Вот он выходит из дома Катьки. Улицы пустынны, он решает идти пешком, благо от Краснорядской до Соборной – всего лишь площадь перейти да два квартала протопать.
Встречал ли он кого по дороге?
Кажется, нет. Точно, не встречал.
А в гостинице?
Тоже вроде никого. Поднялся к себе, открыл номер и плюхнулся на диван.
Когда он был у Катьки-шоколадницы, портмоне с деньгами у него еще имелось. На улице он ни с кем не встречался, пришел в гостиницу, а портмоне уже не было. Выходит, что деньги все-таки сперла Катька! Больше некому…
Кое-как приведя себя в порядок, Никанор Ервандович уже собрался было идти к проститутке выручать утраченное, но потом сообразил, что просто так деньги она не вернет. А прямых доказательств того, что деньги украла именно она, у него никаких. Можно было махнуть рукой на неприятную историю, но триста рублей – деньги немалые… Придется пойти законным путем – привлечь на свою сторону полицию, хотя рассказывать обстоятельства произошедшего будет крайне неловко.
В участке Никанора Ервандовича выслушали внимательно, даже с сочувствием. Задали несколько официальных вопросов: кто таков, откуда, как узнал про Катьку-шоколадницу, крепко ли был вчера выпивши и сколь пропало денег. Когда Аветисян ответил, что пропало триста рублей, полицианты почесали затылки, посетовали, что любодейки совсем распоясались, и были вынуждены сообщить про неприятный инцидент своему начальству. Участковый пристав был занят, разбираться с Катькой-шоколадницей было поручено помощнику пристава коллежскому секретарю Голубицкому. Тот также начал с расспросов, а когда прояснил ситуацию, отбыл запрашивать разрешение на обыск, велев Никанору Ервандовичу сидеть в участке и дожидаться.
Где-то через час с четвертью помощник пристава вернулся с бумагами, разрешающими проводить дознание и обыск.
– Адрес помните? – покосился на потерпевшего помощник пристава.
– Помню, – кивнул Никанор Ервандович.
– Вы двое со мной, – сказал Голубицкий двум нижним чинам и вышел за дверь.
У полицейской части дежурили приписанные к ней на сегодняшний день две четырехместные коляски с дремлющими извозчиками.
– Угол Краснорядской и Хлебной, – назвал адрес одному из извозчиков помощник пристава Голубицкий, когда вся компания погрузилась в коляску. – Трогай!
Приехали по адресу. В дом заходили так: впереди помощник пристава Голубицкий, за ним двое полицейских и двое мужчин, привлеченных в качестве понятых, последним понуро потопал Аветисян.
Поднялись на второй этаж.
– Вон ее квартира, – указал на дверь Никанор Ервандович.
Голубицкий внимательно посмотрел на него, затем повернулся к двери и постучал.
За ней стояла тишина.
Помощник пристава постучал еще. На этот раз более настойчиво и громко. За дверью послышались шаги, женский заспанный голос спросил:
– Кто там?
– Откройте, полиция! – строго произнес Голубицкий.
Когда дверь наконец отворилась, помощник пристава увидел небольшого роста рыжеватую женщину. Представившись, он вошел в прихожую.
– Это она, – сказал из-за спин понятых Никанор Ервандович Аветисян. В его голосе можно было явно различить нотки праведного гнева.
– Ваше имя Екатерина Силантьевна Гудкова? – официальным тоном спросил помощник пристава Голубицкий.
Получив положительный ответ, помощник пристава показал Катьке-шоколаднице постановление на обыск и приказал двум сопровождавшим его полицейским приступить к делу. Сам же, по-хозяйски пройдя в комнату, усадил Катерину на стул и сел напротив.
– Поговорим? – предложил он.
– О чем? – удивленно пожала плечами блудница. – Госпошлину я плачу исправно, правила полицейско-врачебного надзора соблюдаю, о чем имеются отметки в заменительном билете.
– А я здесь совсем по иному поводу, – заявил ей помощник пристава и посмотрел в прихожую: – Господин Аветисян, подойдите.
Никанор Ервандович приблизился и подобострастно уставился на Голубицкого.
– Вы знаете эту гражданку? – задал вопрос помощник пристава Аветисяну.
– Знаю, – ответил тот. – Это Катька-шоколадница, проститутка.
– А вы узнаете этого господина? – обратился к Катерине Голубицкий.
– А то, – глянув на Никанора Ервандовича, усмехнулась она. – Это Никаша. Так он мне представился… Он оказался больши-им выдумщиком, – добавила она с коротким смешком.
– Когда вы познакомились? – продолжил очную ставку помощник пристава, пропустив мимо ушей «большого выдумщика».
– Вчера вечером, – ответила Катька-шоколадница.
– Это так? – посмотрел на Никанора Ервандовича Голубицкий.
– Да, – кивнул тот.
– Чем вы занимались? – адресуя вопрос скорее Никанору Ервандовичу, нежели Катьке-шоколаднице, произнес помощник пристава. Однако ответила Катька:
– Коммерция у меня.
– То есть? – недоумевающе посмотрел на блудницу Голубицкий.
– Торгую, что при мне, – ответила Катька-шоколадница. – Желающих получить товар достаточно, так что с голоду не пухну. Еще и на шоколад остается.
Какое-то время помощник пристава молчал, затем свел брови к переносице и спросил:
– Где деньги?
– Да! – поддакнул Никанор Ервандович.
– Какие деньги? – невольно округлила глаза Катька-шоколадница.
– Которые пропали у господина Аветисяна, – пояснил помощник пристава Голубицкий и сделался еще строже.
– Я не знаю ни про какие деньги, – с ненавистью посмотрела на своего вчерашнего клиента Катька-шоколадница. – Он мне заплатил, а больше я у него ничего не брала. Небось потерял по пьянке, а теперь вот ищет не там, где нужно…
– Советую вам подумать, – сделал еще одну попытку Голубицкий.
– Да тут и думать нечего! – сказала как отрезала Катька-шоколадница. – Не имею я такой привычки, чтобы чужое брать. А потом, чего это мне своих клиентов обворовывать? Не дай бог, слух такой пойдет, так и заработка можно начисто лишиться. Что мне, потом с голой задницей, что ли, ходить?
– Значит, по-хорошему ты не хочешь… – сделал заключение помощник пристава. – Что ж, тогда будет по-пло…
– Господин помощник пристава! – оборвал Голубицкого на полуслове один из полицейских, производящих обыск. – Можно вас?
Коллежский секретарь поднялся со своего места, пристально посмотрел на побледневшую Катерину и прошел к полицейскому.
– Вот, – сказал тот и показал на раскрытую книгу.
Это была «Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа» писателя Николая Зряхова. Но дело было не в книге, а в том, что в ней находилось: сложенный вчетверо процентный тысячерублевый билет. Разумеется, проститутки-надомницы не шибко бедствуют, точнее, не бедствуют вовсе. Однако, учитывая государственную пошлину за занятия проституцией, частые и небесплатные медицинские освидетельствования, плату за наем квартиры и прочие расходы, наличие тысячерублевой ценной бумаги – это, без сомнения, перебор.
– Очень любопытная находка… Понятые! – позвал помощник пристава Голубицкий двоих мужчин. – Подойдите поближе. Видите? – показал он на процентный билет.
– Ага, – ответил один из мужчин с угрюмым лицом.
– Откуда это? – взялся за билет Голубицкий и поднес его к самому лицу Катьки-шоколадницы.
– Скопила… – Катька вдруг превратилась из бойкой девахи в рохлю, на которую было жалко смотреть.
– И сколь времени копила? – с иронией спросил помощник пристава. – За двадцать лет… своей коммерции? Или, может быть, за тридцать? – Голубицкий немного помолчал, после чего произнес без тени сомнения: – Значит, не только деньги у клиентов воруем, но еще и процентные бумаги?
– Да не мой это билет, – огрызнулась Катька-шоколадница. – Мне его на сохранение дали.
– Кто? – быстро спросил Голубицкий. Не дождавшись ответа, почти закричал: – Кто дал? Говори!
Но Катька-шоколадница молчала…
Глава 15Неудавшаяся попытка константина тальского
Рязанский тюремный замок был построен восемьдесят лет назад в глубине квартала у Московской заставы так, чтобы его не было видно с тракта. Он сменил старый деревянный острог близ Редутного дома на Семинарской улице, который уже не справлялся со своим предназначением. Новый тюремный замок имел два отделения. В одном содержались пересыльные заключенные, в другом – лица, находящиеся под следствием. Сюда-то и прибыл судебный следователь по особо важным делам Московской судебной палаты Иван Федорович Воловцов для снятия показаний с подследственного Константина Леопольдовича Тальского, обвиняемого в двойном убийстве и поджоге.
Смотритель тюремного замка коллежский асессор Григорий Степанович Полуектов принял Воловцова, как подобает младшему по чину принимать старшего, то бишь уважительно и в меру подобострастно, хотя и являлся хозяином положения и мог, наверное, чинить заезжему судебному следователю из Москвы препоны и разного рода неловкости в плане согласования посещения подследственного с губернским и прокурорским начальством. Однако крючкотворством Григорий Степанович заниматься не стал. Сказал лишь, что Тальский временно переведен в одиночную камеру в качестве наказания, поскольку не далее как третьего дня пытался подговорить одного уголовного взять убийство генеральши Безобразовой и ее служанки на себя. Обещал за это немалые деньги.
– Как это? – невольно поднял брови Воловцов.
– А так, – усмехнулся смотритель тюремного замка. – Узнал, что один уголовный находится под следствием за убийство и что ему грозит бессрочная каторга, и предложил ему взять на себя еще два убийства и поджог, предложив за это полторы тысячи рублей. Все равно, мол, терять тебе нечего. А так хоть деньги получишь. С ними все легче срок тянуть…
– И что? – заинтересовался Иван Федорович. Новость эта была для него неожиданной, чаша весов вновь качнулась в сторону виновности Тальского-младшего.
– Уголовный запросил три тысячи, – продолжал смотритель тюрьмы. – Сошлись на двух с половиной…
– А как вы прознали про… эту сделку? – вновь спросил Воловцов, прикидывая в уме, как он теперь, в связи с полученной новостью, будет строить допрос Константина Тальского.