Но Токмаков не в силах был выпустить ситуацию из-под своего контроля. Слишком дорогой ценой достался ему этот материал. Единственным его оправданием был цейтнот. Пока бы он стал объяснять что к чему… К тому же маловероятно, чтобы сам директор потащился на Главпочтамт сдавать посылки.
Впрочем, Токмаков отлично понимал, что доводы эти достаточно хилые. Единственным оправданием для него может стать успешно проведенная операция. А поскольку она уже началась, нельзя показывать сомнений даже другу. И он едва ли не впервые соврал ему:
– Какая разница, кто там числится в директорах… Ну, очередной «фукс», а кто «папик» всей конторы, я еще не знаю. Главное в другом – всего сейчас по городу ФСО и ее «дочки» предъявили к возмещению НДС на 100 с хвостиком миллионов. И получили на руки уже двадцать пять.
– И вот идут еще как минимум пятнадцать, – кивнул Непейвода на парней, выходящих из «Фольксвагена» с тремя «сестрами» в номере. Первый нес два холщовых мешка, другой – один, но побольше. – Вперед?
Парни выглядели серьезно. Токмаков нащупал под курткой кобуру. – Больше он не хотел стоять под пулями дурак дураком.
– Вперед!
Физзащиту, естественно, не привлекали. Токмаков и Непейвода с удовольствием выбрались из «Волги», промерзшей от багажника до кончика рогов серебристого оленя на капоте. Пошли вслед за экспедиторами. К ним в кильватер пристроились еще двое оперативников из другой машины. В зале почтовых отправлений барражировал Куцобин. «Фольксваген» контролировала бригада наружного наблюдения.
Подморозило, и экономный городской снежок пытался даже скрипеть под ногами. Хрум-хрум. Хрум-хрум. Токмаков пошел легче. Да молчите же, молчите, проклятые струны! Не спугните экспедиторов, уже вошедших в здание Почтамта.
Токмаков последовал за ними. Но в тот момент, когда открывал тяжелую дверь, ощутил спиной взгляд. Будто сквознячком прохватило застарелый радикулит. Учтиво пропустив вперед Непейводу, он незаметно оглянулся.
И тут же его пресловутые форменные ботинки, внесшие в историю столько непоняток, будто пристали к асфальту. Прямо на него смотрел водитель серого «Фольксвагена». Вышел поразмяться, чтоб ему…
Конечно, они узнали друг друга. Это был наглый парень, предлагавший Токмакову полтинник «баксов» за оленя с капота «Волги». Водитель отца Маши Груздевой, которого тот припугнул финансовой разведкой. Оказывается, не зря!
Да, Питер маленький городок!
Непейвода, прошедший вперед, быстро вернулся:
– Вадим, шевели костями! Они уже подходят к стойке отправлений!
Не спуская глаз с Токмакова, водила проворно сунул руку в карман. Но достал не пистолет, как всей душой почему-то надеялся Токмаков, а мобильный телефон.
Дальше план операции стал рушиться, как падают от одного прикосновения костяшки домино. Экспедиторы, предупрежденные глазастым водилой по телефону, слиняли через служебный выход быстрее, чем Куцобин, поджидавший их в зале почтовых отправлений, понял, что произошло. Грозные «челюсти» операции «Древоточцы» лязгнули, захватив только воздух.
Токмаков по рации отдал команду «наружке» сесть ребятам на хвост, подавив желание вернуться к «Фольксвагену» и вытрясти из водилы все, что тот знает. Оставалась надежда, что тот подберет экспедиторов в условленном месте и вместе с ними вернется на базу, то есть в офис ФСО.
Но водила не зря носил лисью шапку. Нахально сделав ручкой, он медленно отъехал от Главпочтамта и спокойно покатил на Лиговский проспект. Там, у дома 28, где как раз и был юридический адрес ФСО, припарковал машину, демонстративно выпил бутылку пива и завалился спать в микроавтобусе.
«Наружка» тоже лоханулась – был выделен всего один экипаж, и он выбрал объектом злосчастный «Фольксваген». Воспользовавшись этим, экспедиторы растворились как соль в воде. Мало ли в городе частников, готовых за копейку малую добросить кого угодно куда хочешь.
И эта ниточка оборвалась.
Первый тайм команда финансовой разведки проиграла вчистую.
2. Измеритель «кривизны» российского бизнеса
– И что мы завтра скажем прокурору? – произнес Виктор Непейвода свою коронную присказку. Однако на сей раз в его голосе не слышалось привычного оптимизма. Может быть, потому, что прокуратура была совсем рядом, на улице Якубовича, и леденящее дыхание этого учреждения замораживало все вокруг в радиусе полукилометра.
– То и скажем, что капитан Токмаков… – начал Вадим, да так и бросил фразу на полуслове, махнув рукой. И так все было ясно.
Друзья опять сидели в «Волге» Токмакова с включенным двигателем. Тепла в салоне это не прибавляло. Зато создавалась иллюзия движения вперед, хотя на самом деле их черный рыдван стоял на месте, отравляя окружающую среду углекислым газом.
Примерно в таком же интересном положении находилось расследование по делу ФСО. Шустрила «наружка», с упоением гоняя машины взад-вперед; гудели мощные кулеры компьютеров региональной службы информационно-технологического обеспечения, из коих аналитики пытались выдоить связи ФСО; с грозным стуком занимали свои места в ячейках шашки, – это в ожидании выезда гоняли в нарды боевики группы быстрого реагирования службы физической защиты.
И хотя все колеса сложного механизма финансовой разведки пришли в действие, реальное движение дела вперед зависело сейчас от замерзших до состояния пломбира оперов, сидевших в машине. А точнее, даже от одного из них, – костистого, почти уже лысого, сжимавшего руль машины, неподвижно глядя перед собой глазами в цвет некогда грозного василькового околыша фуражки НКВД.
Ну что, Токмаков, вот и пришел тот поганый час, когда строка из служебной характеристики «интересы службы ставит выше личных» испытывается на соответствие. Лопухнулся с водилой дражайшего Константина Ириньевича Груздева, теперь думай, как исправить положение. Хотя и думать тут особо нечего. Все уже придумано. Надо только взять в руки мобильный телефон – никогда еще он не казался ему таким неподъемно тяжелым, – и набрать сто лет знакомый номер.
– Алло, Маша, это ты?
– А кого бы ты еще хотел услышать по моему мобильнику? Перезвони, я дома у родителей.
Выяснилось, что Маша не спит, не принимает ванну и даже не переругивается с матерью. Она была наедине с крылатым конем по кличке Пегас, то есть сочиняла детективные рассказы. Даже не сочиняла, а записывала истории соседки из 26-й квартиры, художницы-домохозяйки. А то, что они были с непонятной чертовщинкой, так ведь и вся жизнь – непонятная штука. Возможно, затеянный кем-то следственный эксперимент с заранее известным фатальным финалом.
Голос дамы сердца был не слишком любезным. Ничего, придется потерпеть. Придется смиренно выслушать непонятные упреки и покаяться в несовершенных (пока, а если бы она знала, зачем он звонит!) грехах, обещать не только прочитать, но и порекомендовать издательству сочиненные ею мини-детективы, и все лишь для того, чтобы, словно невзначай, задать один-единственный вопрос:
– Слушай, подскажи-ка мне рабочий телефончик Константина Ириньевича.
– Что, он уже так накомандовал, что попался вам на крючок? – не в бровь, а в глаз попала Маша.
– Да вот хочу к нему подъехать, – ухитрился не соврать Токмаков.
– Лучше подъезжай ко мне. Мама сейчас уже уходит…
– После Константина Ириньевича, – сказал Токмаков, хотя не был уверен в теплом приеме после визита в офис ФСО. Скорее даже наоборот.
– Опять соврешь, – прозвучал, слабея, голос Маши – то ли аккумулятор мобильника садился, то ли решила вмешаться судьба, чтобы сохранить непрочный союз телезвезды и опера.
– Номер, – закричал Токмаков. – Номер!
– Записывай, лучше б я тебя никогда не встречала!..
На последней цифре аккумулятор сдох окончательно, и в дежурную часть, чтобы привязать номер к адресу, пришлось звонить уже по телефону Виктора Непейводы.
…В небесных скрижалях этот день был отмечен, как время встреч с прошлым. Из недавнего прошлого, как черт из табакерки, вынырнул водитель в шапке с лисьим хвостом, сорвав операцию. А из прошлого давности уже незапамятной, – этот угловой дом по Сестрорецкой улице, к которому Токмаков и Непейвода подходили сейчас, оставив засвеченную «Волгу» и «десятку» с Куцобиным и Пиккелем за полквартала.
В этом самом доме, больше того, в тех же помещениях, где когда-то размещался авиамодельный кружок Приморского дома творчества юных, и квартировал пресловутый Фонд содействия оборонной промышленности. Токмаков давно привык к подобным гримасам фатума, к самым невероятным совпадениям, поэтому сейчас испытывал не удивление, а только легкую грусть. Здесь прошли не самые плохие годы его сопливого детства. Здесь он мастерил кордовые самолетики, которые одерживали победы на городских и республиканских соревнованиях.
Вот и знакомая дверь, – правда, теперь уже стальная и с кодовым замком, – наглухо закрытая, перечеркнутая небрежной надписью «Ремонт», без всяких признаков звонка, – а раньше он был.
Ремонт ремонтом, но за окнами с тройным стеклопакетом – свет, во дворике – «Сааб» директора с теми же неизменными тремя «сестрами» в номере. Все сошлось – и масть, и карта. А это значит, что свидание – состоится!
Знала бы Маша, куда приведут поиски кассеты с записью Коряпышева и проверка его информации!
– Стучать будем? – спросил Непейвода.
– Написано же, что ремонт, – возразил Токмаков.
– А как входить будем?
– Легко, – сказал Токмаков, набирая номер, – судя по сильно затертым цифрам, посетителей здесь хватало.
Замок щелкнул и открылся с первой попытки. За железной дверью бывшего авиамодельного кружка оказалось все, что было нужно операм для полного счастья. Здесь были бухгалтерские учеты по всем фирмам, промышлявшим воровством из бюджета с помощью ложного экспорта, здесь были и приборы, которые не ушли сегодня за границу с Главпочтамта, хотя документы на отправку оказались уже проштемпелеваны. Сколотые скрепками, аккуратненько лежали поверх упакованных приборов с мудреными названиями: «Измеритель кривизны земной поверхности», «Измеритель мощности блуждающих и постоянных токов», «Измеритель глубинной подвижки грунтов».