Некоторые источники говорят о том, что в те дни М. Д. Скобелев очень много читал военной литературы, выстраивая планы форсирования реки.
И все же во время подготовки к форсированию Скобелев-младший страдал от безделья. Верещагин вспоминал, что в те дни Михаил Дмитриевич даже хотел снова вернуться в Туркестан. Он писал:
«Сколько раз слушал я его горькие жалобы, утешал и обнадеживал, советовал подождать.
– Буду ждать, Василий Васильевич, я ждать умею, – отвечал он.
Посланный, в явную немилость, начальником штаба к своему отцу Дмитрию Ивановичу Скобелеву… он спустил всю работу очень разумному офицеру, капитану Генерального штаба Сахарову, а сам проводил большую часть времени или в составлении разных проектов военных действий, чем немало надоедал многим, или пребывал в Бухаресте, где веселился настолько, насколько позволяли ему скудные средства, доставляемые расчетливым отцом, и на деньги, перехватываемые направо и налево, с отдачею и без отдачи – больше последнее.
От бездействия Скобелев выкинул было опять штуку, которая могла стоить многих сотен жизней, если бы не здравый смысл казачьих командиров. Он стал уверять своего отца в возможности переправить казачьи полки через Дунай… вплавь… Но ведь река-то была в разливе – около трех верст в ширину!
Осторожный Дмитрий Иванович Скобелев, «паша», как его называли у нас, собрал на совет полковых командиров, прося высказаться по этому вопросу. Приятель мой Кухаренко, командир Кубанского полка, первый объявил со своим обычным заиканием: «Не-е-е-возмо-о-ожно! Все перето-о-о-нем!» Бравый Левис, командир владикавказцев, сказал, что «попробовать можно, но, вероятно, большая часть людей утонет». В том же смысле высказались Орлов и Панкратьев.
Тогда Михаил Скобелев вызвал охотников – явилось несколько офицеров и казаков. Все воротились или только окунувшись вглубь, или проплыв около полуверсты… Михаил Дмитриевич один поплыл далее, хорошо понимая, что кому другому, а ему повернуть назад немыслимо – засмеют.
Скобелев-отец все время стоял на берегу и, пока голос его мог быть слышен, кричал: «Воротись, Миша, утонешь! Миша, воротись!» Но тот не дослушал, не вернулся и почти доплыл до противоположного берега, недалеко от которого его, уже совсем измучившегося, приняла лодка».
Популярность Скобелева-младшего в войсках балканской армии, видимо, была не такой высокой, как в Туркестане. И это неудивительно, солдаты его просто не знали. Поэтому он делал все возможное, чтобы заслужить их уважение. Приемы для этого были самые простые.
Рассказывали, как он однажды в своей коляске подвез уставшего солдата, с которым по пути поговорил о его родной деревне, о семье. «Солдат выходит из коляски, боготворя молодого генерала, рассказ его передается по всему полку, и когда этот полк впоследствии попадает в руки Скобелева, солдаты уже не только знают его, но и любят…»
В другой раз, увидев на улице Журжи плачущего солдата, Михаил Дмитриевич поинтересовался причиной его слез. «Оказывается, получил солдат письмо из дому. Нужда во всем, корова пала, недоимки одолели, неурожай, голод.
– Так бы и говорил, а то плачешь… Вот тебе пятьдесят рублей, пошли сегодня же домой, а квитанцию принеси мне…»
Этот случай также стал легендой и передавался солдатами из уст в уста.
В третий раз, увидев большую группу солдат-новобранцев, М. Д. Скобелев решил преподать им урок штурма вражеской батареи.
– Ну, братцы, как вы пушку станете брать?
– На «ура», ваше превосходительство.
– На ваше «ура» противник ответит картечью…
И Скобелев детально разъяснил солдатам, что атаковать батарею нужно сразу после орудийного залпа, прежде, чем враг успеет зарядить орудия снова. Логика было очень примитивна, но солдатам понравилось…
Иногда он подъезжал к солдатам, которые собирались обедать. Тогда он брал ложку и садился за общий котел.
– А генерал Скобелев-то ест по-нашему, – говорили потом солдаты.
Перед переправою через Дунай Скобелев-отец неожиданно был отстранен от командования бригадой. Ее командиром был назначен полковник Тутомлин. С приходом нового начальника Скобелев-сын остался не у дел. После этого он пристал к штабу, где служил капитан Куропаткин. В этом качестве он появился в 14-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Драгомирова под Зимницами.
Переправа
В 2 часа ночи 15 июня дивизия М. И. Драгомирова начала переправу на плавучих средствах, под прикрытием расставленных Новиковым мин. Переправлялись у Систова, там, где недавно еще главнокомандующий турецкой армии Абдул Керим-паша напыщенно сказал своей свите, показав ладонь:
– Скорее тут у меня вырастут волосы, чем русские здесь переправятся через Дунай!
Через 45 минут понтоны причалили к противоположному берегу. Высадившиеся из них войска были встречены одиночными выстрелами турецких сторожевых постов. Но после высадки десанта турки начали подтягивать к месту высадки войска из других районов, усилился огонь турецких батарей. Передовые части дивизии Драгомирова вступили в бой.
Сам М. И. Драгомиров вместе со своим штабом, при котором был и М. Д. Скобелев, переправился через Дунай третьим рейсом. Едва ступив на левый берег, Михаил Иванович понял, что обстановка сложная: переправа затягивалась, часть переправочных средств сильное течение относило в сторону, связь с отдельными подразделениями была потеряна. Особенно досаждал кинжальный огонь турок на правом фланге. Драгомиров уже хотел приостановить наступление с тем, чтобы перебросить дополнительные силы на угрожаемый участок, но тут к нему подошел Скобелев.
– Наступление нельзя останавливать, – сказал он. – Я могу обеспечить правый фланг имеющимися там силами.
– Сделай милость, и я тебе в ноги поклонюсь, – ответил Драгомиров.
Скобелев быстро направился на правый фланг, и вскоре солдаты услышали его ясные и четкие команды. На смену беспорядочной стрельбе пришел залповый огонь. После очередного залпа солдаты бросились в штыки, и под их натиском противник был вынужден отойти. Драгомиров позже писал: «С нашей стороны было много подвигов беспримерного мужества… Не могу не засвидетельствовать также о великой помощи, оказанной мне свиты Его Величества генерал-майором Скобелевым, принимавшим на себя с полной ответственностью все назначения, не исключая и ординарческих, и о том благотворном влиянии, которое он оказывал на молодежь своим блистательным, неизменно ясным спокойствием».
К двум часам дня основные силы русской армии переправились на турецкий берег. Город Систово был взят. Захватив плацдарм, русские войска соорудили мосты. На правый берег начали переправляться резервы, обозы. На второй день через Дунай переправился и император с большой свитой.
Во время этой переправы и боя за плацдарм М. Д. Скобелев буквально поразил всех своим хладнокровием и бесстрашием. Он, «гуляя в огне, как на бульваре, разнося приказания, присматривая за ходом битвы, ободряя молодых офицеров и солдат, вел себя поистине блистательно, как вполне опытный боевой офицер».
Когда бой несколько начал затихать, Драгомиров, обращаясь к Скобелеву, сказал:
– Ничего не разберешь, лезут, лезут, а куда?
Скобелев только улыбнулся.
– Ну, Михаил Иванович, поздравляю! – сказал он.
– С чем? – удивился Драгомиров.
– С победой. Твои молодцы одолели противника.
– Где, где ты это видишь? – не переставал удивляться Драгомиров.
– Где? На роже у солдата, – ответил Скобелев. – Ты погляди на эту рожу! Такая у него рожа только тогда, когда он одолел супостата. А как прет – любо смотреть!
Удачная переправа русских войск через Дунай сильно обрадовала императора. Александр II щедрой рукой наградил большое количество офицеров. М. И. Драгомиров получил орден Святого Георгия 3-й степени, великий князь – главнокомандующий – орден Святого Георгия 2-й степени. Но М. Д. Скобелева ждали совсем другие «награды». За самовольное участие в переправе великий князь устроил Скобелеву разнос и даже объявил выговор. Это было следствием «работы» различных штабных шептунов, которые постоянно внушали Николаю Николаевичу мысль о том, что «молодой Скобелев приехал на войну исключительно, чтобы доказать, что награды, полученные им за «халатников», чего-то стоят. Как человек он ненадежен, обманет, продаст, оклевещет, чтобы лучше самому обрисоваться».
Но непосредственный начальник Михаила Дмитриевича генерал М. И. Драгомиров в своих оценках был намного сдержанее. «Если бы Скобелев был плут насквозь, то не стерпел бы и пустил бы гул, что удача этого дела (переправы) принадлежит ему, – заметил он. – А между тем, насколько мне известно, такого гула не было. Нужно сказать, что напросился он сам на переправу и я его принял с полной готовностью, как человека, видавшего уже такие виды, каких я не видел. Принял, невзирая на опасения, что Скобелев все припишет себе, и … не ошибся. Во всем этом он явил себя человеком весьма порядочным».
Тем не менее, когда были поставлены все точки, заслуги Скобелева было трудно не признать. За переправу он был награжден орденом Св. Станислава 1-й степени с мечами.
В то же время нужно отметить, что турецкое командование, зная о подготовке русскими войсками форсирования Дуная, решило, что удержать оборону по этому рубежу на широком фронте будет крайне трудно. Поэтому они заблаговременно допускали отход своих войск к Балканам с тем, чтобы завлечь неприятеля в глубь страны, на линию гор и крепостей, заставить его распылить силы, и лишь затем начать его разгром по частям.
Русские войска на первых порах наступали успешно. Это радовало Скобелева, но он хотел сам командовать частью или соединением. С этой целью он направился в болгарскую деревню Павло, где находилась Главная квартира Дунайской армии и размещался император со свитой.
Большое село располагалось на правом берегу реки Янтры по двум отлогим скатам широкого оврага, по дну которого протекал ручей. Через реку был перекинут каменный мост с 12 арками на красивых устоях, соединявший село с заливными лугами и густыми рощами. Сам населенный пункт состоял из одной широкой и нескольких узких улиц, которые сходились на площади, украшенной каменной церковью. В этой церкви по выходным и праздничным дням совершалась служба, на которой присутствовали император, чины его свиты и офицеры конвоев.