Поняв наконец, что страна и армия не готовы к войне в 1941 году, Сталин надеялся, вопреки реальной ситуации, оттянуть ее путем переговоров с немцами, «протянуть» лето 1941 года. По утверждению Н.С. Хрущева, Сталин панически боялся войны. Он считал, что немецкие генералы могут, без указания Гитлера или даже вопреки его замыслам, начать частные боевые действия, на которые Красная Армия ответит, и тогда начнется война. Он категорически запретил командованию выводить войска на боевые рубежи.
По убеждению маршала А.М. Василевского, «если бы за неделю, даже за 4–5 дней до нападения Сталин отдал распоряжение привести войска в боевую готовность, война пошла бы по-другому. Красной Армии не пришлось бы отступать до Москвы и тем более до Волги».
14 июня 1941 года, за 8 дней до начала войны, в «Правде» и «Известиях» было опубликовано полностью сообщение ТАСС. Накануне Молотов передал его послу Германии Шуленбургу, который немедленно направил его в МИД Германии:
«Еще до приезда английского посла в СССР г. Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной прессе стали муссироваться слухи о близости войны между СССР и Германией…
ТАСС заявляет, что:
1. Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место.
2. По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска немецких войск, освободившихся от операции на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям.
3. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными…»
В Москве ждали реакции Берлина, но совпосольство в Германии сообщало: официальные круги полностью уклонились от ответа на заявление ТАСС, а ведь Сталин решил таким образом проверить отношение Берлина к многочисленным сообщениям на Западе о подготовке Германии к нападению на СССР. В заявлении фактически содержался призыв к Германии приступить к новым переговорам по вопросам двусторонних отношений.
Если до этого Сталин вводил в заблуждение военную элиту, то этим заявлением он затуманил сознание всего народа. Трудно придумать другой шаг, который бы так демобилизовал страну перед решающей военной схваткой с нацизмом. Фактор внезапности нападения фашисты фактически получили из рук Сталина.
А Молотов в это время чистосердечно утверждал: «Сталин вовремя разгадал коварные планы гитлеризма». (Генерал-полковник Д.А. Волкогонов. «Накануне войны». «Правда», 20.06.1988 г.)
Судя по записи в дневнике Й. Геббельса от 16.06.41,
«…оправдание ТАСС, на взгляд фюрера, — порождение страха. Сталин дрожит перед грядущими событиями… Мы организуем для себя сырье этой богатой страны. Румыния и Финляндия выступят вместе с нами…»
В тот же день, уже зная о сообщении ТАСС, Гитлер провел с командующими группами армий последнее совещание по практическому осуществлению плана «Барбаросса». Командующие доложили фюреру, что сосредоточение войск будет закончено 19 июня, а соединения ВВС первого удара перебазируются на аэродромы вблизи границ СССР к вечеру 21 июня единичными самолетами на малой высоте. Было решено начать нападение в 3.00 22 июня.
Между тем со стороны руководителей западных стран участились предупреждения об угрозе СССР от Германии. Но Сталин расценивал их как провокацию, как стремление столкнуть СССР с Германией, продолжал цепляться за старые умозаключения.
Иностранцы в Москве говорили: «Все уже устали предупреждать русских». Находившийся в Москве в годы войны шведский дипломат Сверкер Острём рассказал о мнении, имевшем в то время хождение в дипкорпусе, о том, что Сталин боялся войны с Германией:
«…Помню, что чем ближе к лету 41-го, тем больше среди дипломатов распространилось мнение, что Сталин боится Гитлера и готов уступать ему, лишь бы тот не нападал. Подтверждение этой готовности к любым уступкам мы увидели в заявлении ТАСС, кажется, от 14 июня 41-го. Как мы считали, руководители в Москве надеялись на то, что капиталистические государства передерутся и перебьют друг друга… В те месяцы у вас усиленно создавали атмосферу чуть ли не заискивания перед немцами. В спешном порядке ставили, например, любимого Гитлером Вагнера. Такие жесты в сторону Берлина кое-кого в среде дипломатов смешили, а кое-кого раздражали…»
Разумеется, любой правитель может ошибаться. Но просчеты просчетам рознь. Нелепые и непростительные промахи Сталина, особенно в оценке возможности и времени гитлеровского нападения на СССР, трудно объяснить с любой точки зрения, прежде всего с точки зрения здравого смысла.
Как записал в дневнике 21 июня 1941 года Й. Геббельс, «…Молотов попросил визита в Берлин, но получил резкий отказ». Явно запоздалый, а потому чудовищно абсурдный шаг отчаяния!
Сталин не скрывал, что он доверял Гитлеру, не верил, что Германия нападет на СССР. «Когда-то мы доверяли этому человеку», — признал Сталин в беседе с представителем президента США Гарри Гопкинсом в августе 1941 года. Однако на чем базировалось это доверие к фашистскому фюреру, Сталин никогда не раскрывал.
На первый взгляд кажется невероятным и кощунственным, как мог коммунистический вождь доверять бесноватому и беспардонному авантюристу Адольфу Гитлеру, проигнорировав при этом обильно поступавшую к нему достоверную информацию от разведки, из дипломатических кругов, от зарубежных официальных деятелей о надвигавшемся нападении фашистской Германии на СССР.
Похоже, что этот парадокс удалось разгадать известным американским ученым-психоаналитикам Р. Такеру, Д. Ранкуру-Лаферриеру и Р. Конквесту.
Они объясняют это «слепой идентификацией Сталина с Гитлером», т. е. отождествлением, приравнением, уподоблением, родством душ. Фашистский диктатор понял это и стал безошибочно искать дружбы со Сталиным. Всему миру известно, к чему привела эта взаимная «привязанность» двух лицемеров.
Более того, профессор Роберт Такер считает, что Сталин был нацелен на империалистическое сотрудничество с нацистской Германией, и это было частью его отождествления с агрессором. Об этом Сталин неоднократно говорил после войны дочери Светлане: «Эх, с немцами мы были бы непобедимы!» А писателю Виктору Некрасову он заявил, что «…если б мы были вместе (с Гитлером), весь мир покорили бы, понимаешь, весь мир!» (Д. Ранкур-Лаферриер. Психика Сталина. С. 130.)
План стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками
22 июня 2000 года в «Комсомольской правде» была опубликована статья «У нас была своя «Барбаросса» (автор Владимир Сергеев), в которой рассказывалось о недавнем обнаружении в архивах Президента Российской Федерации сенсационного документа — «Доклада Народного Комиссара Обороны СССР Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко и Начальника Генерального Штаба Генерала Армии Г.К. Жукова Председателю Совета Народных Комиссаров СССР тов. Сталину» на рассмотрение.
Документ назывался «План стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Он состоял из 15 страниц рукописного текста, имел гриф «Совершенно секретно. Особой важности. Только лично», «Экземпляр единственный».
Подписи не были проставлены, а только заделаны.
К докладу были приложены подробные карты Польского генерал-губернаторства, Восточной Пруссии и части Германии. На одной из них проставлена дата: «15 мая 1941 г.» (на первой странице доклада указаны только месяц и год).
План резонно именовать «Планом Жукова», поскольку в его функцию как начальника Генерального штаба входило военное планирование на самом высоком уровне.
Специалисты утверждают, что на составление упомянутого документа ушло как минимум две недели напряженного труда всего коллектива Генштаба.
Жуков предлагал: «Чтобы предотвратить внезапный удар Вермахта и войск сателлитов Германии, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться на стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск…»
Главный упреждающий удар со стороны СССР должны были нанести войска Юго-Западного фронта и отчасти войска Западного фронта. Планировалось ликвидировать всю приграничную группировку Вермахта, а также, пройдя с боями через всю Польшу, выйти к границам Германии. Одновременно германские войска отрезались от Балкан и румынской нефти. Восточная Пруссия принуждалась к безоговорочной капитуляции.
Вообще, замысел Жукова поражал грандиозностью, нестандартностью мышления. По этому плану части Красной Армии должны были совершить марш-бросок на сотни километров. Однако материально такой марш был практически ничем не подкреплен. Например, запасы горючего, предназначенные для западных округов, из-за недостатка емкости хранились во внутренних округах, в частности в Майкопе, за несколько тысяч километров от границы.
Много лет спустя Жуков в беседе с известным военным историком В.А. Анфиловым сказал: «Хорошо, что Сталин не согласился с нами. Иначе при том состоянии войск могла произойти катастрофа».
Вот так один из авторов плана признал его крайнюю ошибочность! Надо полагать, что между выступлением вождя 5 мая 1941 года и составлением «Плана Жукова» была не случайная временная связь. Вероятнее всего, план разрабатывался по указанию политического руководства страны.