кие и северно-итальянские братья тоже не коснели в праздности; так, в Комо шли многочисленные процессы ведьм. Светские власти старались не отстать от духовенств; бретанский герцог Артур III после своей смерти (1457) удостоился известности, как ревнитель веры, спаливший наибольшее число ведьм и колдунов в Бретани, Франции и Пуато, — своего рода рекорд, как выражаются нынешние спортсмены.
Таким образом можно считать, что во второй половине XV столетия ведьмовство по всей Западной Европе приняло эпидемический характер. Появились целые поколения ведьм, ведьмовские роды и семьи. Так, из одного процесса, веденного в Нормандии в 1455 г. явствует, что в одной из тамошних общин, Торси, обнаружена была семья, давшая в течение 40 лет подряд несколько поколений ведьм и колдунов. Родоначальником этой дьявольской семьи был некто Югенен; он сам, его жена и потомки — все были колдуны и ведьмы. Очень долгое время о подвигах этой семьи местное население не доводило до сведения инквизиции, предпочитая расправляться с ведьмами самосудом. Дело обычно шло таким порядком. Какой-нибудь мужичок высказывает подозрение, что в гибели павшей у него скотины виноват упомянутый Югенен или его жена. Эта баба, жена Югенена, Жанна, встретив жену мужика, у которого пал скот, говорит ей: «Напрасно твой муж на меня клеплет, что я извела вашу скотины; скажи ему, что это ему так не пройдет». И в ту же ночь эта баба вдруг внезапно заболевает так, что возникает опасение за ее жизнь. Тогда ее муж идет к Югенену и объявляет ему и его жене, что если его баба умрет, то он вздует их обоих так, что они свету не взвидят. И на другой день его жена выздоравливает. Понятно, что, владея таким прекрасным средством к обузданию злодейства ведьм, крестьяне не спешили доносить на них инквизиции.
Мы уже не раз упоминали о том, что служило главным толчком для распространения ведьмовства. Его блестящий успех и эпидемические размеры зависели, главным образом, от широкой его популяризации самим духовенством. Инквизиция, истребляя ведьм, тем самым открыто и публично, во всеуслышание, признавала их, т. е. утверждала, что человек, будь на то его добрая воля, может без всякого затруднения войти в сношения с дьяволом и получать от него сверхъестественную мощь, власть, силу и средства творить чудеса. Что же удивительного, что такая перспектива соблазняла множество народа. Иному нищему мужику, бабе, поденщику было и лестно, и в то же время выгодно сделаться, т. е. прослыть колдуном или ведьмою; он становился предметом боязни, его старались задобрить, к его услугам прибегали в болезнях, пропажах, при разделке с недругами, при затруднениях по любовной части, и все это хорошо оплачивалось. А народ обращался к колдунам с величайшей охотою во всяком таком случае, где, по его представлению, пахло чертовщиною, зная, что духовенство в этих случаях далеко не располагает всегда и во всех случаях действительными средствами для борьбы со злом.
В этом смысле мощным толчком к развитию эпидемии ведьмовства можно считать, например, папские буллы против ведьм, вроде опубликованной папою Иннокентием VIII в декабре 1484 г. В этой булле («Summis desiderantis»; папские буллы, по принятому обычаю озаглавливаются и обозначаются первыми словами их текста) папа сокрушается о том, что колдовство и ведьмовство распространились повсюду, а особенно в Германии, и, главное, подробнейше перечислены все злодейства ведьм: шабаши, поклонение дьяволу, напуск ведьмами бурь, засух и т. д. По этой одной булле народ мог всесторонне ознакомиться со всей областью ведьмовства, а главное, убеждался в том, что сам наместник Христов нисколько не сомневается во всем этом, открыто признает полную возможность и реальность всего этого. После подобного папского послания уже становилось невозможно даже и голос поднимать в опровержение ведьмовства. Вооружившись этой буллою, ревнители благочестия, инквизиторы Шпренгер и Инсти-торис начали без стеснения хозяйничать по всей Германии, возводя на костры тысячи жертв. В одном лишь крошечном городке Равенсбурге Шпренгер, по его собственным словам, сжег сорок восемь ведьм.
Под крылом могучей защиты папы инквизиторы орудовали без удержа. Надо было обладать величайшим гражданским мужеством, чтобы выступать против них, становясь на защиту своих жертв. В числе таких борцов надо, между прочим, отметить «муниципального оратора» (существовала такая должность), адвоката и врача, славившегося своей ученостью, Корнелия Агриппы. Он пытался было вырвать из когтей инквизиции Николая Савена, орудовавшего в Меце, одну несчастную женщину, обвинявшуюся в колдовстве. Но инквизиция живо осадила его усердие. В то время уже было установлено твердым правилом, что каждый, так или иначе вступившийся за еретика, колдуна, ведьму, вообще за подсудимого инквизиции, считался сообщником и пособником и рисковал даже вполне разделить участь подсудимого. Этого отчасти не миновал и Агриппа; его, положим, на костре не сожгли, но он все же лишился должности и даже должен был покинуть Мец.
Едва ли единственный случай заступничества за ведьм со стороны светских властей представляет пример Венеции. Около того времени, к которому относится наш рассказ, т. е. XV–XVI ст., в Венеции уже утвердилась ее олигархическая республика, с советом Десяти во главе. В это время римская курия хлопотала о насаждении ведьмовства в северной Италии. Позволяем себе так выразиться, потому что папы своими вечными натравливаниями на ведьм самых ярых старателей-инквизиторов, которых они снабжали почти безграничными полномочиями, успели, наконец, убедить ломбардское население в полнейшей реальности ведьмовства, так что, благодаря этим благочестивым стараниям, Ломбардия сделалась настоящей областью ведьм. Инквизиция работала, что называется, не покладая рук, отправляя на костры сотни жертв. В Брешии в 1510 г. сожгли 140 колдунов и ведьм, в Комо, в 1514 г. — 300. И вот, в 1518 г. правительство республики было извещено о том, что в Валькамонике инквизитор уже сжег 70 ведьм, да столько же у него их сидит в тюрьме, в ожидании суда, да сверх того уже заподозрено еще 5.000 человек, т. е. почти четверть всего населения той местности. Сенат и совет были прямо-таки встревожены этой компанией истребления граждан республики и вступились за жертвы. Инквизитор сейчас же нажаловался папе, и тот сделал совету Десяти строгое внушение — не соваться, куда не спрашивают. А так как совет не очень испугался этой острастки, то папа (Лев X) в феврале 1521 г. дал инквизиторам полномочие отлучать от церкви, гуртом и по одиночке, смотря по ходу дела, всех и каждого, кто будет заступаться за ведьм и вообще «мешать» инквизиции. Но и булла папская не проняла совета Десяти. В марте он преспокойно издал особый наказ для судопроизводства по делам о колдовстве, причем мимоходом отменил все уже состоявшиеся решения по этим делам. На угрозы же папского легата совет твердо и спокойно отвечал, что население Валькамоники так бедно и невежественно, так не твердо в истинной вере, что ему гораздо нужнее хорошие проповедники, нежели преследователи, судьи и палачи.
/М. А. Орлов. История сношений человека с дьяволом. — С.-Петербург, типография Пантелеева, 1904. /
ИСЛАМИЗАЦИЯ БОЛГАР
Источники XVI в. донесли до нас яркие по своей жестокости примеры насильственного метода исламизации болгар, которые погибли от рук фанатически настроенных толп мусульман, но не отказались от символа принадлежности к своей народности — от христианства. За отказ Николы Нового Софийского перейти в ислам, мусульмане применили к нему «всякого рода казни и истязания и… предали мучительной смерти, изрезав его на куски, а останки предав огню». Известны и два других мученика XVI в.: Георгий Новый Софийский и Георгий Новейший, погибшие за «веру Христову».
Широко известно намерение Селима I умертвить каждого, кто откажется принять мусульманство. Против этой акции выступил даже шейх-уль-ислам, а в качестве главного довода была выдвинута необходимость сохранить христиан, как основную податную единицу. В период правления этого султана многие церкви были превращены в мечети, а монастыри разрушены. В анонимной «Повести о втором разорении Болгарии» говорится, что было исламизировано окрестное население Доспата, Еспино (Чеино?), Крупника и Кочани. В те же годы (около 1515–1520) значительное число жителей сел Неврокопской области приняло ислам в результате организованного давления со стороны османских властей.
Сложность положения обращенных в ислам болгар состояла в том, что официальный возврат к прежнему вероисповеданию стоил жизни, или в лучшем случае пожизненной каторги. Вероотступник лишался гражданских прав, брак его расторгался, имущество конфисковывалось в пользу государства, а самого его требовалось строго наказать. Жестокие расправы османских властей с отошедшими от ислама вели к тому, что многие, уже обращенные в ислам болгары вынуждены были скрывать свои истинные религиозные убеждения, свою приверженность к христианству.
Одним из действенных способов исламизации части христианского населения является принудительный набор болгарских мальчиков для нужд Порты. «Система девширме» известна среди болгар как «налог кровью» или «янычарская дань». Изучение этой системы представляет интерес ввиду включения некоторого числа из взятых по девширме и воспитанных в духе ислама в административный аппарат империи. Проповедуемая мусульманским духовенством идея верховенства султана и зависимого от него «рабского» положения остальных подданных привела к тому, что османская бюрократия именовалась «рабами султана» (капыкулу). Появление этой терминологии, которую не следует понимать буквально, вызвано во-первых, «необеспеченностью личности и имущества этой категории господствующего класса» и, во-вторых, своеобразием путей рекрутирования высших чиновников, поскольку «среди них были и настоящие рабы, захваченные в плен в молодом возрасте или поступившие в девширме». Широкое использование на государственной службе капыкулу и янычар из нетурецких элементов начинается после 1453 г. Дальнейшее расширение экспансии в XV–XVI вв., необходимость и сложность управления захваченными территориями требовали не только постоянного пополнения войска и чиновничьего аппарата, но и их совершенствования, лучшей подготовки. Девширме служило питательной средой для османской элиты, многие представители которой прошли через горнило девширме и янычарского корпуса. Ф. Броделю это дало основание охарактеризовать военно-бюрократическую элиту как «лишенную корней». Эту своеобразную «оторванность» капыкулу довершала их экономическая и общественная изолированность. Она давала султанам возможность противопоставлять капыкулу всем социальным прослойкам и группам, независимо от того, принадлежали они к порабощенному населению или к представителям османской родовой знати, племенным вождям. Таким образом, система капыкулу была в руках султанов важным, сильным орудием централизации и одним из рычагов управления государством.