Хочешь не хочешь, но членам Политбюро следовало бы, прежде всего, срочно признать, если до сих пор не знали, и назвать главное: население всех этих многонаселенных территорий объединяет ислам, чрезвычайно влиятельная и мощная религия в подобных небогатых странах с не так чтобы чрезмерно грамотным народом. И это еще не сильно сказано. Ислам составляет суть менталитета мусульман разных наций, готовых на всё ради защиты его устоев и правил, где бы они ни жили, — без ислама этот менталитет вообще не функционирует!
Читаешь стенограмму и не понимаешь, почему же участников заседания Политбюро — вполне вроде культурных, образованных людей, руководителей СССР — не испугали эти «религиозники», по весьма неуклюжему выражению, прозвучавшему на встрече политиков: это ведь, наверное, самые убежденные «религиозники» на свете, часто просто фанатики. Фактор, который ни в коем случае нельзя было сбрасывать со счетов! Но куда там… Приближается к пониманию ситуации, допускает наличие в ней неких духовных, религиозных элементов, кажется, один лишь А. П. Кириленко, и то с оговорками, показывающими, что этот большевик до мозга костей вообще не верит в существование искренне верующих в Бога людей:
«Если народ восстанет, то, кроме лиц, прибывших из Пакистана и Ирана, которые в значительной степени относятся к числу террористов и мятежников, среди масс, с которыми придется иметь дело нашим войскам, будут простые люди Афганистана. Правда, это поклонники религии, поклонники ислама».
Удивительный коллективный дефект зрения, слуха и разума для бывших советских школьников и студентов, которые не могли же пройти в своей жизни мимо шедевра Льва Толстого «Хаджи-Мурат», например, или более поздней и куда более конкретной повести «Афганистан» неистовой и талантливой Ларисы Рейснер! Ими зачитывались поколения советских книгочеев, но, может быть, этим вот конкретным людям из ЦК КПСС в их бурной и удачливой комсомольской юности было не до Льва Толстого? А в зрелости — не до Рейснер?
Между тем в этих двух произведениях сказано очень много об особенностях характера мусульманина как такового, а у Ларисы Михайловны еще и о совсем особенных мусульманах — афганцах.
Глава 2Повесть о грозных горцах
Ее называли Валькирией русской революции. Она стала прообразом бесстрашной комиссарши в спектакле и фильме «Оптимистическая трагедия» по пьесе Всеволода Вишневского. Ее издавали в начале 1920-х годов, а послевоенный советский читатель получил возможность познакомиться с ее творчеством в середине 1960-х — был издан однотомник, и, надо сказать, это яркое, острое, смелое творчество каждой фразой своей действовало на мозг, как очень хорошее шампанское, хотя было родом из далеких и далеко не для всех счастливых времен. Писатель и журналистка, навечно молодая Лариса Рейснер влюбляла в себя читателей, особенно юных, хотелось стать похожим на нее журналистом, много ездить, много знать, наблюдать, видеть и писать, как она. Она определяла судьбы. Но собственная ее судьба не пожалела прекрасную богиню: она умерла тридцатилетней, и ее мать, боготворившая свою дочь, сразу же покончила с собой.
Лариса Рейснер, красавица, мастер мысли и слова, в 1921 году в составе дипломатической миссии побывала в эмирате Афганистан вместе с мужем Федором Раскольниковым, дипломатом, бывшим командующим советским Балтийским флотом, будущим невозвращенцем (из Франции) и автором знаменитого «Открытого письма Сталину».
Ее эмоциональные оценки этой «очень особенной» восточной страны и сейчас, столетие спустя, заслуживают внимания и изучения. А в 1979–1980 годах, менее чем через 60 лет после посещения Ларисой Рейснер Афганистана, перед вводом ОКСВ в эту страну, заметки писательницы-полукровки (со стороны отца Лариса была немкой) следовало изучать с лупой. Всмотримся:
«Население афганских городов, в том числе и Кабула, почтительно расступается при проходе кочующих племен. Их боятся, ими дорожат, как серьезной военной силой и… угрозой англичанам…»
Лариса Рейснер, наш внимательный наблюдатель, прекрасно изучившая обстановку в стране пребывания задолго до отъезда туда (ее родной брат, Игорь Рейснер, был востоковедом, специалистом по Индии и Афганистану), рассматривает участников и гостей устроенного в Кабуле специально для иностранных гостей афганского праздника:
«…Племя садится в круг, прямо на земле. Лучший певец, стоя в середине, поет стих, и барабанщик его сопровождает, точно гортанным смехом, тихой щекочущей дробью.
— Англичане отняли у нас землю, — поет певец, — но мы прогоним их и вернем свои поля и дома.
Всё племя повторяет рефрен, а английский посол сидит на пышной трибуне, бледнеет и иронически аплодирует.
— Мы сотрем вас с лица земли, как корова слизывает траву, — вы нас никогда не победите.
Тысячи глаз следят за англичанами: вокруг певцов стена молчаливых, злорадно улыбающихся слушателей.
— К счастью, не все европейцы похожи на проклятых ференги, — есть большевики, которые идут заодно с мусульманами.
И толпа смеется, рокочет, теснится к трибунам».
Лариса смотрит во все глаза, чтобы не упустить ни единой детали. А вот и наблюдение за самым главным человеком в Афганистане. Оно окончательно убеждает писательницу, а вместе с ней и читателя: ни в коем случае нельзя с оружием в руках и с намерением победить вступать на эту гордую упрямую землю, освещенную лучами горячего, жестокого, особенно к чужестранцам, солнца и освященную неистребимыми традициями верного себе мусульманского народа:
«…Цивилизация и прогресс используются им [Амманулой-ханом. — Т. К.], как орудие, которое должно быть обращено именно против этой враждебной европейской культуры и цивилизации».
Если внутренняя готовность афганцев к войне так очевидна, то какова будет сама война?!
Прочесть! Изучить! Вдуматься! Остановиться!
Открыть глаза, по крайней мере.
Текст Ларисы Рейснер с огромной силой предостерегает от опасности соприкосновения, а тем более от стычек с представителями того еще, традиционного, ислама, религии авраамической, т. е. имеющей общие корни с иудаизмом и христианством, но отличающейся от них куда более доверчивым, нерассуждающим погружением в веру. (Писать об этом бесчувственно — невозможно, и поэтому я повторяюсь.) Не зная броду — не лезь в эту воду. Вообще не лезь. Даже не пробуй. У этих людей — многовековая традиция неприятия «неверных» и самоотверженного сопротивления им. Не вода — перегретый кипяток! Ошпарит!..
Но никто как будто и слыхом не слыхивал о чем-то таком неистово искреннем и потому опасном. А ведь на том заседании Политбюро ЦК КПСС присутствовали и выступали крупнейшие государственные и партийные деятели СССР. Средний возраст собравшихся — более 70 с половиной лет. Спрессованная соль земли. Мудрые дедушки взрослых внучат…
Глава 3Обстановка нехорошая. Помогите!
И что-то всё-таки случилось, первая решимость решающих поникла. Видимо, были проведены за считаные часы консультации с востоковедами и религиоведами, специалистами по военным наукам, потому что далеко не сразу, не вдруг члены Политбюро ЦК КПСС решились послать тысячи «внуков» на помощь соседней стране. Решение созревает девять месяцев. И, как это нередко бывает у русских мужчин, людей с глубоко запрятанными, но сильными эмоциями, оно родится мгновенно, под влиянием вопиющего преступления, совершенного в Афганистане.
Борис Громов включил в свою книгу весьма примечательный телефонный разговор между советским премьером А. Н. Косыгиным и генеральным секретарем ЦК НДПА, премьер-министром Афганистана Н. М. Тараки, который состоялся сразу после того мартовского заседания.
«Совершенно секретно.
…КОСЫГИН. Среди рабочих, среди городских мещан и служащих в Герате вы имеете поддержку? Есть еще на вашей стороне кто-то?
ТАРАКИ. Активной поддержки со стороны населения нет. Оно почти целиком находится под влиянием шиитских лозунгов. „Не верьте безбожникам, а идите за нами“ — пропаганда на этом построена.
КОСЫГИН. А рабочих там много?
ТАРАКИ. Мало очень — всего 1–2 тыс. человек.
КОСЫГИН. Какие перспективы, по вашему мнению, в Герате?
ТАРАКИ. Мы считаем, что сегодня вечером или завтра утром Герат падет и будет полностью в руках противника.
КОСЫГИН. Какие же дальнейшие перспективы?
ТАРАКИ. Мы уверены, что противник будет формировать новые части и пойдет дальше в наступление.
КОСЫГИН. У вас нет сил нанести им поражение?»
За считаные дни до наступления 1980-го, олимпийского года, когда москвичи и все жители СССР раздобывали кто где мог и наряжали новогодние елки, покупали и доставали продукты к Новому году, в самом центре Москвы произошло следующее.
«12 декабря 1979 года по предложению комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану Л. И. Брежневым было принято решение об оказании ДРА военной помощи „путем ввода на его территорию контингента советских войск“, — сообщают в книге „Тайны афганской войны“ полковник А. А. Ляховский и подполковник В. М. Забродин. — Руководство Генерального штаба ВС СССР: начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков, его первый заместитель генерал армии С. Ф. Ахромеев, генерал армии В. И. Варенников — в то время начальник Главного оперативного управления — первый заместитель начальника Генерального штаба, а также главком Сухопутных войск — заместитель министра обороны генерал армии И. Г. Павловский до принятия окончательного решения выступали против ввода, так как считали, что наше военное присутствие приведет к усилению мятежного движения в стране, которое в первую очередь будет направлено против советских войск.
Что, кстати, затем и произошло. Однако это мнение не было принято в расчет. При этом Указа Президиума Верховного Совета СССР или другого государственного документа по вопросу ввода войск не принималось. Все указания отдавались устно.