Есть множество свидетельств того, что Гитлер и не собирался нападать на нашу страну, не обеспечив себе надежного тыла, промышленных и сырьевых ресурсов Западной Европы. Пакт только помог осуществлению его намерений, и фактически никакой дополнительной передышки мы не получили.
Сталин просчитался в оценках возможностей англо-французской обороны против Германии. Как уже отмечалось, он был крайне поражен быстротой поражения Франции.
А после капитуляции французов немцы совсем обнаглели — стали совершать бесцеремонные перелеты разведывательных самолетов через границы СССР вплоть до Чернигова и Шостки. Протестов с нашей стороны не было. Это еще больше вызывало уверенность фашистов в безнаказанности.
В ноябре 1940 года состоялась поездка Молотова в Берлин, куда он прибыл под проливным дождем. Ему был оказан холодный прием. Состоялись его беседы с Гитлером и Риббентропом. Молотов выразил недоумение по поводу сосредоточения немецких войск в Польше, вблизи советской границы. Последовал ответ: подобная дислокация призвана уберечь германские войска от воздушных бомбежек англичан.
Беседы проходили в то время, когда в действительности завершалась разработка плана «Барбаросса» и дело шло к определению даты нападения на СССР.
15 ноября 1940 года Геббельс записал в дневнике: «Молотов уехал. Достигнуто согласие по всем интересующим вопросам… Все дальнейшее зависит от Сталина…»
При этом Геббельс дал характеристику главе советской делегации и сопровождавшим его лицам:
«…Молотов производит впечатление умного, с твердым характером человека, но слишком застегнутого на все пуговицы. Лицо восковой желтизны. Из него почти ничего не вытянешь. Слушает внимательно, не более того. Молотов — своего рода форпост Сталина, от которого все и зависит… Сопровождающие Молотова лица более чем посредственны. Ни одной личности большого формата… На их лицах был написан страх друг перед другом и комплекс неполноценности. Даже невинная беседа с ними почти полностью исключена».
По наблюдениям Н.С. Хрущева, после поездки Молотова в Берлин у советского руководства еще больше укрепилось понимание неизбежности войны. На лице Сталина и в его поведении чувствовалось волнение, даже страх… Война неумолимо надвигалась. При встречах Сталин избегал этой темы. Он сильно волновался, он, видимо, думал, что в этой войне мы потерпим поражение, потеряем то, что завоевали под руководством Ленина.
Репрессии командных кадров обезглавили и деморализовали Красную Армию, физически и нравственно ослабили вооруженные силы перед войной, создав в них атмосферу подозрительности, доносительства, безынициативности. Это способствовало реализации авантюрных планов Гитлера.
И действительно, выступая на совещании в Ставке Вермахта 9 января 1941 года, фюрер сказал: «Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше сделать это сейчас, когда русская армия лишена руководителей…» Вся политическая стратегия Гитлера перед войной сводилась к уничтожению нашей страны: «Все, что я делаю, направлено против России».
Не секрет, что Сталин испытывал страх перед Гитлером. Боязнь «прогневать» фюрера побудила Сталина не подводить войска к границам и дать строгий приказ военным «не отвечать на провокации». Он преступно допускал разведывательные полеты немецкой авиации над нашей территорией, а также действия немецких разведывательных групп под предлогом «поиска могил» немецких солдат, погибших на русских фронтах в 1914–1918 годах. До самого 22 июня 1941 года он гнал в Германию эшелоны с хлебом и нефтью, хотя немцы рассчитались с нами за поставки к началу войны только на 50–60 %.
Всякие объективные сведения раздражали Сталина. Он не только не вникал в донесения разведки, но и расправлялся с особенно настойчивыми работниками этой службы.
Сталин был убежден, что Гитлер не решится на войну против СССР, открывая тем самым второй фронт. Но в действительности на Западе после поражения Франции фронта не существовало. Тем не менее, заслушав доклады о положении на Западном фронте в мае 1941 года на совещании, Сталин изрек: «Пожалуй, раньше весны следующего года немцы не решатся на войну». И так поступал Сталин, несмотря на то что о плане «Барбаросса» ему было известно из многочисленных донесений спецслужб и дипломатических представительств. Его резолюции на их полях говорят о том, что он не хотел верить в близкое начало войны.
Заключением пакта Сталин развязал руки Гитлеру на Западе. Захватив Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Норвегию, Югославию и Грецию, нацисты создали могучую армию, способную выступить против нашей страны. Сталину не удалось перехитрить и переиграть Гитлера. Напротив, из-за чрезмерного высокомерия, непомерной самоуверенности и упрямства Сталина наша страна оказалась в критическом состоянии, на краю катастрофы. Его ослепление стоило нам многомиллионных невинных жертв. Такова цена пакта о ненападении.
С точки зрения морали и международного права секретные протоколы, как и сама сделка с фашистским режимом, не выдерживают критики. Гитлер провозглашал: «Не существует никакой морали в международных делах, каждый хватает, что может». Царило кровавое безумие.
Лидеры западноевропейских государств вместо объединения против угрозы фашизма вели архаичную дипломатию — интриги, попытки тайных переговоров, намерения загнать другого в угол, обман.
Сталин намеревался выступить последним при столкновении империалистов, чтобы осуществить свои геополитические замыслы.
Довольно точно обстановку в Европе в 30-е годы прошлого столетия охарактеризовал известный английский политический деятель того времени Ллойд Джордж: «Несправедливость, насилие, наглость, дух мщения пропитали саму почву Европы».
Завоевание и раздел Польши
31 августа 1939 года Гитлер отдал приказ о начале вторжения в Польшу. Немецкий план состоял в том, чтобы разгромить польскую армию в классическом сражении на окружение. В августе 1939 года немцы создали в вольном (по статусу) городе Данциге часть СС. С началом нападения это подразделение вместе с полицией Данцига атаковало почту и крепость Вестерлатте.
Поляки дрались самоотверженно, но преимущество нацистов было настолько велико, что они за семь дней приблизились к Варшаве. 9 сентября началась жестокая битва на Бзуре, к западу от Варшавы. С первых дней Варшава и другие крупные города подверглись разрушительным ковровым бомбардировкам, в которых погибли десятки тысяч мирных жителей.
3 сентября Англия и Франция объявили Германии войну. Поляки с нетерпением ждали вступления в войну их величественных союзников, а они не предпринимали на западной границе никаких действий. Это позволило Германии бросить против Польши 3/4 своих вооруженных сил, обнажив Западный фронт. Гитлер шел на большой риск: если бы Англия и Франция исполнили как следует свои союзнические обязательства, Германия, по мнению военных специалистов, была бы разгромлена в войне на два фронта. Но англичане и французы не хотели воевать. Они предпочли наблюдать за разгромом Польши со стороны.
На Западе началась «странная война», когда время от времени велись ленивые перестрелки.
Советская пресса назвала эту войну «второй империалистической». Молотов заявил: «Бессмысленно и преступно вести такую войну, как война за уничтожение гитлеризма, прикрываемая фальшивым флагом борьбы за демократию».
5 сентября СССР отказал Польше в поставках и транзите военных материалов. До 17 сентября в Мурманске укрывались 18 немецких судов, проследовавших из Северной Атлантики в советские территориальные воды. Попытавшиеся в этой связи приблизиться к краю территориальных вод СССР английские эсминцы были обстреляны советскими дальнобойными батареями.
Истекая кровью, польская армия удерживала фронт к западу от Варшавы, крепость Модлин, Львов, Гдыню и полуостров Хель.
Окруженные польские войска на реке Бзура потерпели жестокое поражение севернее Лодзи. В плен попало около 170 тысяч польских солдат и офицеров. Польской армии не хватало хорошего оружия и техники, а также толковых командиров. Несмотря на слабое стратегическое руководство и недальновидную приверженность к тактике наступательных действий, польские войска сражались 36 дней.
Последнее польское соединение в составе 4500 человек под командованием адмирала Унруга, державшее оборону на косе Хель к северу от Данцига, сдалось немцам 2 октября. В итоге 66 тысяч польских военнослужащих погибли в боях, 130 тысяч — получили ранения.
14 сентября Красная Армия получила приказ «перейти в наступление против Польши для освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии от польской фашистской оккупации».
17 сентября Красная Армия силами шести армий и особой конно-механизированной группы имени Дзержинского в количестве 620 тысяч человек вступила в Польшу. От самой границы польская армия оказала упорное сопротивление. Бои развернулись у Вильны, под Львовом, на западном берегу озера Свирь, под Шучином на севере Белоруссии… Не получив подкреплений от западных союзников, польские солдаты стали сдаваться в плен.
Советские газеты воспевали «советско-германское братство по оружию». В Бресте 22 сентября состоялся совместный немецко-советский парад в связи с передачей Вермахтом этого города Красной Армии в соответствии с предварительными договоренностями. Парад принимали советский комбриг С.М. Кривошеин и германский генерал Гейнц Гудериан.
После капитуляции Варшавы 28 сентября в Москву прилетел Риббентроп для подписания договора «о дружбе и границе» и секретного дополнительного протокола. Одна из статей протокола предусматривала отказ СССР от части польских земель между Вислой и Бугом в обмен на Литву (кроме Мариампольского уезда, который, для выравнивания границы у польского города Сувалки, Германия сохранила за собой).
18 сентября польский президент Игнаций Мостицкий и его правительство выехали в Румынию, где были интернированы. Лондон предоставил убежище польскому правительству в изгнании. Президентом в изгнании стал Владислав Рачкевич. Правительство возглавил 30 сентября 1939 года генерал Владислав Сикорский. Он же стал главнокомандующим польской армией, призвал поляков продолжать партизанскую борьбу против завоевателей.