Этот рассказ летописца-иезуита колониальных времен — одно из первых описаний аче на долгом пути их существования, конец которого был описан журналистом, присутствовавшим при сдаче в плен одной из последних групп аче, оставшихся в живых: «Их реакции совершенно инстинктивны, но отличаются заметным миролюбием».
Изучение истории племени, не имеющего письменности, представляет для ученого своего рода непроходимое болото, в особенности если культура и традиции этого племени уничтожаются быстрее, чем возможно собрать сведения о них. На протяжении веков даже более или менее «культурные белые» проявляли интерес к аче только как к диким таинственным существам — из области легенд. «Повсеместное и довольно распространенное отношение к гуаякам было отношение не как к людям». История таких народностей, как аче, которые, отказываясь приобщиться к «благам европейской цивилизации», подрывают «авторитет» европейца, предстает перед нами не более как история заблуждений и предрассудков. Современная история так же запутана и полуфантастична, она похожа на выдумку, хотя речь идет о событиях, происходящих всего в каких-нибудь 300 километрах от столицы республики, где даже сейчас живут некоторые из «прирученных» аче.
О доколониальном периоде можно судить только по легендам. Название «гуаяки», данное аче их соседями индейцами гуарани (если наши рассуждения правильны), содержит, возможно, слабый намек на их примитивный уровень развития; это слово может означать «лесные крысы» или особо агрессивные «лесные пчелы», тем не менее оно отражает неприязнь одних индейцев к другим. Неужели еще до европейского вторжения аче называли «лесными крысами»? Течо пишет о давнем недружественном обычае гуарани совершать набеги на территорию аче.
Антропологические данные говорят о том, что аче переживали долгий период генетической изолированности. Возможно ли, что многие поколения аче имели только враждебные контакты с окружающим миром? Имеющиеся сведения в свою очередь дают основание полагать, что, как образно сказано в одном мифе гуарани, «аче и гуарани танцевали вместе», но позднее их общность нарушилась, и процесс развития аче пошел вспять: они испытали культурный регресс и потеряли часть своего культурного наследия, которое было приобретено в период совместного с гуарани существования. Как и почему произошла эта трагедия, догадаться трудно.
«Они настолько недоверчивы, что не хотят принимать ничего, что приходит извне, ищут для своего повседневного потребления продукты, которые растут или производятся в местах их обитания, даже если они плохие и невкусные». Недоверчивость жителей сельвы, приведшая их к отказу от европейских товаров, можно, видимо, усмотреть в словах одного касика (вождь племени) племени гуарани, сказанных им еще в 1698 г. в ситуации, подобно той, в какой оказались аче: «Эти шелковые пояса представляют собой петли, которые используют, чтобы подстеречь нас и передать испанцам в невыносимую кабалу». По словам летописца-иезуита, эта фраза принадлежала известному касику, «грубому и жестокому тирану», и «через этого злодея дьявол начал атаку на евангельское учение». Не слишком любезны были и другие отзывы об аче: «Оба пола проявляют мало разума, а характер их пищи, повседневно проявляемая жестокость и полная свобода образа жизни (они с малых лет непривычны ни к какой работе и делают лишь то, что им вздумается) развратили их». «Их разумность проявлялась так слабо, что они почти не отличаются от неразумных существ; они похожи скорее на двуногих животных, чем на людей, выглядят какими-то фавнами, каких мы видим у древних поэтов… одни горбатые, другие с очень короткой шеей, не выходящей из плеч, а иные с такими несовершенствами в своей внешности, которые сказываются в несовершенстве их душ». Поведение аче в колониальный период было признано нерациональным. Довольно примитивные описания летописцев-иезуитов отражают презрение средневековых колонизаторов к туземцам-нехристианам, которых считали поэтому не вполне человеческими существами, чтобы можно было верить в их гуманность и разум. Вопрос, есть ли у дикарей душа, был прямо заменен вопросом, обладают ли они разумом. Дикари подобны «неразумным животным, которые, скрываясь, перебегают из одного леса в другой», не проявляют никакого человеческого разума, поскольку они не приняли христианства, не поняли материальных выгод, не проявили интереса к колониальным товарам и не подчинились «рационально спланированному» распорядку католических миссий.
А не гуманнее было бы приобщить индейцев к цивилизации и одновременно защитить их от испанских эксплуататоров и португальских торговцев рабами. Имея дело с не обращенными в христианскую веру дикарями, миссионеры спрашивали себя, действительно ли те обладают достаточным умственным развитием, чтобы понять христианское учение; в противном случае они, возможно, не являются разумными существами, так же как в прошлые времена упрямые язычники не были человеческими существами, обладающими душой. Однако «отсутствие разума у индейцев» заменялось надеждой на божественное милосердие, которое «спасет людей и животных» (как пишет один миссионер, говоря об аче); «неразумных» дикарей можно было окрестить, и это само по себе доброе дело вырвало бы их из «неразумной» жизни в сельве. Миссионер, который видел, как недавно крещенные аче умирали, будучи оторванными от привычной для них обстановки, «порадовался тому, что горсть собранных им злаков оказалась быть достойной крещения и попала посему в житницу Вечного отца». Только имея в виду подобную идеологическую предпосылку, мы можем понять политику иезуитов в отношении лесных индейцев. Аче должны были быть, особенно «неразумными», так как, по мнению иезуитов, только оседлая жизнь и тяжелый труд являлись разумностью. В XVII веке европейцы дошли до такого «понимания» этой проблемы, что суровость и рациональность жизни охотничьего народа казалась им непонятной. Лосано называет аче «неразумными» и в качестве доказательства приводит следующий аргумент: «Они настолько лишены предвидения заготавливать пищу впрок, что питание их зависит от разовой рыбной ловли или охоты, когда им удается добывать что-либо в лесу или в реке». Течо выражается еще более конкретно: «Они не работают, потому что, подобно зверям, ищут себе пищу; они не знают ни земледелия, ни торговли». «Разумной работой они считают то, что само по себе является работой (ведь жизнь охотника достаточно трудна), а то, что соответствует концепции труда в меркантильной Европе: работой считается все, что относится, например, к торговле с европейцами».
…У миссионеров были свои проблемы с подобными племенами. И это неудивительно, если мы примем во внимание, с одной стороны, часть трудностей, которые обычно возникают при «приручении» кочевых или полукочевых племен, а с другой — применяемые методы «приручения». Гуарани — помощники иезуитов — «окружали место, где они (аче) находились, и вязали индейцев веревками». Смысл этих «охотничьих» экспедиций заключался в том, чтобы «внушить индейцам гуманные чувства», которые охотники-гуарани с трудом могли понять. Охотники за аче «были вооружены луками, стрелами, веревками и дубинками… Веревка нужна была, чтобы связывать взрослых и не допускать их бегства; дубинка — чтобы отбивать длинную стрелу или палку, которые менее пугливые аче бросают в преследователя. Охотясь, вооруженные христиане разделялись на две группы; впереди шел разведчик, который подавал рукой знак, когда они приближались к огороженному месту «неверных». Они блокировали это место и располагались на ночлег, выставив дозорных; на рассвете очень медленно и осторожно она начинали сужать кольцо вокруг стоянки гуаягис и внезапно, пока те спали, нападали на них с оружием; чтобы захваченные пленники, которые, естественно, считают налетчиков своими врагами, со страху не убежали или не дали отпора, нападавшие совершали некоторое насилие: связывали пленников заготовленными веревками; затем они разыскивали детей, которым удалось скрыться в лесу и спрятаться на высоких деревьях. Покончив с этим, они садились вместе с ними, стараясь держаться дружелюбно, давали им поесть и одевали, чтобы их можно было показать перед всеми в приличном виде… Если бы они не совершали эти набеги, дьявол достиг бы задуманной цели, внушив «диким» такой животный страх, что можно было бы потерять сыновей Адама». Этот отчет интересен тем, что датируется первой половиной XVIII века; таким образом, он почти полностью согласуется с данными, полученными Мюнцелем в 1971/72 г. от жителей Национальной колонии гуаяки близ Сан-Хоакина, в отношении охоты за людьми, проводимой ими самими. Как и в некоторых недавних охотах за аче, они, видимо, во многих случаях захватывали лишь детей, тогда как родители убегали. Из отчета мы узнаем, что дети иногда становились личной собственностью людей, захвативших их в плен. В источниках, которые авторы упоминали, они не смогли найти указания на то, что взрослых аче убивали с единственной целью захватить в плен их детей, а также на то, что эти последние были объектами торговых сделок; все эти случаи имели место в XX веке. Летописец с удивлением отмечает, что дети, видимо, не ценят того, как с ними обращаются: «Очень редко, когда дети аче, воспитанные среди детей других национальностей, не приобретают в дальнейшем эту неприязнь». «Взрослых, которые пожелали обратиться в христианскую веру, приводили связанными веревками в миссии, где «многие умирали… как в тюрьме». «Закованные в кандалы, они грызли их, как тигры, и, разъяренные, с пеной у рта, замыкались, не желая притронуться к пище вплоть до того, что с голоду теряли силы и умирали». Так говорится о кааигуа. «Иногда их видели, — подтверждает другой летописец, — как они грызли свои оковы, даже железные… Подобно разъяренным животным… Если их оставляли связанными в течение некоторого времени, они отказывались от еды». Объяснение этому «неразумному поведению» летописец видит в «своего рода бессилии души» и рассказывает нам о попытках излечить его: «Я убедился, что люди кааигуа, вырванные из своих родных потемок, вскоре умирают, как рыбы, вытащенные из воды, но меня не поколебало это обстоятельство, и я тут же попытался проверить, с каким настроением они станут изучать основы христианского учения… Не теряя времени, я спросил каждого из них, верят ли они в чудеса Христа; когда они сказали, что верят, я начал крестить тех, которые этого захотели. Некоторое время спустя они умерли все без исключения».