«Если сотрудничество с Францией окажется возможным, территориальные результаты [для Испании] могут оказаться не столь значительны. Не лучше ли достичь успеха с меньшим риском и в более короткое время, чем пытаться получить максимальный результат?»
Франко ответил длинной речью, в которой всячески упирал на значение приобретения Марокко для Испании, на тяжелое положение с продовольствием, на необходимость поставок военных материалов из Германии и закончил утверждением:
«Испании не нужна помощь германских войск».
Все это сильно не понравилось его собеседнику.
Шмидт отмечал потом, что каудильо раздражал фюрера даже манерой речи: «бесконечный монолог, произносимый писклявым голосом, монотонной песней, похожей на крик муэдзина, созывающего правоверных к молитве».
Худшее, однако, было впереди.
Франко, ссылаясь на мнение своего военно-морского атташе в Лондоне капитана Эспиноса де лос Монтенос, сообщил Гитлеру, что в случае успешной высадки германских войск в Англии правительство Черчилля продолжит войну — просто английский флот уйдет в Канаду[134].
В яростной вспышке раздражения Гитлер вскочил на ноги.
Он заявил, что «не видит смысла в продолжении совещания».
III
Переговоры, в общем, на этом могли и закончиться — но они не закончились. Был объявлен перерыв, в ходе которого Гитлер поделился с окружающими своими чувствами по поводу мелочности и тупости Франко, его узкого ума, не способного понять величие момента, и того, что он посмел подвергнуть сомнению близость полной победы над Англией.
По мнению фюрера, это была даже не глупость, а хуже — дурной вкус[135].
Впечатление, произведенное на Гитлера разговором с Франко, уловили и испанцы. Их переводчик, барон де лас Торрес, уловил слова фюрера, которые тот пробормотал при выходе из салона: «mit diesem Kerl ist nicht zu machen» — «с этим малым ничего нельзя делать [вместе]».
Так что Франко принял это во внимание и в ходе дальнейшей беседы был сама любезность. Он рассыпался в похвалах германской армии и гению фюрера, уверял в преданности общему делу, а при расставании даже сказал следующее: «Если когда-нибудь настанет день, когда Германии действительно понадобится моя помощь, я встану на ее сторону, ничего не требуя взамен».
Биограф Франко Пол Престон почему-то уверен, что слова эти были искренними. Он при этом ссылается на то, что, согласно мемуарам Серрано Суньера, тот был в ужасе от неосторожных слов каудильо и опасался самого худшего, но, к счастью, «немцы ничего не поняли и решили, что это обычная, ничего не значащая любезность».
Тут нужно принять во внимание, что мемуары Серрано Суньера писались много позже встречи в Андае, что в ходе этого совещания сам он в беседах с Риббентропом делал все возможное, чтобы спустить переговоры на тормозах, что он не мог бы делать этого без полного одобрения со стороны каудильо, несомненно полученного заранее, и приходится признать, что немцы, скорее всего, были правы.
Немецкая делегация, отбывая домой, была не в лучшем настроении.
В частности, Гитлер честил Серрано Суньера «проклятым иезуитом» — он был уверен, что Франко целиком находится в кармане у своего слишком лощеного родственника и делает все по его указке.
Что до общего хода совещания, то фюрер позднее сказал Муссолини, что предпочел бы скорее удалить еще три-четыре зуба, чем согласиться еще на одну встречу с Франко. Фраза эта, скорее всего, действительно была произнесена — она не раз тиражировалась в различных мемуарах, и в самых разных вариантах. Согласно одному из них, Гитлер называл Франко «жидом» — что не невозможно.
Фюрер видел евреев в самых неожиданных местах.
Например, он колебался при вручении Железного креста летчику Адольфу Галланду[136] — отважный пилот показался фюреру «похожим на еврея», и даже то, что награда была дана по личному представлению Геринга, не показалось Гитлеру полной гарантией…
Но, как бы то ни было, негативное впечатление о Франко, сложившееся у фюрера, в Германии разделялось многими.
И базировалось оно не только на чувствах.
IV
В октябре 1940 года, еще до встречи в Андае, Гитлер повидался с Пэтеном и с Пьером Лавалем, фактическим руководителем правительства Виши. В свете случившегося «акта британской агрессии в Дакаре» возникли мысли о «практическом сотрудничестве в вопросах обороны». Франко говорил много хороших слов о своей готовности «сразиться за правое дело», но в практическом смысле придерживался сугубо холодного реализма. Французы же предлагали именно практическое взаимодействие, и начать его можно было в Сирии — там стояли французские войска под командой генерала Денца.
Тут было о чем подумать.
На перроне в Андае, прогуливаясь в ожидании поезда Франко, Гитлер сказал Риббентропу, что идею грандиозного надувательства — дать обещание Испании отдать ей французские колонии, подождать, когда она вступит в войну, и потом обещания не исполнить — придется оставить как непрактичную.
Потому что испанцы, в силу своей проклятой «латинской болтливости», не смогут удержать в секрете то, что будет им конфиденциально сказано. И коли так, то лучше не обещать им ничего, что может оттолкнуть французов от сотрудничества.
Что же касается просьбы Франко о поставке ему военных материалов, то материалы эти в испанских руках будут бесполезны — следует настаивать на участии германских войск в операциях против Гибралтара.
Но именно это условие Франко и отвергал — конечно, самым дружеским образом.
Он говорил вновь и вновь, что Испания готова предоставить Германии два миллиона бойцов — вот только надо снабдить их артиллерией, самолетами, танками, едой и горючим.
Все это вело в никуда.
Гитлер винил во всем «жадность каудилъо», Риббентроп считал Франко трусом, не способным решиться на отважный шаг вперед, германское посольство в Мадриде посылало в Берлин сообщение за сообщением о мерах по подготовке к войне, срочно принимаемых Испанией, но время шло, никаких шагов Франко не предпринимал, а военные приготовления как-то понемногу начали носить характер «укрепления испанских границ».
Поскольку укреплялись они в основном на Пиренеях, то толковать это следовало скорее в негативную сторону.
Как раз в то время, когда посольство отсылало шифрованные телеграммы начальству, Серрано Суньер беседовал с послом США Уиделлом и уверял его, что Испания ничего в Андае не обещала, что она хотела бы и дальше сохранять свой нейтралитет и что вообще хорошо бы поторопиться с обещанными поставками зерна.
Что интересно, так это то, что предложение о поставках было всецело поддержано сэром Сэмюэлом Хоаром. Он тоже считал, что Испании следует дать некую премию за хорошее поведение, и что объявлять войну Англии она на самом деле не собирается, и что у него на этот счет есть вполне надежные сведения.
Сведения действительно имелись, и вполне надежные: испанский Генштаб составил доклад, согласно которому положение с военной техникой, продовольствием и всяческими военными припасами настолько скверно, что Испании следует воздержаться от каких бы то ни было резких движений.
Сэр Сэмюэл с документом был прекрасно знаком — он его в известной мере и составил.
Не следует думать, что дело было в прямом подкупе — вовсе нет, среди испанских военных и в самом деле имелась влиятельная группа, стоявшая за сохранение нейтралитета, но значительные «займы», которые предоставлял сэр Сэмюэл, тоже влияли на мнения испанского генералитета.
В свое время, в 1918 году, еще в Италии, Сэмюэл Хоар не «создал Муссолини» — это очевидная неправда, но он нашел его деятельность «полезной для дела Англии» и поддержал его газету субсидиями, Сейчас, в 1940-м, воздействовать на общественное мнение в Испании через прессу было затруднительно — она контролировалась ведомством Серрано Суньера.
Но повлиять на процесс принятия решений через отчеты Генштаба оказалось возможным.
V
2 декабря 1940 года к уже действующему англо-испанскому соглашению о взаимной торговле было сделано специальное добавление: Британия брала на себя обязательства по доставке в испанские порты 150 тысяч тонн кукурузы из Южной Америки (главным образом из Аргентины) и 100 тысяч тонн пшеницы из Канады.
В обмен Испания обязывалась не реэкспортировать полученное зерно и не продавать определенные виды сырья в Германию и в Италию. Более того, испанская сторона даже обязывалась способствовать, пресечению перевозок через свою территорию руды, добытой в Португалии.
Англичане брали на себя транспортировку, а оплату должны были обеспечить американские кредиты.
Серрано Суньер получил уведомление от американцев, что «многое будет зависеть от поведения Испании».
5 декабря 1940 года Гитлер на совещании с Верховным командованием вермахта принял решение просить Испанию пропустить через ее территорию германские войска.
Целью являлось взятие Гибралтара, намеченный срок — 10 января 1941 года.
В порядке дополнительного дипломатического воздействия Муссолини из Берлина было отправлено послание с просьбой: «использовать все свое влияние в Мадриде для достижения скорейшего положительного решения».
7 декабря 1940 года в Мадрид прибыл адмирал Канарис. Он встретился с Франко в этот же день, в 7.30 вечера. При беседе присутствовал начальник испанского Генштаба генерал Вигон[137].
Канарис официально предложил Испании «присоединиться к военным усилиям Рейха», позволив частям вермахта пересечь испанскую территорию на пути к Гибралтару.
Франко ответил, что Испания попросту неспособна сделать такой решительный шаг в рамках сроков, указываемых германской стороной, — слишком велики ее проблемы с продовольствием.