А царь скрылся, и на его место пришел немчин и царствует. И тот, кто царствует, «не наш государь, но немец; а наш государь в немцах в бочку закован и в море пущен», а этого немцы прислали, чтобы он нас обасурманил.
Другие стали рассказывать, что Петр родился от немки да Лаферта и подменен царице Наталье. Велит носить немецкое платье — знатно, что от немки родился. В 1700 г. в Преображенский приказ явился певчий Федор Казанцев с доношением: приходили-де к нему зять его подъячий Алексеев с женой и сказали: «Живут они у книгописца Гришки Талицкаго и слышат от него про государя всякие непристойные слова; да он же, Гришка, режет неведомом какие доски, хочет печатать тетради и, напечатав, бросать в народ». Талицкого схватили, пытали, и он с пытки сознался, что составил письмо, будто настало ныне последнее время, и антихрист в мир пришел, и антихрист тот — государь. Этот Талицкий рассчитал и высчитал, что по Писанию восьмой царь будет антихрист, а Петр как раз и был восьмым в счету московских царей. Царя-антихриста слушаться не надо, податей платить ему не надо: то все грех. Надо взыскать нового царя именем Михаила и итти с ним против Петра царя-антихриста.
Тетрадки Талицкаго читались нарасхват и не только в простом народе, но и среди высшего духовенства. Многие знали и автора, но не выдавали, пока не пришло в голову сделать это певчему Казанцеву. Тамбовский архиерей Игнатий, будучи в Москве, позвал к себе Талицкаго, плакал, слушая чтение его тетрадок, и лобызал, благословляя автора: «Павловы-де дети твои уста!», и дал ему пять рублей. Дело кончилось тем, что Талицкаго сожгли, а местоблюститель патриаршего престола, рязанский митрополит Стефан составил книгу о знамениях пришествия антихристова, где доказывал заблуждение тех, кто считал это пришествие состоявшимся. Как водится, казенное произведение митрополита Стефана не читали, а про Талицкаго говорили, что он «мученик свят».
Что Петр — антихрист, это было убеждением не одного только Талицкаго. Об этом твердили и в Москве, и в Новногороде, и на Олонце, и в Архангельском, и потом в самом Петербурге, твердили это и в 1700 г., не перестали и в следующие годы и не только вплоть до кончины Петра, но и долго после; до сих пор есть толки старообрядцев, убежденные, что Петр был чувственный антихрист, и все наследники его — только перевоплощения антихристовы. Доказательства этого видели даже в том, что «он, государь, неприятельские города берет боем, а иные лестью — и то-де по Писанию». Петр придумал по образцу Запада каленым железом клеймить рекрутов в руку, чтобы вернее ловить, если сбегут, — и, конечно, в народе нашли и увидели здесь доказательство, что он антихрист и клеймит печатью своей христиан. Петр носил парик — знать, что антихрист: «надел собачьи кудри».
Не было недостатка в обличителях, которые сами в лицо Петру хотели сказать это. В 1704 г. простой рабочий человек, некто Андрей Иванов, нижегородец, пришел, чтобы сказать государю, как поведал на следствии, «что-де он, государь, разрушает веру христианскую, велит бороды брить, платье носить немецкое и табака велит тянуть. О брадобритии написано с прещением в изложении соборном. А про платье написано: кто станет иноземное платье носить, тот будет проклят, а где про то написано, того не знаю, потому что грамоте не умею. А кто табак пьет, и тем людям в старые годы носы резывали. А на Москве у него, Андрея, знакомцев никого нет, и с сказанными словами к государю его никто не подсылал — пришел он о том извещать собою… для обличения он, Андрей, пришел, потому что у них в Нижнем посадские люди многие бороды бреют и немецкое платье носят и табак тянут, так надо, чтоб государь велел в£е отменить». Даже сквозь подьяческий протокол следствия явственно чувствуется наивный образ обличителя, думавшего, что он идет на подвиг. Таких людей было много, и они были живой почвой, которая жадно впитывала в себя слух, что Петр — антихрист. Андрея Иванова, конечно, пытали, — «жгли огнем», отчего он и умер. В деле есть помета: «а умре он, Андрей, по-христиански» — это значит, что Андрей Иванов не был даже старообрядцем и обличить царя шел с верой в успех своего дела.
В рукописных сочинениях, выходивших из-под пера старообрядческих начетчиков, вопрос о Петре-антихристе разбирался и трактовался на все лады, как вопрос решенный — писатели подбирали только все больше доказательств, что это так. В лицевых, т. е. иллюстрированных, толковых апокалипсисах того времени фигура антихриста имела иногда явное стремление быть похожей на Петра. В одном таком сочинении антихрист несколько раз изображен сидящим на престоле, и все изображения одно больше другого сходны с изображениями Петра. И это не карикатуры, — говорит исследователь рукописи, — а рисунки, проникнутые глубоким чувством: «это вполне серьезные произведения гонимого религиозного фанатизма, отождествляющие традиционные описания конца мира с русской действительностью начала XVIII в.». Слуги антихристовы неизменно изображаются в зеленых мундирах петровских солдат. На картине с надписью: «егда услышите брани и нестроение», изображены петровские солдаты, сражающиеся с «народом», по-видимому; над картиной, изображающей, как солдаты расстреливают связанных старцев, одетых во власяницы, надпись гласит: «оружием от дьявола падут»; на одной картине представлено, как «все грады через послания» попадут в подвластие антихристу: изображены ворота города, у которых человек в красном кафтане читает развернутый свиток, рядом с ним барабанщик бьет в барабан — картина, навеянная созерцанием сцен прочтения на рынках петровских указов. В другой статье есть картина с такой надписью: «Тогда послет в горы и в вертепы и в пропасти земные бесовские полки, во еже взыскати и изобрести скрывшаяся от очию его и тех привести на поклонение ему». На картине изображено: внизу в левой части под красным балдахином сидит антихрист на престоле и указывает рукою вперед; справа выступает отряд солдат, предводительствуемый самим дьяволом, ведущим команду к скиту, стоящему среди леса; вверху изображены высокие горы с пещерами, в которых спасаются люди Божии; два отряда солдат в петровских мундирах, предводительствуемые дьяволами, подымаются вверх к пещерам.
Итак, в мире воцарился антихрист. Но вот что странно: два с половиной года назначенного ему по Писанию господства прошли, а он продолжал царствовать; мало того, преследования за веру, такие жестокие и настойчивые при царевне Софии, теперь, при царе Петре, несколько затихли. Если теперь признать, что царствует не антихрист, то, значит, близко торжество правой веры и ея старых обрядов, потому что, по преданию, правая вера будет временно подавлена врагом Божьим лишь перед самой кончиной мира. Но ни кончина мира не наступала, ни о торжестве старых обрядов ничего не было слышно, а напротив, видимо росло и укреплялось никонианство. Жизнь вела ревнителей древляго благочестия, очевидно, к тому, чтобы жить не в чаянии скорого наступления конца мира, а в мире существующем, конец которого известен только Богу.
Но тут возникал целый ряд решительных смущающих противоречий. Если признавать, что, несмотря на неосуществление второго пришествия, антихрист, действительно, царствует в мире, то ведь это значит, что православие погибло, значит, ныне в мире истинной церкви, нет таинств, и люди, которые не хотят поклониться антихристу слугам его, стоят перед престолом Божьим каждый прямо и непосредственно, ибо нет больше церкви и ея таинств, служивших посредствующим звеном в общении людей с Богом. Теперь им осталась одна молитв, только одно общение через ея посредство. Жить надо, следовательно, не имея церкви, священников, не признавая таинств причащения и покаяния, брака. Эти выводы ужаснули многих, и в поисках выхода из этого тяжкого логического тупика многие старообрядцы просто перестали усиленно размышлять на темы о господстве антихриста. Нашли в Писании данные, говорившие, что церковь Христова не может совершенно исчезнуть; припомнили, как сам Аввакум возглашал, что церковь не упразднится и при антихристе, «понеже и сам дьявол не может упразднити священнотаинства, ниже антихрист с чады».
Но во времена Аввакума сохранение истинной церкви разумелось само собой. Налицо был весь чин церковный; множество священников, дьяконов, монахов разделяли убеждения старообрядцев; за старообрядство были и некоторые архиереи. В ожидании скорого своего торжества или неминуемой кончины мира старообрядцы не позаботились обеспечить у себя всю полноту церковного чина; тогда это казалось лишним, да и просто не приходило в голову; меж тем архиереи, сочувствовавшие старообрядству, или изменили ему в решительную минуту, или умерли раньше того, как старообрядство сознало себя отдельной церковной общиной.
Пока было много в живых священников дониконовского ставления, нужда в полноте церковного чина не ощущалась остро; тогда некоторые учители старообрядства отказывались даже считать священниками лиц, посвященных никонианскими архиереями. Но уже Аввакум увидел, что придется таких священников признавать: «Как миру быть без попов? — спрашивал он. — По нужде всяко бывает… а сие время из правил вышло». Пока стояла за древлее благочестие Соловецкая обитель, она снабжала старообрядцев запасными дарами; 22 января 1676 г. обитель была взята царскими войсками, разбежавшиеся оттуда священно-иноки правили церковные таинства по всему северу. Уже при Софии, однако, в самый разгар гонений почувствовалось в старообрядстве недостача попов, и последние оставшиеся в живых стали торопиться заготовить как можно больше запасных даров. В 1696 г. игумен Досифей построил на Чиру храм, — освятив его дониконовском антиминсе; в этом храме он успел освятить очень большое количество запасных даров. В 1688 г. храм, созданный Досифе-ем, был разрушен. Но в 1695 г. один из последних уже попов дониконовского крещения и ставления, некто Феодосий, построил и освятил на старом антиминсе церковь в польских пределах на Ветке, откуда запасные дары стали распространяться по всему старообрядческому миру. Феодосию пришлось первому сделать важную уступку времени и обстоятельствам: он первый стал принимать священников никоновского поставления, требуя только, чтобы принимаемый в старообрядство священник был крещен до никоновских новин. Такое решение дела оттянуло на некоторое время роковой вопрос о священстве в старообрядстве.