В данный момент шалаш пустовал, и только две девчушки, сидя на одних нарах и прижимаясь, друг к дружке, тихонько напевали какую-то грустную песню. Причем, как показалось майору, на двух разных языках.
— Смирно! — рявкнул сержант.
Не видя ни лиц, ни званий вошедших, девчонки испуганно вскочили.
— Отставить, вольно… — придержал рукой слишком ретивого ординарца Корнеев. — Можете быть свободны, Авдеев. Дальше я сам.
— Есть, — козырнул сержант, повернулся кругом и умчался обратно. Похоже, в хозяйстве Дюжевой все делалось бегом.
Корнеев шагнул ближе к замершим у нар девушкам и повторил:
— Вольно, сержанты, вольно. Садитесь. Будем знакомиться.
— Младший сержант Мамедова, — бойко отрапортовала смуглявая, чуть худощавая девушка, чем-то неуловимо напоминающая Николаю красавицу Дашу. Хотя общих черт между ними не нашла бы и самая богатая фантазия художника-портретиста.
— Младший сержант Гордеева, — доложила вторая. Румяная и русоволосая. Николай удовлетворенно отметил, что обе девушки не подстрижены, а имеют довольно длинные косы.
— Майор Корнеев, командир…
— А мы знаем вас, — смущенно улыбаясь промолвила Гордеева. — Поздравляем с присвоением очередного звания, товарищ майор.
— И с выздоровлением, — прибавила вторая.
— В мирное время был бы польщен, — насупился Корнеев, недовольный, что его перебили и, не решаясь сразу же одернуть девушек. — Разведчику, подобная известность, не делает чести.
— А жениху Даши Синичкиной это вредит или не очень, товарищ майор? — лукаво стрельнула взглядом бойкая смуглянка.
— В таком аспекте пускай, — кивнул Корнеев. А все-таки зря он нарушил собственное правило. Похоже, хлопот не оберешься. С мужчинами проще… — Мне Ирина Игоревна сказала, что вас уже снабдили всем необходимым?
— Так точно, товарищ майор, — хором ответили радистки.
— Вот и славно. Тогда пойдемте знакомиться с остальными бойцами нашей группы. Там я всем сразу и доложу предстоящую нам задачу… Кстати, меня, если вдруг, кто не знает, Николаем зовут. Для общения вне служебной обстановки… А вас?
— Лейла… Только наши все меня или Лялей, или Лилей зовут. Выбирайте любое из трех, тов… Николай. Я уже привыкла.
— Ольга, — приосанившись, чуть нараспев произнесла Гордеева, а потом сделала серьезное лицо и прибавила строго. — Можно попросту, Ольга Максимовна, — но не выдержала взятого тона и смешливо прыснула, пряча еще более разрумянившееся личико в ладони.
— Договорились, — кивнул Корнеев. — Лейла и Ольга Максимовна. Так вас обеих и представлю.
Догуливающий последние теплые деньки, лес продолжал благоухать ароматами лета, трава и листья все еще хранили жирную зелень, перелетные птицы не спешили собираться в стаи, — а ранние сумерки уже напоминали о затаившемся неподалеку, перед решительным штурмом, осеннем ненастье. Еще одной фронтовой осени Николая Корнеева. А вместе с ней близилось беспощадное всеобщее наступление сезона затяжных дождей, промозглой слякоти, бездорожья и распутицы. То ужасное время, когда смертельно измученные на марше, высасывающей последние силы вязкой грязью, войска, как спасения, будут ждать снегопадов и мороза.
Вечер уже полностью вступил в свои права, но Корнеева узнали издали. Плотная коренастая фигура, вынырнула из сумерек и отстранила в сторону, еще даже не успевшего открыть рот, часового.
— Товарищ майор, вверенная вам отдельная разведывательно-диверсионная рота отдыхает, согласно распорядка… — громким шепотом доложил ротный старшина Телегин. — Прикажете объявить "Подъем"?
— Охолонь, Кузьмич… Здорово, — пожал руку ротному старшине Корнеев. — Пусть отдыхают. Завтра погляжу на них. Капитан Малышев с пополнением где расположился? К ним проводи…
— Так, туточки они все… — повернул голову влево и назад старшина. — Вон, вас дожидаются, вместе с взводными. Просто, у меня слух лучше… Таежный. И Степаныч, уже с полчаса как зудит, что кофе стынет, а разогревать нельзя. Чем помои пить, лучше вылить.
— Скажи Степанычу, пусть сюда вынесет… Некогда рассиживаться. Он поймет, — распорядился Корнеев и повернулся к радисткам. — Не отставайте, девчонки. Потеряетесь…
— Девки в расположении роты?.. Ночью?! — разинул рот старшина, привычно отшагнув в темень. — Настоящее светопреставление!.. М-да, пойду, обрадую Степаныча. Что же это с нашим командиром в госпитале такое приключилось, что он с собой баб приволок? Либо войне конец близиться, либо с Даш…
У старого охотника-промысловика слух и в самом деле был отменный, но и остальные разведчики на тугоухость не жаловались и, заслышав их разговор, подтянулись ближе.
В темноте можно было не скрывать эмоций, и Корнеев крепко обнялся со офицерами.
— Рад, что вы живы, парни.
— Мы тоже рады твоему возвращению, командир… — чуть коверкая от волнения слова, прочувственно ответил Коте. — Едва угомонили бойцов. Без приказа отказывались ложиться спать. Все хотели тебя дождаться.
— За Андрюху отдельное спасибо, — негромко шепнул Рыжов. — Я знал, что ты его вытащишь. Даже номер штрафбата разузнал, куда его отправили… А ты, и сам уже позаботился обо всем… Спасибо, Николай…
— А ну, посторонитесь чуток, сынки. Дайте мне на Колю взглянуть! — вмешался в разговор окающий голос. — Отощал небось, на казенных харчах. Подумать только, десять дней без кофе!..
Степаныч бесцеремонно отодвинул в сторону молодых офицеров и протянул Корнееву большую, испускающую неимоверные ароматы, фарфоровую кружку, которую ординарец непостижимым образом тоже умудрялся беречь все эти годы. Только ухо отбилось.
— А вы не зыркайте, не зыркайте, — тут же завел прижимистый ефрейтор привычную песню. — Самые последние зернышки смолол. Даже на утро ничего не осталось… — и тут же, без перехода, ворчливо прибавил, косясь на две скромно замершие, но хорошо различимые в свете выползшей на небо луны, стройные женские фигурки. — Баб-то, Коля, зачем к нам притащил?
— Это не бабы, товарищ ефрейтор, — делая огромный глоток уже едва теплого, но еще не остывшего окончательно кофе, назидательно промолвил Корнеев. — Это приданные нам радистки… — и протянул кружку стоявшей ближе Мамедовой. — Угощайтесь, девушки. Извините, что из одной посуды, но у Степаныча имеется только этот сервиз. На одну персону. И не обращайте внимания на его ворчание. На самом деле, Игорь Степанович добрейшей души человек. А хамит он незнакомым людям исключительно из врожденной застенчивости.
— Девок в поиск берешь?! — ахнул Степаныч. — И впрямь что-то неладное случилось с нашим ротным… Прав Кузьмич.
— Ну, все, хватит! — построжел голосом Корнеев. — Будя языками чесать. Прямо правление колхоза, а не воинское подразделение… Кто сейчас занимает командирскую палатку?
— Ну, ты и спросил, командир, — коротко хохотнул Рыжов. — Пустил бы в нее кого-то твой Степаныч, званием ниже генеральского… Так и стоит порожняком. Вас с Андреем дожидаясь.
— Это хорошо, — рассеянно заметил Корнеев, уже погружаясь в более важные мысли. — Андрей, веди всех к нам. Я через минуту буду… — и, понизив голос, прибавил только для взводных. — Слушайте сюда, парни. Дело предстоит секретное и чрезвычайной важности… Вам, я доверяю, как себе, поэтому не приказываю, а прошу лично: походите вокруг, присмотрите, чтоб на деревьях лишние уши не выросли. Да, сами тоже особенно не прислушивайтесь.
Командно-штабная палатка освещалась подвешенной к центральной распорке, керосиновой "летучей мышью" с сильно прикрученным фитилем, но и этого тусклого света вполне хватило, чтобы Корнеев смог увидеть, как на лицах личного состава формирующейся разведывательно-диверсионной группы возникает, с поправкой на черты лица, одно и то же удивленное выражение.
Капитан Малышев, прослуживший вместе с Николаем последние полтора года, никак не ожидал увидеть рядом с командиром двух радисток. Остальные бойцы, хоть и не знали о принципиальной позиции майора Корнеева в этом вопросе, поотвыкнув в штрафбате от женщин, тоже не были готовы к обществу таких красавиц.
А младшие сержанты, одним лишь появлением посеявшие смятение в рядах мужчин, тоже не ожидали такого обилия офицеров и, теряясь под их восторженными взглядами, мило краснели и растерянно хлопали длинными ресницами.
Да и сам Корнеев, признаться, наверное, выглядел не менее удивленным за своих подчиненных. Всего час, как он оставил на попечении заместителя шестерых штрафников, а сейчас видел перед собой чисто выбритых, подтянутых боевых офицеров. Отсвечивая форменными, почти новенькими погонами на аккуратно отутюженных солдатских гимнастерках. Два старших лейтенанта и четыре капитана. Да и заместитель его буквально преобразился за этот промежуток времени. А постную печать угрюмости на лице Малышева сменило выражение предельной собранности и решительности.
— Это где ж вы успели так припарадиться, Андрюха? Я думал, химическим карандашом звездочки нарисуете. Военторговский ларек ограбили, что ли?
— Степаныч твой помог разжиться, — объяснил тот. — Сказал: "Пользуйтесь, славяне. Нам с Николаем, теперича, однопросветное барахло и маленькие звездочки без надобности стали".
— Молодец, сообразил… — похвалил ординарца Корнеев. — А я б и не догадался.
— А то, у тебя, Коля, своих забот мало… — негромко произнес за его спиной ефрейтор Семеняк.
Ординарец ловко протиснулся мимо загораживающего вход Корнеева и вошел внутрь палатки, привнося с собой запах кофе и жареного хлеба.
— Вот, — он поставил на стол два, дышащих горьким ароматом, котелка и миску, наполненную поджаристыми хлебцами. — Пейте… Мой Степка говаривал, кофе думать помогает.
— Ты как сюда вошел, Степаныч? Я же взводных в караул поставил и приказал никого за периметр не пропускать?
— Это лейтенантов-то? — хмыкнул ординарец, делая уставной разворот и шагнув к выходу. — Мало каши ели еще… Если прикажете, товарищ майор, я лучше сам покараулю. А вы пейте, пейте кофе, пока совсем не остыло.