Он протянул руку и выудил из-за ее спины Дим Димыча:
– Давай-ка отойдем в сторонку. А теперь выкладывай, что это за фокусы. Быстрее колись, половой гангстер, не то оприходую прямо здесь! Ведь я же теперь «голубой»!
Под неусыпным контролем колоратурного сопрано Дим Димыч начал свой печальный рассказ. Виной всему был гнусный Педулаев. Точнее, его оператор, снимавший сюжет в гей-клубе «Голубые джунгли», где Токмаков пребывал по служебной необходимости с целью приобретения конфиденциального источника. Несмотря на убедительную просьбу Токмакова, не подкрепленную, к сожалению, конфискацией кассеты, оператор вставил кадры с его физиономией в документальный фильм «Бескорыстная мужская любовь».
Для монтажа педулаевцы арендовали оборудование студии «Независимых телекоммуникаций», в Питере цены на порядок ниже московских. По закону подлости в монтажку заглянул Лева Кизим, узнал Токмакова, и тут же закупил бессмертное творение на корню. Первыми зрителями оказались Маша и Сулева…
– И вы решили, что я пидор?! – Вадим тряхнул Сулеву так, что тот едва не выпустил бутылку со своим любимым напитком.
– Нет, ты пойми, старик, что мы еще могли подумать? – все еще с недоверием говорил Дим Димыч. – Ведь ты сидел в этом гадюшнике в обнимку с натуральными педрилами! И рожа, извини, была довольная!
– А какой еще бывает рожа после бутылки рома? – сказал Токмаков, записывая еще один должок – свой, личный, за «голубого» – на счет ФСО.
– Кубинского или ямайского? – деловито уточнил Сулева.
– Ямайского.
– Тогда без вопросов, – мечтательно облизнулся Дим Димыч.
– Ну, а Маша? Ведь Маша-то меня знает…
– Не поверишь, она плакала настоящими слезами! А тут еще Левка сказал, что бисексуалы и есть самые первые распространители СПИДа…
При этих словах Заболоцкая выдвинула свой внушительный бюст на передовые позиции, оттесняя Токмакова:
– Вот именно! И, пожалуйста, больше не преследуйте Дмитрия Никодимовича своими противоестественными домогательствами!
– Да кто его преследует?
– Вы со своим подозрительным приятелем! Иначе, спрашивается, почему вы оказались здесь?!
– Почему? – переспросил Токмаков, едва не брякнув, что и сегодня в этот бар, и неделей раньше в гей-клуб его привели, в частности, поиски кассеты дражайшего Дим Димыча.
С нее все началось, и конца этой истории пока не видно, как не понятно, куда пропала и сама кассета. Только прежде чем рассказать продолжение этой истории, ему следовало получить с гражданки Заболоцкой расписку о неразглашении совершенно секретных сведений, потому что именно так грифуется все, связанное с оперативно-розыскной деятельностью.
– Впрочем, – неожиданно подобрела Заболоцкая, – я могу понять мелкие шалости… В артистическом мире, знаете ли, это почти норма.
– Ладно, хватит, – перебил Токмаков. – Как там ваши коллеги ограбленные? Что милиция говорит?
– Что она может сказать? Порекомендовали возвращаться домой и там ждать…
– …у моря погоды, – закончил Сулева.
– В Саратове нет моря. В Саратове есть Волга, а это лучше любого моря! – показала себя патриоткой родного города Заболоцкая.
– А еще в Саратове оперные антрепризы существовали еще с 1875 года… – проявил осведомленность Токмаков.
– Откуда вы знаете? – с подозрением посмотрела на него Заболоцкая.
– Вы сами об сказали пять минут назад, – оправдался Токмаков, еще раз отметив занятные гримасы судьбы. Всего неделю назад его мало волновал этот поволжский город, знаменитый пивом и самолетами, и еще, оказывается, оперными певицами.
Сейчас там, в этом городе, вдруг сошлось все – разгадка тайны банковских операций ФСО, ключ к бандитскому налету на автобус с артистами Саратовского оперного театра, хороший шанс расквитаться за подполковника Коряпышева. И хотя говорят, что месть не приносит дивидендов, в данном конкретном случае она должна была их принести – 10 миллионов долларов в тощий российский бюджет.
Сулева дернул Токмакова за рукав:
– Не грусти, старик. Все еще не так плохо. Завтра мы с Машей улетаем в Берлин. Все забудется, перемелется. Время лечит.
– Воспользуюсь случаем и я, чтобы проститься, – церемонно сказала Заболоцкая. – Я тоже завтра улетаю. Пока в Саратов.
В ответ Токмаков церемонно наклонил голову, сказав: «Я тоже лечу в Саратов».
Но сказал он это про себя.
– Ну и где пиво? – встретил Токмакова вопросом Непейвода, когда Вадим вернулся за столик.
– Пиво будем пить в Саратове, – ответил Токмаков и заодно проверил эрудицию коллеги контрольным вопросом: – Ты знаешь, что такое оперные антрепризы?
– Сдурел?!
– А вот в Саратове они существовали с 1875 года…
Часть вторая Бригада
Глава первая На земле и в небе
1. Пиво, «ксивы», два ствола
– Слушай, Вадим, а вот еще фишка к пиву: у этих ребят, которые члены нашего правительства, ксивы из шкуры козла! Только не простого, а африканского!
– Российские козлы в африканской шкуре? Неслабо! А ты откуда знаешь?
– Мой человек рассказал. Он как раз эти шкуры для удостоверений и поставляет.
– Лучше бы он поставлял не шкуры, а самих членов. Вот это был бы источник, так источник!
Развить увлекательную тему помешал третий голос, вклинившийся в диалог:
– Пассажиров, вылетающих рейсом 772 «Санкт-Петербург – Саратов», просьба пройти для регистрации к стойке номер четыре…
Сообщение «железной леди» заставило встрепенуться собеседников, стоически употреблявших в буфете пиво, хотя погода была далеко не летней. Не летней и не летной: за стеклянными стенами мела февральская поземка, а в далеком поволжском городе она, судя по всему, и вовсе беспредельничала. Из-за этого оперативно-следственная бригада Петербургского управления финансовой разведки на целый час задержалась в Пулково, ожидая, пока в аэропорту назначения расчистят взлетно-посадочную полосу.
Задержка была кстати, потому что в наличии имелась пока лишь одна составляющая этой бригады – оперативная. Именно ее достойно представляли в буфете капитан Вадим Токмаков и майор Виктор Непейвода. Перед ними стоял уже частокол пустых бутылок. Под пиво оперативники перемывали нежные косточки второй составляющей бригады – следственной. Оба были ветеранами оперативной службы «А», прошли вместе много разного, и было как-то не по себе, что девчонка, без году неделя в Управлении, будет ими командовать: в оперативно-следственных бригадах старшим назначается следователь.
Но без него, а в конкретном случае – нее, Токмаков и Непейвода утрачивали гордое право именоваться оперативно-следственной бригадой.
– Откуда только эта Милицина свалилась на нашу голову? – спросил Токмаков, поднимаясь с места.
– Откуда может свалиться девушка с фамилией Милицина? – спросил Непейвода и сам же себе ответил: – Только из милиции. Окончила университет МВД. Перевелась к нам.
– Ну и как она тебе? Страшненькая? Синий чулок?
– Какая тебе разница? – пожал плечами Непейвода. – Она сотрудник, товарищ по работе.
– Товарищ! – хмыкнул Токмаков. – Женщина не может быть товарищем.
– Зато она может быть нашим начальником! – вернулся к наболевшему Непейвода, после двух разводов ставший женоненавистником.
Настала очередь Токмакову пожать плечами. Следователя Милицину представил им вчера как старшую оперативно-следственной бригады, вылетавший в Саратов, генерал Попов.
Более того, он же приказал капитану Токмакову и майору Непейводе неукоснительно следовать ее указаниям, а еще всячески оберегать от возможных эксцессов:
– Глядите мне там, любители пострелять! Нам не нужны подстреленные сотрудники, нам нужны межрегиональные дела!
Таким было напутствие. Первые же слова генерал-майора Попова на вчерашнем совещании прозвучали не столь эпически:
– Тема суперважная, коллеги, – ложный экспорт. Знаете сами, сколько раз мы на этом обжигались! Правда, на сей раз Токмаков клянется, что пустышку не потянем. Докладывай, Токмаков!
Вадим Токмаков достал свою папку, стараясь не обращать внимания на скептические ухмылки коллег. Всем собравшимся в кабинете уже была известна тема. Поэтому сообщение Токмакова об экспортированной в Венгрию «Установке для сохранения генофонда нации», каковую роль выполнял заурядный холодильник, не произвело должного впечатления. Некоторое оживление внес отчет о только что проведенной операции. Ложный экспорт с помощью авиапочты – это было действительно «новое слово»
Но у Вадима на руках были козыри и постарше.
– По сообщению одного из руководителей так называемого Фонда содействия оборонной промышленности, которое подтверждается учетами Отдельного отряда пограничного контроля, – зачитал он, – три месяца назад ФСО проведена еще одна – масштабная акция. С причалов военно-морской базы в Кронштадте на специально зафрахтованном судне в адрес того же венгерского получателя отправлен груз алюминия будто бы особой чистоты марки А6N. Семь тонн по семь миллионов долларов за тонну. Нетрудно подсчитать, что сумма НДС, которую предъявят к возмещению, составит около десяти миллионов долларов.
– Тянет на экономическую диверсию, – заметил генерал Попов, – оцените масштаб!
– Это тоже еще не все, – продолжил Токмаков. – Обычно мы имеем дело с одной-двумя «лавками», правильно? А теперь я вышел на целый куст, где возврат НДС поставлен на поток. ФСО в массовом порядке загоняет на свои заграничные фирмы, в основном венгерские, разную туфту. Семь тонн алюминия якобы высшей очистки – самая крупная сделка. Но здесь у меня подобных операций еще с полдюжины. Вот, пожалуйста, – Токмаков отыскал в деле необходимую выписку, – дискеты с моделями женской одежде зимнего сезона – 150 тысяч долларов, а вот рентгеновские зеркала за 250… Зеркала отправлены в Замбию, а все прочее – недалеко, в Венгрию.
– Это чем-то объясняется? – с дотошностью старого следователя уточнил заместитель начальника Управления Логиновский. – Ну, такое пристрастие к Венгрии.