— В Монголию поедешь? Собкором?
И сам лично стал возить и водить меня по нужным кабинетам, представляя как в „большом“, так и в „малом“ ЦК. И при этом не скрывал своего удовлетворения от того, что остановил меня от неверного шага, словно я собрался уйти не из газеты, а из жизни».
Глава 29Цветник по имени «Комсомолка»
На маленьком бумажном календарике «Комсомолки» на 1987 год были изображены алые силуэты юных бойцов. Двое на конях. Красный флаг. Труба. Буденовки. Что-то свое, родное, вроде как из «Неуловимых мстителей».
Любимому фильму советских кинозрителей в том году исполнялось 20 лет, главный редактор «Комсомольской правды» Г. Н. Селезнёв шел к своему сорокалетию, да и у Великой Октябрьской социалистической революции наступал очередной юбилей — 70 лет. В самом начале 1987-го, в январе, произошло давно ожидаемое политиками событие: веселую, но вредную девчонку, долго возившуюся в пеленках, официально окрестили Перестройкой.
В 1987 году Геннадий Николаевич еще и не помышлял о том, чтобы покинуть «Комсомольскую правду», где у него всё удавалось. Многие в редакции его полюбили, а кто не нашел в себе соответствий с главным, тот просто привык к нему и честно работал.
При Селезнёве в «Комсомольской правде» возобновилась практика отдельских «самоваров». В нашем отделе науки, школ и вузов мы занимались, как теперь говорят, когнитивной, т. е. учебной и исследовательской деятельностью человека с младых ногтей до седых волос. У нас было немало своих, своей головой изобретенных тем для разработки и публикаций. Но мы хотели знать больше, причем из первых уст, поэтому гостями наших отдельских «самоваров» с чаем, баранками и конфетами становились большие ученые. Не раз приходил поговорить член-корреспондент Академии наук СССР, министр высшего и среднего специального образования СССР с 1985 года Геннадий Алексеевич Ягодин, гостями школьного отдела становились известные педагоги-новаторы, отдел науки приглашал академиков и еще не признанных исследователей.
Работать в «Комсомолке» становилось всё интереснее и интереснее, хотя, если честно, в горбачёвские времена эта работа всё больше напоминала бодрое путешествие в дремучий лес, когда приятная песчаная дорога давно закончилась и начались блуждания по непроходимым последствиям бурелома, которые встречались на каждом шагу.
1987-й оказался последним годом, когда юбилей Великого Октября отметили в СССР хоть и без особого пафоса, но с достоинством.
О перестройке как таковой заговорили вскоре после прихода к власти Михаила Горбачёва. Но официально это название, как мы помним, закрепили позже, в решениях январского Пленума ЦК КПСС 1987 года. Видимо, партия долго проверяла, реально ли желание советских граждан перестраиваться. Горбачёв ездил по стране, охотно разговаривал с простыми людьми, прислушивался больше всего к мнению женской половины населения — он так привык за годы жизни со своей искренне любимой женой Раисой Максимовной.
Советские мужчины были не столь словоохотливы. Если бы хоть кто-то догадался собрать на «неожиданную» встречу с лидером наиболее умных из них и спросить, куда и как нам двигаться дальше, ответы были бы короче и точнее. Достойно оплачивать труд. Развивать не только оборонную промышленность, но и производство товаров для народа. Ликвидировать проклятый дефицит: от автомобилей, мебели и разнообразных продуктов питания до всякой там ерунды для женщин — красивых трусиков, губной помады, дорогущих духов из Франции… Особое внимание уделить борьбе со спекулянтами и дедовщиной в армии! А всё остальное, в том числе и политика, вроде бы устраивает. Только не устраивайте больше антиалкогольных кампаний, унизили народ очередями в винные магазины…
Разумно? Разумно. Легко? Не трудно. Но всё пошло другим путем.
Журналистов и читателей ждали в те головокружительные годы беспощадные открытия.
В «Комсомольской правде» процессом руководил Г. Н. Селезнёв, и вот ему-то с началом «перестройки и демократизации» понадобились вожжи, забытый ныне горожанами предмет управления конями. А Селезнёв, не забудем, с детства был обучен премудростям спокойного и умелого взаимодействия с этими умными созданиями из животного мира.
Но люди не кони и упряжи не любят. Иные из исследователей прошлого и настоящего любят открывать новое или хорошо забытое старое и начинают сопротивляться, когда им мешают развязать тугие бечевочные узлы на мешке с общественной памятью.
Известный журналист Зоя Ерошок вспоминала:
«В раннюю-раннюю перестройку у меня в каком-то интервью шел абзац о Николае Бухарине. Не помню уже, что именно, но в положительном смысле. Я сама себе казалась дико смелой, что вот пишу о Бухарине не как о предателе и злодее, а как о человеке весьма неплохом. Поздно вечером Селезнёв этот абзац у меня вычеркнул. Я пошла отстаивать. Разговор у нас случился долгий. Мне надо было победить во что бы то ни стало…
Самое смешное, что я почти не давала Селезнёву слова сказать, приводя аргументы, почему надо (хоть как-то) вытаскивать из небытия Бухарина. Селезнёв меня терпеливо слушал, не перебивая. Потом сказал: „Зоя! Восстанавливай абзац…“ Я уже было победительно поднялась, чтобы уйти, но он попросил задержаться: „Подожди. Я о другом хочу с тобой поговорить“. И как-то мягко, но твердо, с болью (вот это точно — что с болью!) говорил мне: „Ну зачем ты так обольщаешься? Бог с этим абзацем. Но ты подумай сама: кто такой Бухарин? Разве он тоже не несет ответственности за то, что тогда происходило? Почитай внимательно самого Бухарина, о нем, вникни во всё. Того же Бухарина — тоже несло, и он не чуял под собой страны, и люди для него тоже почти ничего не значили. Да, из него сделали шпиона и предателя. Это не так. Но я сейчас не о Бухарине даже говорю, а о тебе, Зоя. Чтобы ты не обольщалась, чтобы тебя не несло. Воспринимай жизнь и людей во всей сложности, объемно. Не надо никому ничего доказывать. Надо стараться понимать“.
Может быть, я не совсем дословно цитирую, но смысл был такой, за это я ручаюсь, потому что с тех пор всё время об этом думаю и, как могу, себя одергиваю, когда меня несет. Урок, который я вынесла из этого разговора: сила — в сдержанности».
Превосходный исторический эпизод. Селезнёв именно как отец говорил с Зоей Ерошок, хотя разница в возрасте между ним и ею была всего в несколько лет. А разница в чисто писательском таланте вообще склонялась в пользу Зои. Нет, Геннадий Николаевич тоже привозил из поездок небольшие заметки за подписью «Г. Селезнёв, наш спец. корр.», любил фотографировать, и его снимки также появлялись в газете, но не это было самой сильной стороной его блистательного человеческого таланта. Самой сильной его стороной была любовь к талантливым людям и умение помочь им во благо общему делу.
Зоя писала далее:
«Мы в „Комсомолке“ всегда относились к нему уважительно и почтительно. С осознанной дистанцией. И не потому, что он был главным редактором. Что-то есть в нем такое, что не допускает панибратства. Однако и он относился так же к нам. Не важничал, не корчил из себя начальника, но и не похлопывал по плечу.
Только когда [он] ушел из „Комсомолки“, я узнала, что ему на меня ябедничали, предлагали уволить (в частности, за то, что подолгу пишу, редко публикуюсь), а он меня всегда защищал. Вообще-то я чувствовала, что он меня по жизни „ведет“, оберегает. Чувствовала в нем эту — не только ко мне, но и к женщинам вообще — отстраненную (не холодную, не прохладную, а опять же сдержанную) нежность…
…Мужчину, на мой взгляд, делают две вещи: серьезное отношение к своей профессии и нежное — к женщинам.
Мне повезло. Я знала (и знаю) несколько таких мужчин. Геннадий Николаевич — один из них».
Спасибо тебе, Зоя, ты очень помогла мне перейти к одной из наиболее важных черт характера Геннадия Николаевича — его редчайшему, драгоценному отношению к женщинам. Не только к своей жене Ирине Борисовне, которой он был верен всю жизнь, но и к своим сотрудницам, где бы он ни работал. Даже и добавить вроде больше нечего: ты всё сказала максимально точно, Зойка, и страшно жаль, что ты уже не узнаешь о моей благодарности тебе.
Впрочем, добавлю сюда неожиданный рассказ одного из самых известных в нашем журналистском мире мужчин — Владимира Сунгоркина, главного редактора «Комсомольской правды» с 1997 года, заслуженного журналиста РФ (интервью записано в мае 2021 года):
«Что меня поражало: Селезнёв был всегда такой очень выдержанный, правильный человек. Более правильного человека я не видел.
Помню, Польша, самый веселый барак социализма. И вот мы с Селезнёвым, человек пять-шесть, пришли к нашему собкору в Варшаве. А у него уже тогда, что внове для нас было, был отличный видеомагнитофон, и он поставил нам какой-то фильм типа „Эмманюэль“, условно говоря. Это чудом было, событием — посмотреть что-то такое. Селезнёв только глянул и так типа: „Вы тут сидите, а я пойду на кухне покурю“. И сколько было таких фривольных ситуаций за границей! То фильмы, то девочки подтянутся: мы же с артистами ездили иногда. И ему всегда было неловко, он уходил с подобных посиделок. Селезнёв вел себя очень четко, никогда не переходил грани».
Став главным редактором «Комсомольской правды», Селезнёв попал в цветник: в «Комсомолке» всегда работало очень много женщин, причем не только в секретариате, стенбюро, машбюро и корректуре или в традиционно женском отделе писем, но и в отраслевых отделах. Были и спецкоры, и обозреватели среди женщин. Навсегда вписаны золотыми буквами в историю «Комсомолки» журналистки и другие сотрудницы «Комсомольской правды», как ушедшие от нас, так и ныне живущие: Лилия Карастоянова, Нина Александрова, Татьяна Агафонова, Софья Фингер, Людмила Овчинникова, Софья Большакова, Инна Руденко, Алевтина Левина, Татьяна Чантурия, Елена Лосото, Зоя Васильцова-Крылова, Татьяна Яковлева, Зоя Ерошок, Лидия Графова, Мария Хромкова, Маргарита Кечкина, Ирина Котенко, Любовь Зайцева, Елена Калядина, Марина Завада, Кира Лаврова, Клара Скопина, Капитолина Кожевникова, Ольга Мариничева, Нина Аллахвердова, Эмма Луканская, Ольга Кучкина, Елена Овчаренко, Ядвига Юферова, Ольга Дмитриева, Елена Липатова, Ольга Егорова, Галина Янчук, Людмила Сёмина, Элла Щербаненко, Галина Сапожникова и другие. Ни один главный редактор, ни один из его подчиненных никогда не унизил ни одну из женщин-подчиненных только потому, что она женщина. Никогда никакой дискриминации или… «харасcмента».