— Ты взял много всего, братец. — Кажется, Гретель все-таки соизволила заглянуть в реальный мир, и обнаруженное там весьма ее удивило. — Нас ожидает долгий путь?
— Как знать… — хмыкнул он, не прекращая погрузки. — Не исключено, что до зимы не вернемся. А зима в здешних краях — не самая приятная штука. Особенно в горах.
— В горах? — не поняла Гретель.
— Да. По правде сказать, я бы предпочел дождаться весны, но едва ли у нас в запасе есть столько времени. Кроме того, я вздохну свободно, когда мы наконец окажемся за городскими стенами. Ей-богу, от этого вездесущего запаха яблок у меня болит голова.
— Почему мы идем в горы?
— А отчего бы и нет? — не без злорадства ответил Гензель. — Сестрица, у нас с тобой наберется столько вопросов, что, получи мы за каждый из них по медяку, — уже могли бы обзавестись собственным королевством. Кто был тот тип, что вломился в нашу комнату ночью? В чем его интерес? Откуда он вообще узнал про принцессу? Какие у него планы на нее? Что случится, если Бланко отведает третье яблоко? Кто похитил ее из дворца? Но тебя почему-то интересует самый никчемный из них — почему горы?..
— Перестань, — сказала она, хмуря гладкий, не знающий морщин лоб. — Не искушай меня превратить своего брата в лягушку.
— Валяй, — хмыкнул Гензель. — Я слышал, зачарованных лягушек очень любят молодые девицы. Так и норовят поцеловать, чтобы снять проклятие.
— Как и прежде, ты слишком доверяешь старым сказкам. Единственный заколдованный геночарами принц, которого я знала, награждал поцеловавших его лишь кишечными болезнями. Что, впрочем, не уменьшало количества желающих…
— У меня тоже накопилось много вопросов, сестрица. Только ты не спешишь дать на них ответ.
— Про альвов?
— Про альвов. — Гензель взгромоздил очередной походный тюк на круп беспокойно перебирающей ногами лошади и принялся затягивать ремни. — А еще про принцессу, про цвергов, про короля… Но в первую очередь про альвов.
— Я отвечу на любые твои вопросы, — серьезно сказала она. — Но только когда мы окажемся за стенами города, идет?
— Боишься посторонних ушей? — не без иронии поинтересовался он.
Но Гретель осталась серьезной.
— Ты даже не представляешь, братец, в каких только местах не растут в наше время уши… Так отчего горы?
Гензель закончил с ремнями и принялся умело упаковывать мушкет. Хороший хозяин никогда не позволит мушкету болтаться на плече промозглой осенью. Гензель заботливо спрятал его в чехол, стянул завязки, еще раз убедился, что пороховница надежно защищена от влаги и набита битком, а мешочек с пулями имеет должный вес. К сожалению, сейчас этот вес успокаивал его меньше, чем обычно.
— Цверги водятся в горах, — скупо ответил он. — Поэтому мы идем в горы.
Его ответ не удовлетворил Гретель. Упаковывая мушкет, он даже спиной чувствовал ее взгляд, устремленный в точку между его лопатками. Внимательный, спокойный, не выражающий никакого интереса взгляд геноведьмы.
— Цверги? Ты собираешься охотиться на цвергов, братец?
— Я бы начал охотиться на горгулий, но, к сожалению, чертовски не люблю высоты, — буркнул он. — Должно быть, тоже акулье наследство…
Но сбить с толку геноведьму не так-то просто.
— Почему цверги?
— Потому что это единственная ниточка, которая ведет к принцессе.
— А как насчет кровожадных великанов?
— Ты слишком много времени проводишь с людьми, — проворчал Гензель, затягивая подпругу на Хроме. — Мне даже показалось, что я слышу сарказм.
— Цверги не могли похитить принцессу из ее покоев, — ровным тоном произнесла Гретель. — Цверги — примитивные плотоядные хищники, действующие сообразно своим собственным, и весьма условным, инстинктам. Довелись им встретить где-нибудь принцессу, они просто разорвали бы ее на части и утащили в свои норы. Проникнуть во дворец и похитить принцессу… Извини, братец, нет. Это им не по силам.
— Я слышал истории о весьма сообразительных цвергах, — не сдавался Гензель.
— А я слышала историю про излучающую тепло птицу, которая воровала у короля золотые яблоки, — с явственной насмешкой сказала Гретель. — Причем, если мне не изменяет память, именно от тебя.
И здесь яблоки… Гензель подавил желание сплюнуть на грязную лаленбургскую мостовую. Он раньше и не замечал, как часто яблоки фигурируют в сказочных историях.
— Они могли быть неголодны, — неуверенно предположил он. — К примеру, принцесса прогуливалась по саду, нюхала цветы, а они подобрались к дворцу, перескочили через ограду и…
— Похитили ее? Едва ли, братец. Цверги — простейшие биологические механизмы. Крайне простые, но, к сожалению, совершенно неконтролируемые. Они не умеют планировать действий, не умеют продумывать наперед, не умеют сознавать причинно-следственную связь. Единственное, что они умеют, — это убивать и пожирать свою добычу.
— Я слышал, особо они жалуют человечину, — криво усмехнулся Гензель. — Или врут?
Иметь дело с цвергами ему еще не приходилось. Те не особо жаловали оживленные тракты и окрестности больших городов. Беспощадно изничтожаемые егерями и охотниками, остатки их поголовья с годами все дальше уходили в глушь, находя пристанище в безлюдных горах. Когда-то Гензель даже полагал, что цвергов вовсе не существует, а рассказы об их нашествиях — не более чем выдумки строгих родителей, рассказываемые исключительно с целью напугать непослушных детей. До тех пор, пока они с Гретель несколько лет назад собственными глазами не увидели стоящую на отшибе хижину в деревне, где перед тем похозяйничали цверги. С тех пор он настораживался всякий раз, когда слышал это слово.
— Не врут, братец, — неохотно сказала Гретель, помогая ему навьючить на хромоногую лошадь еще один тюк. — Цверги при возможности охотно закусывают человечьим мясом. Более того, по какой-то причине мы оказались на привилегированном положении в их пищевой цепочке. Человечину они предпочитают всякому другому мясу.
— Вероятно, в наших телах есть какие-то элементы, которые им жизненно необходимы? — предположил Гензель, мрачнея еще больше.
Геноведьма покачала головой.
— Нет. Их ненависть к человеку имеет под собой нечто более серьезное, чем обыкновенный голод. Зачастую они нападают даже тогда, когда сыты. Природа этой ненависти по-настоящему не изучена даже геномагами.
— Обычная месть. — Гензель осклабился. — Ничто не кажется слуге таким сладким, как кровь бывшего хозяина. Я слышал, когда-то они были нашими слугами.
— По крайней мере, здесь твои сказки не лгут… Да, есть подтверждения тому, что цверги много веков назад были созданы людьми. Геномастерами прошлых поколений. Еще тех времен, когда человечество не знало генетического вырождения и вовсю экспериментировало с геномагией, пытаясь создать расу покорных и выносливых слуг.
— Не очень-то хорошие получились слуги. — Гензель не удержался от усмешки.
— С точки зрения геномагии результат был вполне удовлетворителен. Цверги стали прекрасными исполнителями для тяжелых работ. Они не отличались высоким интеллектом, но при этом обладали выдающимися физическими показателями. Сила, выносливость, метаболизм, реакция… А еще — прекрасное зрение, слух, обоняние… Благодаря своим огромным лапам они прокапывали миллионы километров туннелей под землей, дробили камень, выполняли роли носильщиков, охранников, сторожевых псов и ищеек. Они успешно служили человечеству сотни лет.
— Опасно выводить слугу, который, будучи не в духе, может оторвать тебе голову…
— Геномаги прошлого это понимали. В цвергов была заложена защита. Неуничтожимая и более надежная, чем любая микросхема и любой поводок. Защита, вшитая непосредственно в их генокод. Они на генетическом уровне не могли проявить агрессии к человеку. Так уж были устроены.
— И ты еще спрашиваешь, отчего я не доверяю геномагии!
Лицо Гретель потемнело.
— Защита оказалась недостаточно надежной. Может, череда неконтролируемых мутаций воздействовала на цвергов, нарушив изначально заданную последовательность хромосом и порвав невидимую цепь. А может, это с нами самими что-то произошло… Как бы то ни было, около двухсот лет назад контроль над цвергами оказался утрачен. Они бежали из городов и с тех пор исполнились к человеку самой искренней злобы.
— Если верить тому, что я слышал, это не просто злоба, это нечто большее. — Гензель принялся навьючивать на Хромонему фляги с водой. — Они до сих пор нападают на окраинные поселения, где мало людей и нет вооруженной стражи. Врываются в деревни и села, крушат заборы, вламываются в дома и пожирают всех, кого встретят. Тех, кого не могут сожрать, рвут, как лоскутное одеяло, и разбрасывают кругом. Это не животная ненависть, сестрица. Были бы они животными — боялись бы и сунуться к человеческому жилью. Они же… Мне кажется, это что-то вроде ненависти рабов к бывшему господину. Освободившись из-под человеческого ярма, они считают нас своими злейшими врагами.
— Цверги слишком глупы для этого. Они не умеют рассуждать. Это всего лишь сбой старой генетической программы. И именно поэтому они не могли оставить принцессу Бланко в живых, как ты сам не смог бы отказаться от дыхания. Это их естество.
— Значит, в королевстве объявился новый биологический вид мутировавших цвергов. — Гензель с делано-безразличным видом пожал плечами. — В любом случае это наша единственная ниточка, сестрица.
Он шагнул было к фыркающей лошади, чтобы еще подтянуть ремни, но вдруг наткнулся прямо на взгляд Гретель. Устремленный в упор, этот взгляд умел вышибать дыхание из груди и мысли из головы. Взгляд геноведьмы. Даже Гензель, испытывавший его воздействие на себе в течение многих лет, так и не смог полностью к нему привыкнуть. Тело само напрягалось, как от слабого удара электротоком. Должно быть, что-то биологическое, что не вытравить из него никакими зельями…
— Мы ведь не поэтому отправляемся за цвергами, братец? Не потому что ты действительно веришь в то, будто они похитили принцессу?
Гензель вздохнул.