывало, что очередь из страждущих мужчин начиналась у дверей фатер блудниц и проходила через всю лестничную площадку, спускаясь по лестнице на первый этаж.
Особой популярностью у любителей провести время с девицами, не стесненными моралью и не отличающимися благонравием, пользовалась Катька-шоколадница. Прозвание такое она получила за большую любовь к шоколаду, проявившуюся еще в раннем детстве. За шоколадную конфетку или небольшую плитку шоколада бойкая девочка Катя могла сделать что угодно: спеть песенку, рассказать стишок и даже станцевать. Сделавшись отроковицей, Катя за большую шоколадку давала потрогать мальчишкам свою наливающуюся грудь, а за коробку шоколадных конфет позволяла юношам и мужчинам ласкать себя везде и всяко, делая им в ответ то же самое. Она и отдалась впервые в свои неполные пятнадцать лет за набор абрикосовского шоколада – губа у Катьки была совсем не дура. Это ведь только новоявленные социальные психологи полагали, что такое явление, как проституция, есть порождение безысходности, необразованности и нищеты. Дескать, бедным девушкам в обществе с неравным социальным положением различных групп населения и главенством в нем мужчин ничего не остается делать, как продавать свое тело, чтобы прокормить себя, своих маленьких братьев и сестер и престарелых родителей, ежели таковые имеются. На самом-то деле, большинство блудниц похотливы и бесстыдны по своей природе. И сознательно отдают предпочтение продажной любви, нежели стоянию у прядильного станка или сидению за швейной машинкой.
Выйдя из подросткового возраста, Катерина решила жить по желтому билету[17] и продаваться за деньги, а любовь к шоколаду реализовывать в качестве подарков, приносимых многочисленными клиентами. Поскольку начала она рано, то в своей профессии преуспела настолько, что знающие толк в телесных утехах мужчины предпочитали «отдыхать» непременно у нее. Катька-шоколадница охотно воплощала в жизнь самые невероятные и горячечные пожелания своих клиентов и сама выделывала такие любовные кунштюки, что оставляла у мужчин неизгладимые впечатления. Естественно, что посетители, проведшие с Катериной время, изъявляли желание повторить незабываемое удовольствие еще раз, после чего незаметно для себя становились ее постоянными клиентами. Так что простоя в работе Катерины не наблюдалось.
Однажды, где-то во второй половине ноября, к ней заявился некий крепко подвыпивший гражданин. Прямо с порога он заявил, что зовут его Никаша, что адресок этот ему подсказал близкий приятель Сема Порожняк и что он, Никаша, желает воплощения одной своей не совсем целомудренной мечты в реальность. Выслушав клиента до конца, Катька-шоколадница постаралась не выказать своего удивления и произнесла:
– Что ж, такое тоже возможно, наверное.
А ведь она уже давно перестала удивляться прихотям клиентов. Презабавный дядька… Не то чтобы она не слышала о таком способе получения телесного удовольствия, слышала, конечно, однако никогда еще подобное не воплощала. Поэтому решила взять с клиента хорошую цену, которую после недолгой паузы и назвала.
– Хорошо, – ответил тот и, заплатив, начал раздеваться.
Менее чем через четверть часа, осуществив не совсем целомудренную мечту клиента, Катька-шоколадница пила с ним крепкую мадеру, приходя в восторг от собственной смелости.
Когда клиент, едва держась на ногах, ушел, Катька решила, что на сегодня с экспериментами покончено, и отправилась спать. Кажется, в ее дверь несколько раз стучали, но она не слышала – настолько крепко сморил ее сон после необычного интима с этим Никашей. Ей снилось, что она находится за столом, уставленным пакетами, коробками и коробочками от шоколадного короля Алексея Абрикосова. А он сам сидит напротив нее при огромной седой бороде, закрывающей шею и грудь, положив очки на столешницу и опершись о спинку кресла, как на портрете художника Валентина Серова.
«Любишь мой шоколад?» – громко спрашивает ее король российских сладостей, и голос его звучит так, будто он раздается из глубокого колодца.
«Люблю», – отвечает она.
«Ну, тогда давай мы с тобою займемся этим самым…»
И тут шоколадный король предлагает ей проделать с ним то же, что она делала с Никашей.
«Вы уверены?» – недоверчиво спрашивает она и с опаской смотрит на старика.
«Абсолютно, душенька!» – отвечает шоколадный король и, встав с кресла, начинает раздеваться.
Он снимает сюртук и бросает его в сторону. За ним идут жилет и полосатая рубашка. Затем он расстегивает брюки. Они спадают с его ног на пол и вдруг неожиданным образом исчезают. После этого король российского шоколада отстегивает от лица бороду и становится похожим на Никашу.
«Это ты?» – удивляется Катька.
«Я, – отвечает Никаша и тянет к ней руки. – Ну что, продолжим наши игры?» – ухмыляется он и начинает гулко хохотать. Его руки, тянущиеся к ней, становятся неестественно длинными. Еще немного, и они вытянутся на целую сажень…
Катя проснулась будто от толчка. Вспотевшая, мокрая, растревоженная.
Встала, посмотрела на часы: половина двенадцатого. Вот это она поспала!
Хотелось есть. Протопала на кухню и приготовила себе завтрак.
Поела без привычного удовольствия: на душе было муторно, будто случилось что-то нехорошее, о чем она еще не знала. В желании поднять настроение достала абрикосовскую шоколадку, сняла с нее обертку, откусила малость. Ожидаемого вкуса не почувствовала и вместо обычной сладости ощутила неприятную горечь.
Потом минут двадцать сидела, уставившись в окошко, посматривая на прохожих. Настроение понемногу стало выравниваться, возможно, она просидела бы и больше, если бы не настойчивый стук в дверь. Вставать и открывать не хотелось. Но стук повторился, и ей пришлось подойти к двери.
– Кто там? – хмуро спросила Катька-шоколадница.
– Откройте, полиция, – последовал ответ.
Катерина в тревожном ожидании открыла дверь.
– Помощник пристава Московской полицейской части коллежский секретарь Голубицкий, – представился первый полицейский и вошел в прихожую. За ним вошли еще двое полицейских, потом двое мужчин, немного Катерине знакомых, которые первыми поздоровались, и следом… Никаша.
– Это она, – заявил он, указывая пальцем на Катерину.
– Ваше имя Екатерина Силантьевна Гудкова? – строго посмотрел на Катьку-шоколадницу помощник пристава.
– Да, – ответила она.
– Вот постановление на обыск, – показал ей бумагу Голубицкий. На что Катерина лишь сморгнула.
– Приступайте, – обернулся к полицейским помощник пристава. И первым прошел в комнату.
Московский коммивояжер Никанор Ервандович Аветисян, проснувшись, из вчерашнего помнил далеко не все. Помнил, что ужинал в гостиничном ресторане с коньяком, поскольку был повод: он продал почти весь товар, что брал с собой в качестве образцов. Заработать удалось триста сорок рубликов. А это немало! Как не отметить такую удачу?
После ресторана захотелось женской ласки и вообще приятного во всех отношениях отдыха в какой-нибудь уютной квартирке. Самое время осуществить одно не совсем целомудренное желание, которое можно было реализовать только с женщиной легкого поведения. Повстречав в ресторане своего старого знакомого по коммерческой части Семена Порожняка, большого ценителя борделей, Никанор Ервандович без обиняков спросил:
– А не знаешь ли, где можно получить женскую ласку, но чтобы это был не притон какой-нибудь, а приличная квартирка?
– Отчего же не знаю? Знаю!
– Мне надо, чтобы девица умела все, – заговорщицки понизил голос Никанор Ервандович.
– Знаю и такую, – еще больше осклабился Сема.
– А адрес ее знаешь? – едва не шепотом спросил Аветисян.
– И адрес знаю… – был ответ.
Извозчик по названному адресу домчал быстро, благо ехать было всего ничего. Снедаемый нетерпением, Никанор Ервандович поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Открыла ему небольшого росточка рыжеватая девица в муслиновом пеньюаре, прозрачном настолько, что мужскому воображению нечего было и домысливать.
– Вы Катерина? – спросил Никанор Ервандович.
– Ага, – ответила Катька-шоколадница.
– Я Никаша, – заявил гость. – Мне ваш адрес подсказал мой приятель Семен Порожняк. Дело в том, что мне хотелось бы…
И тут Никанор Ервандович без обиняков поведал то, что он хочет получить от хозяйки квартиры. На что слегка удивленная Катька-шоколадница ответила, что такое, наверное, возможно, и потребовала от него за все про все синенькую, то бишь пять рублей.
Он положил банкноту в протянутую ладошку Катьки-шоколадницы, разделся, ну и началось! Сказать, что он был в восторге от происходящего, – не сказать ничего. Океан неги и блаженства обрушился на него; мир исчез, все пространство заняли их тела и глаза Катерины с огромными зрачками, в упор смотрящими на него. Кто-то из них двоих стонал, кто-то хрипел и рычал по-звериному, но, кто точно, понять было невозможно. Так продолжалось не более четверти часа…
Кажется, потом они пили вино, а вот что было после – как отрезало.
Никанор Ервандович совершенно не помнил, как вышел от Катьки, как добрался до гостиницы и плюхнулся, не раздеваясь, прямо в ботинках, на диван.
И только потом, когда он проснулся, его прошиб холодный пот: деньги!
Никанор вскочил с дивана и сунулся в правый карман сюртука, где обычно носил портмоне. Пусто! Ощупал другие карманы, залез даже во внутренний карман сюртука, хотя портмоне в него бы не поместилось.
Денег нигде не было…
Сорок рублей он мог и прокутить, но где еще три сотни? Когда он расплачивался с Катькой-шоколадницей, деньги были на месте. Никанор Ервандович стал вспоминать, что делал после того, как вышел от проститутки. Однако память возвращалась к нему с большим с трудом и сильно размытыми мазками.