а военную службу в прежнем чине, но в Среднюю Азию больше не посылать. Так печально закончилась боевая деятельность одного из самых активных военачальников русской армии во время ее действий в Средней Азии.
А между тем война в Средней Азии продолжала набирать силу, вовлекая в свой круговорот все большее число противников России. Весной 1866 года бухарский эмир, решив овладеть Ташкентом, двинул туда 43-тысячное войско. Русские вышли навстречу врагу, имея всего 3 тысячи человек личного состава и 20 орудий. Встреча произошла 8 мая при селении Ирджар, и противник артиллерийским огнем был рассеян. После этого русские войска 24 мая заняли Ходжент, 20 июля взяли приступом Ура-Тюбе, а 18 октября внезапным штурмом овладели крепостью Джизак. Потеряв последнюю, бухарцы отступили к Самарканду и начали переговоры о мире, которые продолжались весь 1867 год. За это время русское правительство осуществило административное переустройство новых земель. 14 июля высочайшим указом был образован Туркестанский военный округ, командующим которым был назначен генерал-лейтенант К. П. Кауфман. Это был боевой генерал, который более двадцати лет прослужил на Кавказе и за боевые отличия был награжден многими орденами, в том числе орденом Святого Георгия 4-й степени.
В конце апреля 1868 года, по приказу Кауфмана отряд из четырех тысяч человек при 10 орудиях начал наступление на Самарканд. Бухарский эмир противопоставил ему 60-тысячное войско. Но русские в очередной раз артиллерийским огнем обратили азиатов в бегство. Значительная часть бухарцев устремилась к Самарканду, но население города захлопнуло перед ними ворота. А спустя несколько часов они гостеприимно распахнули их перед русскими, которые без боя овладели одной из сильнейших крепостей края.
Оставив в Самарканде небольшой гарнизон, Кауфман с главными силами устремился на юг. 18 мая он разгромил бухарцев при Ката-Кургане, а 2 июня в ожесточенном сражении на Зарабулакских высотах окончательно добил армию бухарского эмира. В последнем сражении русские войска впервые массово применили новые игольчатые винтовки системы Карле против противника, действовавшего плотными массами. В результате этого азиаты из 35 тысяч человек, участвовавших в сражении, потеряли 10 тысяч убитыми и ранеными. Потери русского отряда составили всего 63 человека. Эмир, потрясенный серией военных неудач, запросил пощады. Он признал над собой протекторат России и уступил ей Самарканд и все прилегавшие к нему обширные земли.
Порадоваться этой победе Кауфману не довелось. В день зарабулакской победы пришло известие, что в тылу русских войск восстал Самарканд, в который тайком вошли отряды горцев-шахрисябцев. Пятидесятитысячный отряд повстанцев атаковал самаркандскую цитадель, в которой укрылось 700 русских во главе с майором Штемпелем. Неравный бой продолжался шесть дней, а на седьмой горсточка храбрецов была деблокирована подоспевшими на помощь русскими частями. Среди защитников самаркандской цитадели был и известный русский художник-баталист Василий Васильевич Верещагин, награжденный в числе трех наиболее отличившихся героев орденом Святого Георгия 4-й степени. Узнав о приближении свежих сил, шахрисябцы, бросив самаркандцев, скрылись в горах.
Когда в начале 1869 года представитель Генерального штаба штаб-ротмистр М. Д. Скобелев прибыл в Ташкент, его лично принял генерал К. П. Кауфман и дал первые напутствия в отношении службы в Средней Азии. Затем, по существовавшей в то время традиции, он пригласил столичного гостя на ужин, на котором присутствовали все высшие офицеры Ташкентского гарнизона, а также несколько гражданских чиновников. Именно тогда Михаил Дмитриевич впервые познакомился с В. В. Верещагиным, завязав с ним дружбу на долгие годы.
Вначале Скобелев состоял при штабе округа. Он выполнял отдельные поручения командующего, изучал местные способы ведения боя. Иногда во главе небольшого отряда казаков он выезжал в разведку и несколько раз даже участвовал в стычках с мелкими отрядами противника.
И тут произошел случай, который заставил Скобелева уехать из Туркестана. Об этом оставил воспоминания В. В. Верещагин в своей книге «Михаил Дмитриевич Скобелев. Воспоминания о Русско-турецкой войне 1877–1878 гг.».
Он писал: «Скобелев был годом моложе меня. Он перешел на службу в Туркестан в бытность мою там, но в каком именно месяце, не помню. Много слышав о его известном деде, я ничего не знал ни о его отце, ни о нем самом, пока не стряслась над ним история, наделавшая в свое время немало шума в кругу офицеров Туркестанского края. Как теперь помню первое знакомство с ним в это время, в 1870 году (ошибка, это произошло в 1869 году. – Авт.), в единственном ресторане города Ташкента: некто Жирарде, очень милый француз, учивший детей тогдашнего генерал-губернатора Кауфмана, подвел ко мне юного, стройного гусарского штаб-ротмистра.
– Позвольте вам представить моего бывшего воспитанника Скобелева, – сказал он.
Я пожал руку офицерика, почтительно поклонившегося и в самых любезных выражениях рассыпавшегося в чувствах уважения и проч.
Фигура юного Скобелева была так привлекательна, что нельзя было отнестись к нему без симпатии, несмотря на то что история, висевшая на его шее, была самого некрасивого свойства. Дело в том, что, возвратившись из рекогносцировки по бухарской границе, он донес о разбитых, преследованных и убитых бухарских разбойниках, которых в действительности не существовало, как оказалось, и которые были им просто сочинены для реляции.
Дело разыгралось бы, пожалуй, «вничью», как множество подобных дутых донесений, если бы не замешалась личная месть: Скобелев в запальчивости ударил одного из бывших с ним уральских казаков, и хотя после представил его в урядники, но уралец, «дворянин», как они себя величают, на этом не помирился, а стал громко говорить, что «офицер сочинил от начала до конца всю историю о разбойниках, вовсе и не виденных ими». Вышел великий скандал, не только для высших, но и для низших слоев общества офицеров; выразителем первых явился генерал-губернатор, вторых – двое офицеров из золотой молодежи Ташкента: кирасир Г., сын известного генерала Г. (окончившего жизнь в Варшаве всем известною трагическою смертью), и П., адъютант генерал-губернатора, – оба вызвали Скобелева на дуэль за вранье и недостойное офицера поведение.
Я готовился в это время ехать в Коканд и, живя временно в гостинице, видел все совещания и приготовления к поединкам, разумеется, не имея права вмешиваться в них: мне жаль было юношу, увлекшегося в погоне за отличием до такой некрасивой проделки, и я говорил П.:
– Да перестаньте вы конспирировать, пощадите малого-то!
П. рассказывал после, что Скобелев держал себя с большим достоинством во время дуэли, так что по окончании ее они пожали друг другу руки. Г. получил рану, кажется, бывшую впоследствии причиною смерти этого милого, симпатичного юноши. Принуждены были, как говорю, отозваться на этот шум и сверху: генерал-губернатор, он же и командующий войсками Туркестанского края, экстренно созвал офицеров в большой зал своего дома и сурово, жестоко распек Скобелева.
– Вы наврали, вы налгали, вы осрамили себя, – громко, рассчитанно жестоко сказал ему генерал Кауфман в зале, полном офицеров…
После этого Скобелев должен был оставить Туркестан, где его положение сделалось со всех сторон невыносимо. Перед отъездом он был до того жалок, что, признаюсь, я не утерпел, чтобы не сказать ему:
– Да плюньте вы, все перемелется…»
О скандале стало известно Кауфману, который строго выговорил Скобелеву за его поведение. Нетрудно догадаться, что пребывание строптивого генштабиста в районе военных действий не нравилось командующему. Поэтому Кауфман сделал все возможное для того, чтобы Скобелев как можно скорее покинул Ташкент и вернулся обратно в Петербург. Повод был найден самый банальный – Михаилу Дмитриевичу было поручено в столице доложить план действий русских войск в Средней Азии на 1870 год.
Вернувшись в столицу, М. Д. Скобелев вскоре начал откровенно скучать. После того, что он увидел и пережил в Средней Азии, петербургские салоны его откровенно тяготили, не радовали и шумные попойки с друзьями.
В конце 1870 года Михаил Дмитриевич по собственной просьбе был командирован в распоряжение главнокомандующего Кавказской армии. К тому времени этот край после 50-летней войны уже был «усмирен» и Тифлис мало чем отличался от любого другого губернского города. Прибыв туда, Скобелев снова захандрил и начал просить отправить его на какое-либо «дело».
Повод нашелся. В Красноводске из кавказских войск как раз формировался отряд для похода на Хиву. Скобелев был назначен в этот отряд, а, прибыв в Красноводск в марте 1871 года, напросился командовать подразделением кавалерии. Вскоре перед ним была поставлена задача по проведению разведки маршрута к этой крепости.
К поставленной задаче Михаил Дмитриевич отнесся с большой ответственностью. Отобрав трех казаков-добровольцев и трех туркмен-проводников, погрузив запасы продуктов и воды на верблюдов, он отправился в путь. Маленькому отряду удалось при недостатке воды и в условиях палящей жары за 9 дней пройти по пустыне 437 километров, проложить путь к колодцу Сарыкамыш, а затем вернуться обратно на соединение с главными силами красноводского отряда. Позже было подсчитано, что в столь трудных условиях разведчики ежедневно проходили в среднем по 48 километров, что в то время считалось пределом возможного.
Вернувшись, Скобелев представил подробное описание маршрута. Он ожидал награды, но и на этот раз его подвел строптивый характер. Михаил Дмитриевич начал грубо критиковать план экспедиции, составленный лично командующим Кавказской армией великим князем Михаилом Николаевичем – братом царя. Без объяснений он был немедленно отозван из красноводского отряда и отправлен обратно в Петербург. А там, доложив об итогах своей командировки, он испросил 11-месячный отпуск и временно был отставлен от службы.
В апреле 1872 года М. Д. Скобелев был снова причислен к Главному штабу «для письменных занятий». В этом качестве он участвовал в подготовке полевой поездки офицеров Главного штаба и Петербургского военного округа в Ковенскую и Курляндскую губернии. Полевая поездка прошла успешно. 5 июня того же года Михаил Дмитриевич был произведен в капитаны и переведен в Генеральный штаб с назначением старшим адъютантом штаба 22-й пехотной дивизии, которая дислоцировалась в Новгороде. Едва прибыв на новое место службы и ознакомившись со своими обязанностями, 30 августа 1872 года он узнает о своем производстве в подполковники с назначением штаб-офицером для поручений при штабе Московского военного округа. Но и в Москве Скобелев задержался недолго. Вскоре для цензового командования батальоном он был прикомандирован к 74-му пехотному Ставропольскому полку и уехал к месту его дислокации для командования батальоном. Сохранившиеся документы подтверждают, что требования службы там он выполнял исправно и с подчиненными и начальством у него установились хорошие отношения.