О нем стали говорить.
Приехали эксперты. Летать они не могли, но зато много знали о том, как это
делается. Посмотрели. Убедились.
- Как же так? – Высказался первый. – Такой удивительный феномен и – сам по
себе?
- Да. – Согласился другой. – Никуда не годится.
- Конечно, - заявил третий, - он исполняет чудесные вещи… Но… еще маловато
техники.
- Верно подметили, коллега. – Кивнули первые двое. – Маловато техники. Нет
школы, так сказать.
Мальчик рядом тихо парил в воздухе.
- Спустись-ка. – Попросили эксперты.
Тот, не спеша приземлился.
- Ты, конечно, уникум. – Обратились к нему специалисты. – Но тебя надо многому
еще учить.
И они стали его учить, как правильно летать.
- Ногу надо ставить вот так. Ты неправильно ставишь ногу.
- А разбегаться следует несколько по-другому. Ускоряйся постепенно. Не торопись.
- И дыхание, дыхание! Следи за дыханием!
- А, когда начнешь подниматься в воздух, не забудь о том, чтобы грамотно
раскинуть руки. Все понял?
- Понял. – Ответил мальчик.
- Ну, что ж, пробуй.
Мальчик, как надо, выставил ногу.
Грамотно разбежался, тщательно следя за тем, чтобы правильно организовать
дыхание.
И в нужный момент по всем правилам техники раскинул руки.
Подпрыгнул.
Но взлететь не получилось.
- Давай-ка еще разочек.
Безуспешно.
Центрированный день хлопотали специалисты. Замеряли длину конечностей, на
что-то помножали ее, делали длинные вычисления. Хмурились. Мальчик, однако, не
взлетал.
- Да. Не так-то просто летать. – Покачал головой один эксперт.
- Конечно. надо много учиться и трудиться для этого. – Высказался другой.
- Что ж, мы обработаем данные и напишем инструкцию для тех, кто хочет
научиться летать. – Подвел итог третий. – Наш подопечный ее прочтет, и у него все
получится.
Эксперты еще о чем-то поговорили меж собой и уехали восвояси.
А мальчик пошел домой. С тех пор он больше не летал".
История, однако, на этом не заканчивается.
Потому ее вовсе не следует воспринимать как назидательную басню.
44
Как только мы останавливаемся на нравоучительном аспекте, мы –
останавливаемся.
Мы можем констатировать: вот, дескать, есть хороший мальчик и плохие эксперты.
Мальчик, мол, воплощает в себе принцип естества с его спонтанностью, свободой и т.д.
А, вот, косные сухари-эксперты на корню загубили это естество.
Подобной околесицей наполнена вся пост-ньюэйджевская псевдоромантика. Ею
кормят потребителя духовных продуктов со странниц масскультурных (или
культмассовых) блокбастеров на тему просветления.
Но потребитель духовного продукта, вероятно, уже обнаружил, что сам продукт
слегка подпортился. От многочисленных "откровений свыше", "ступеней мудрости",
"божественных потоков" изрядно попахивает складской спертостью залежалого товара.
Как и следовало ожидать, общепитовская баланда не превзошла фирменной кухни
первоклассного ресторана.
Но вернемся к нашему мальчику. О нем в данной истории известно только то, что
он умел летать. Не больше и не меньше. Нам неизвестны его помыслы, неведомы
намерения. Кем он окажется в будущем, если вообще, доживет до своего будущего, -
праведником или злодеем?
Само наличие некой способности еще не является поводом для того, чтобы ее
обладателя посчитать фигурой исключительной и призвать непременно и тут же всех
пред ней преклониться.
Хорошо. Он умеет летать. Но что из этого следует?
Зато эксперты умеют считать. И то, что они, не умея летать, решили
проинструктировать того, кто умеет это делать, отнюдь не является поводом для того,
чтобы их уличить в ханжестве и высокомерии.
Тренер, занимающийся с гениальным шахматистом, уступает последнему в
гениальности, но тот почему-то не спешит избавиться от первого.
Будь ты трижды гениальным и великим, но тебе нужна обратная связь. Без нее
твои выдающиеся качества превратятся в стоячую топь.
В представленном рассказе эксперты пришли, чтобы дать обратную связь. То, что
они не преисполнились священным трепетом, свидетельствует лишь о том, что
летающий мальчик – не Бог.
Наличие крыльев еще не делает ангелом.
Реплика: Но разве он просил их учить его летать?
Ответ: Но разве он отказался от их предложения? Нет. Он его принял. Каждый
имеет право предложить свою услугу. Эксперты предложили. Они не настаивали.
Если я предлагаю, это само по себе, ни хорошо, ни плохо. Из этого может
получиться и то, и другое. Во всяком случае, любое предложение можно воспринять
как вызов. Либо я отвечаю на этот вызов, либо игнорирую его. Так или иначе, мое
право остается за мной. Но если я предлагаю и назойливо настаиваю, то уже проявляю
зло.
Эксперты не настаивали. Они не сулили ни пряника, ни кнута. Они вполне вежливо
попросили – "спустись, пожалуйста". Не так ли?
Реплика: Так.
Ответ: И то, что последовало дальше, проявилось, всего лишь, как один из
возможных вариантов развития сценария. Мы не знаем продолжения истории, но, как
уже было сказано, она имеет свои возможные продолжения.
45
И, вообще, никакая история, на самом деле, никогда не заканчивается.
Просто потому, что никакая история не может быть самодостаточной, и она
оказывается, так или иначе, вплетенной в ткань других историй. Любое романное
пространство всегда открыто. Так, в "Анне Карениной" остается место и для
Карамазовых.
По большому счету, и в конечном итоге, история только одна. Все остальное – ее
переплетения.
Повествование о летающем мальчике формально заканчивается тем, что он пошел
домой и, что с той поры он больше не летал. Кто-то посчитает это грустным финалом.
Но, в действительности, финалов не бывает ни грустных, ни веселых. Поскольку
финалов вообще не бывает. Потому что любое повествование можно продолжить.
Представим себе следующие варианты.
"А мальчик пошел домой. С тех пор он больше не летал".
1. Поначалу его это печалило, но затем он успокоился и сказал себе: "что ж, раз не
суждено летать, значит, буду ползать". И тот час же несказанно обрадовался, ибо это
был его момент истины. И, когда он вырос, стал великим спелеологом –
исследователем пещер. Спелеологи как раз большую часть своего времени ползают по
подземным лабиринтам. И радуются. И игнорируют Алексея Максимовича Горького с
его пресловутой сентенцией "рожденный ползать, летать не может".
2. "А мальчик пошел домой. С тех пор он больше не летал". Поначалу его это
печалило, но затем он успокоился и сказал себе: "Все равно, я буду летать". И тот час
же несказанно обрадовался, ибо это был его момент истины. И, когда он вырос, стал
знаменитым летчиком. И с тех пор жил он долго и счастливо. И радовался жизни,
потому что исполнилась его мечта.
Мы не будем перечислять все потенциальные варианты судьбы летающего
мальчика, поскольку число таковых практически приближается к бесконечному.
Обратимся к линии экспертов. Допустим, они издали практическое руководство,
нечто вроде самоучителя "как научиться летать". Брошюрка попадает в руки другого
мальчика. Он летать не умеет, но страстно мечтает об этом. И вот он, внимательно
изучив рекомендации, начинает им следовать. В результате взлетает.
Можно ли говорить о том, что такие, как эксперты являются притеснителями и
"душителями" творчества"?
При ответе "да", тут же возникает следующий вопрос: возможно ли творчество
задушить или притеснить?
При ответе "да" и на этот вопрос, мы с полным на то основанием высказываемся –
если это творчество можно задушить, то это не творчество. В том отличие творчества
от продукта. Продукт исчезает, будучи поглощенным. Творчество, по определению,
постоянно себя воспроизводит. Поэтому булгаковская метафора "рукописи не горят",
способна рассматриваться не только как поэтическое восклицание, но и как одно из
наиболее точных определений сути творчества.
Нам известно: был Аракчеев, который притеснял Пушкина, и был Пушкин.
Аракчеев только был. А Пушкин еще и есть.
Жизнь изобилует постоянными пре-вращениями. Отсюда следует правомерность
допущения, что кто-то из экспертов решил настолько глубоко изучить исследуемый им
вопрос, что, в конце концов… сам взял и полетел.
Жизнь есть история.
46
Жизнь есть переплетение, бесконечное сплетение вариантов этой истории,
калейдоскопическое плетение- феерия не обрываемых нитей, каждая из которых –
возможность.
Жизнь есть непрестанное осуществление этих возможностей.
Жизнь есть.
История № 2. О двух лягушках
Подобным образом мы воспроизводим и сюжет о двух лягушках, попавших в
кувшин с молоком. Обе начали барахтаться, чтобы выбраться из него. Весьма
трудоемкое занятие – даже ради самоспасения утопающего.
Вскоре первая поняла, что занятие слишком трудоемкое, и, наверное,
бессмысленное. А потому расслабилась и дала себе утонуть.
"Ну, уж, нет"! – Подумала вторая. – "Пока есть силы, буду все делать для того,
чтобы не умереть".