морском берегу. Пираты вошли в лес и удалились примерно мили на три, и было их всего человек пятьдесят. Испанцы выгнали на них отменное стадо быков и трех-четырех пастухов, которые это стадо пасли. Пираты убили одного быка, а остальных не тронули, но только они взялись за тушу, чтобы утащить, как испанцы напали на них с криками “Mata, mata!” (что по-испански означает “убей, убей!”). Пираты бросили добычу, построились и как бешеные накинулись на врагов; половина пиратов вскоре сложила головы, оставшиеся дрались отчаянно. Бой длился довольно долго, но в конце концов пираты отступили и скрылись в лесу. Испанцы пустились было их преследовать, но когда убедились, что пираты стреляют без промаха, то прекратили преследование. Тем временем пираты остались в лесу, чтобы собрать раненых и перенести их затем на берег… На следующий день на берег сошел сам Морган с отрядом в двести человек, но испанцы были уже далеко и увели с собой всех коров. Тогда Морган спалил на берегу несколько домов и вернулся на корабль».
Не дождавшись отставших кораблей, флибустьерский адмирал приказал судам идти на рандеву к острову Саона. Через некоторое время, убедившись, что отбившиеся от флотилии корабли не придут (а это были суда капитанов Джона Анселла, Геррита Герритсзоона, Джозефа Брэдли, Йеллеса де Леката и прочие), Морган провел смотр своих сил. Выяснилось, что на каждом из восьми оставшихся кораблей насчитывается примерно по 50 человек. Напасть с такими силами на Картахену было бы форменным безумием, поэтому, посовещавшись с французским капитаном Пьером Пикардийцем, участвовавшим в 1666 году в походе Франсуа Олоне на Маракайбо, Морган изменил первоначальный план и решил повторить «подвиг» Олоне. Его решение поддержали капитаны Адам Брюстер, Джеффри Пеннант, Джон Моррис, Ричард Норман, Эдвард Демпстер и Ричард Добсон.
Корабли пересекли Карибское море с севера на юг и, миновав остров Кюрасао, подошли к Арубе. Здесь экипажи выторговали у местных индейцев овец и коз, затем, после двухдневной стоянки, под покровом ночи тихо снялись с якорей. На другой день в полдень флотилия вошла в Венесуэльский залив. Чтобы испанские дозорные не обнаружили их раньше времени, суда остановились на значительном удалении от сторожевой башни, а вечером продолжили путь. На рассвете 9 марта (по григорианскому календарю) они подошли к трем островкам, окруженным обширными песчаными мелями; эта естественная преграда затрудняла вход в озеро Маракайбо.
Извилистый и мелкий пролив, проходивший между островами Сапара и Сан-Карлос, был весьма сложен и опасен для прохода судов. На восточном берегу острова Сан-Карлос флибустьеры неожиданно увидели форт, возведенный испанцами после французского набега 1666 года. Согласно испанским источникам, это укрепление было хорошо обеспечено провиантом и военным снаряжением. Однако защищала его лишь горстка людей: комендант и восемь солдат.
Мелководье не позволило пиратам подвести суда к берегу, и они спустили на воду шлюпки и каноэ. Заметив приближение неприятеля, испанцы открыли по нему огонь из пушек. Поскольку Морган не знал, сколь малочисленны силы защитников форта, он не решился бросить своих людей на штурм, ограничившись осадой Ла-Барры. В ту же ночь, взорвав часть укреплений, испанские солдаты бежали на лодке в город.
Эксквемелин сообщает, что, заняв форт, флибустьеры «очень удивились, никого не обнаружив в столь укрепленном месте. Они подбежали к погребу, еще полному порохом, и увидели, что огонь от зажженных фитилей подбирается по пороховым дорожкам и горит на расстоянии дюйма от большой кучи пороха. Так что промедли они хоть одно мгновение — и крепость взлетела бы на воздух вместе с теми, кто ее захватил. Морган приказал немедленно вытащить порох из крепости и подорвать крепостные стены, а все пушки бросить в кучу. В крепости было шестнадцать пушек (по данным Моргана, одиннадцать пушек. — В. Г.), стрелявших восьми-, двенадцати- и двадцатичетырехфунтовыми ядрами, шестьдесят мушкетов и боевых припасов в должной пропорции. Пушки были сброшены со стен, а лафеты сожжены».
На рассвете следующего дня флибустьеры разделили захваченный провиант и переправили на адмиральский корабль «Лилли» несколько трофейных пушек и бочонков пороха. Остальные пушки заклепали и зарыли на пляже. Вслед за этим, погрузившись на малые суда и каноэ, корсары двинулись через мелководный залив Табласо к Маракайбо. До города, лежавшего на западной стороне пролива, было примерно 20 миль.
Описывая Маракайбо, автор «Пиратов Америки» отмечал: «Вид у него довольно приятный, потому что все дома выстроены вдоль берега и удачно расположены. Город густо заселен. Вместе с рабами в нем три или четыре тысячи жителей… В городе есть церковь, четыре монастыря и госпиталь. Управляется город вице-губернатором, который подчинен губернатору Каракаса и входит в провинцию Каракас. Тамошние торговцы промышляют кожами и салом. У жителей много скота, а их плантации лежат милях в тридцати от Маракайбо, близ большого селения, которое называется Гибралтар (Сан-Антонио-де-Гибралтар. — В. Г.). Эти плантации дают много какао и различные овощи и плоды, которыми снабжают город Маракайбо… Каждый день из Гибралтара в Маракайбо отправляются барки, груженные лимонами, апельсинами, дынями и прочей снедью. В Маракайбо их нагружают мясом. В Гибралтаре нет ни коров, ни овец. Перед городом Маракайбо расположена прекрасная гавань, и там можно построить сколько хочешь кораблей…»
Солдаты, бежавшие из форта Ла-Барра, предупредили жителей о приближении неприятеля. Капитан Хуан Санчес Воррего, управлявший городом, тут же велел барабанщикам бить сигнал тревоги. Раздались крики «к оружию!». Но на этот призыв откликнулись лишь 12 человек — маловато для города, в котором проживали 400 семей. Остальные, прихватив с собой самые ценные вещи, бросились в окрестные леса и горы.
Капитан предпринял еще одну попытку организовать сопротивление. Проклиная трусов и паникеров, он объявил, что все жители должны стать под знамена со своим оружием «под страхом лишения жизни как предателей королевства». Увы, результат был тот же. Никто не желал повторения кошмара 1666 года. В конце концов город покинули все, включая Сан-чеса Воррего и его солдат.
Спустя сутки после падения форта Ла-Барра, не встретив ни малейшего сопротивления, люди Моргана вступили в опустевший город. Обыск домов показал, что в них остались только немощные старики и старухи, не успевшие или не сумевшие по состоянию здоровья уйти в лес.
Когда флибустьеры убедились, что в Маракайбо им никто не угрожает, они разместились в богатых особняках на главной площади, а в кафедральном соборе устроили гауптвахту.
«В тот день, когда пираты вошли в город, сотня этих разбойников решила отправиться за добычей и пленниками, — рассказывает Эксквемелин. — На следующий вечер они вернулись, ведя за собой пятьдесят мулов, навьюченных добром, и около тридцати пленных: были среди них и мужчины, и женщины, и дети, и рабы. Как обычно, их стали терзать, пытаясь узнать, куда скрылось население города. Одних просто истязали и били; другим устраивали пытки святого Андрея, загоняя горящие фитили между пальцами рук и ног; третьим завязывали веревку вокруг шеи, так что глаза у них вылезали на лоб и становились словно куриные яйца. Кто вообще не желал говорить, того забивали до смерти… Пытки продолжались три недели. Одновременно пираты совершали ежедневные набеги в окрестности города и всегда приносили большую добычу… После того как пираты выявили сотню богатейших семейств Маракайбо и разграбили все их имущество, Морган решил отправиться в Гибралтар. Впопыхах снарядили корабли и доставили на них добычу и пленников; затем подняли якоря и взяли курс на Гибралтар… Несколько пленников высадили на берег и послали в Гибралтар, заставив их от имени Моргана потребовать сдачи города».
Когда флибустьеры подошли к Гибралтару, испанцы открыли по ним огонь из тяжелых пушек. Этот отпор лишь раззадорил англичан: они решили, что «там, где крепко защищаются, наверняка много добычи, ну а сахар всегда подсластит и кислую кашу».
Испанские документы не дают подробного описания набега англичан на Гибралтар, поэтому вновь предоставим слово Эксквемелину:
«На следующий день, рано-рано утром, пираты сошли на берег и избрали не самый прямой и короткий путь, а по предложению одного француза, который уже бывал здесь и хорошо знал эти места, пошли по другой, лесной дороге; это давало им возможность напасть на Гибралтар с возвышенности и с тыла. Но часть пиратов все же двинулась главным путем, чтобы у испанцев создалось впечатление, будто именно отсюда готовится на них удар. Однако такие предосторожности были ни к чему: испанцы хорошо помнили, что произошло два года назад (в действительности три года назад. — В. Г.) при налете французов, и предпочли добровольно покинуть эти места, чтобы снова не подставлять свои шеи под топор. На дороге, по которой испанцы отходили, они соорудили несколько засад… Крепостные орудия испанцы заклепали, а порох увезли.
В городе пираты не встретили никого, остался там лишь один придурковатый испанец. Когда его спросили, куда же ушли все жители, он ответил, что не знает, потому что их об этом не спрашивал, когда они удирали. Затем пираты спросили его, знает ли он, где тут поблизости плантации. Он сказал, что за всю свою жизнь был только на двадцати плантациях. На вопрос, не знает ли он, где хранилось в церкви золото и серебро, он ответил “да” и привел их в алтарь. “Здесь, — сказал он, — я видел все церковное золото и серебро, но где оно теперь, этого я не знаю”. Больше от него ничего нельзя было добиться, и тогда его связали и стали избивать. На это простодушный человек вскричал: “Не трогайте меня, я покажу вам мой дом и все мое золото и добро!” Пираты решили, что голова у него исправно работает и что он только притворяется дураком. Его освободили, и он привел пиратов к своей хижине, где закопал несколько глиняных мисок, деревянных тарелок и прочую рухлядь, а также три пиастра. Пираты спросили, как его зовут, и он ответил: “Я дон Себастьян Санчес, брат губернатора Маракайбо”. Тогда пираты снова стали пытать его, бить и калечить, и вскоре все его тело сочилось кровью. Он просил его отпустить и пообещал привести пиратов к своему