Отрицать, что Говард был принцем крови, формально было невозможно, потому что он им был. Но тем сильнее могло стать субъективное чувство совершившейся несправедливости. На самом деле, тема о титуле Норфолков — штука довольно вязкая.
Как видите, возможная болевая точка для Бэкингема могла быть в том, что Говард именно унаследовал титул, то есть, как бы поднялся по иерархии в один ряд с самим Бэкингемом. Давайте посмотрим, что там было с герцогскими титулами на 1483 год.
Последним носителем титула герцога Корнуолльского, в интересующий нас период, был Ричард Плантагенет, отец королей Эдварда IV и Ричарда III. На 1483 год этот титул отсутствовал.
Последним герцогом Ланкастером был Генри V — ещё один минус на 1483.
Последним, на тот период, герцогом Кларенсом был Джордж Плантагенет, брат Ричарда. Сын Джорджа не унаследовал титул, так как Джордж был объявлен государственным преступником. Ещё один минус.
С титулом герцога Йорка интереснее. Им был тот же Ричард Плантагенет, и после его смерти, титул перешел сначала к Эдварду, а затем — к сыну Эдварда, Ричарду Шрюсбери. Но так как мальчик был технически незаконнорожденным, титул на 1483 год был свободен.
Когда Ричард Глостер стал королём, его титул вошёл в имущество короны.
Герцоги Норфолки по линии Мовбреев закончились естественным путём, и Ричард Шрюсбери был, через брак с Анной Мовбрей, который никогда не вступил в силу из-за малолетства супругов, просто назначен отцом на этот титул. Технически, было необходимо создать титул заново, чтобы парнишка стал законным герцогом, но это не было возможно, потому что титул должен был перейти к старшему живущему родственнику — к Джону Говарду, внуку первого герцога. Король Эдвард обошёл нюансы своим приказом.
Титул герцога Бедфорда принадлежал третьему сыну короля Эдварда, Джорджу, который умер в 1479 году. На 1483 год, титул был свободен.
Свободен был и титул герцога Экзетера, после смерти Холланда во время возвращения из французского похода.
Титул герцога Сомерсета принадлежал семье Бьюфортов, и закончился, соответственно, со смертью Генри Бьюфорта в 1464 году, или со смертью его брата Эдмунда в 1471 — если смотреть со стороны ланкастерианцев.
Титул герцогов Бэкингема принадлежал семье Стаффордов с 1444 года. Нашему герцогу Бэкингему было чем чваниться. По сути, до признания Говарда наследником герцогского титула Норфолков, на 1483 год он был единственным герцогом в Англии, не считая самого Глостера.
Мелочи? Для нас — возможно. Хотя… Популярность бытовых выражений «из грязи в князи» и «человек не нашего круга» говорит о том, что люди до сих пор чувствуют свои границы нарушенными, если кто-то со стороны поднимается на их или более высокий уровень. Никакое понимание, что этот человек мог вполне заслужить новый статус, не спасает от досады и раздражения. А уж если даже приблизительно попытаться представить эмоции такого человека, как Бэкингем, по поводу взлёта Говарда, то можно достаточно обоснованно предположить, что герцог был на взводе.
К кому он, не имеющий близких друзей, мог пойти со своей обидой, если учесть, что решения короля обсуждать было не принято, а Говард был достаточно уважаем и популярен? У него была тётушка, леди Маргарет Бьюфорт. Если сразу после 28 июня он пошёл плакаться в плечо этой святой женщины, то вряд ли их встреча осталась единственной. И случайно ли слухи об убийстве принцев стали распространяться по Лондону практически в тот же день, когда Джон Говард получил огромные гранты от короля Ричарда.
Сплетник Манчини писал: “I have seen many men burst forth into tears and lamentations when mention was made of him (Edward V) after his removal from men’s sight, and already there was a suspicion that he had been done away with. Whether, however, he has been done away with and by what manner of death, so far I have not at all discovered”[14]. Мы знаем, что Манчини не имел источников при дворе, и не говорил на английском. И его круг общения в Англии был чрезвычайно ограничен. То есть, если бы даже он ходил в английские пабы, и видел «многих людей», по какой-то причине плачущих, понять тему разговора у него не было шансов. То есть, Манчини, невольно, оставил в своих записях ценное свидетельство того, что существовали попытки создать так называемое «общественное мнение» относительно плачевной судьбы сыновей покойного короля, и что там и сям тайные агенты чьей-то воли рассказывали жалостные истории об убийстве принцев. Но чьей воли?
Источником Манчини был доктор Джон Арджентайн, который позднее был физиатром наследника престола при Генри VII. При Эдварде IV, он был одним из придворных врачей, и позднее стал личным врачом его наследника — Эдварда. Судя по всему, он говорил с Манчини около 13 июля, потому что именно 13 июля 1483 года Манчини покинул Англию.
Джон Арджентайн хорошо знал личного физиатра леди Маргарет Бьюфорт, валлийца Льюиса Карлеона, они оба разделяли страсть к алхимии. Как разделяли её и сама леди Маргарет, и даже епископ Мортон. Это вовсе не говорит об алхимическом заговоре, это просто констатирует факт, что любое поколение имеет свои must. В наши дни, интеллигентный человек должен знать, хотя бы в общих чертах, о Джойсе, Мураками и Эко. В конце пятнадцатого века — об алхимии. Осведомлённость — как сертификат принадлежности к одному интеллектуальному кругу. Расширение сознания, попытку понять функционирование вселенной. А у леди Маргарет был в распоряжении человек, способный грамотно распустить по Лондону любой слух — Реджинальд Брэй.
Проще говоря, я считаю, что реплика Арджентайна Манчини раскрывает нам, насколько масштабными были попытки высечь ту искру, которая могла воспламенить лондонцев.
Но вернёмся к Бэкингему. Он стал тем летом владельцем самой большой личной армии, после того, как «унаследовал» армию Гастингса. Он был силой. Это, несомненно, давало ему чувство собственной важности. Важен он был и для заговорщиков, собирающихся посадить на трон Ричмонда — по той же причине. Заговорщикам было важно отколоть Бэкингема от короля Ричарда. Судя по всему, добрая тётушка леди Маргарет, накрутила племянничка слухом о смерти принцев. Возможно, он почувствовал себя оскорблённым потому, что именно он громче всех настаивал на помещение принца Эдварда и его брата в Тауэр, искренне считая, что поступает правильно и по канону. Возможно, он был оскорблён, что его не проинформировали о плане избавиться от принцев. В конце концов, те формально были на его ответственности.
Я думаю, что Бэкингем 3 августа 1483 года поссорился с королём Ричардом именно потому, что потребовал ответа — и не получил его. Причём, сам Ричард большого значения ссоре не придал, он продолжал рутинно нагружать уехавшего Бэкингема всякими государственными делами. Ведь герцог был вспыльчив, это все знали. Подумаешь, вспылил ещё раз. За делами в Брэкнок Кастл, как мы знаем, кто-то, по поручению Ричарда присматривал. Вряд ли Ричард недооценивал Мортона. Вполне возможно, что эпизод закончился бы ничем, если бы по дороге Бэкингем не встретился бы снова с тётушкой, которая именно в этот момент отправилась паломничать в Вустер, и — совершенно случайно! — столкнулась по дороге с племянником.
Странное паломничество Леди Маргарет
О чём беседовала со своим племянником леди Маргарет до встречи на дороге, никто, естественно, не знает. Тем не менее, кое-что эта умная женщина поняла тогда неправильно. Или сам Бэкингем, вольно или невольно ввёл её в заблуждение. Во всяком случае, Маргарет Бьюфорт ещё до 26 июля отправила Реджинальда Брея в Бретань — с известием, что герцог будет поддерживать дело возвращения дома Ланкастеров на престол. Тем не менее, подобного намерения у Бэкингема не было, он просто жаловался и возмущался.
Потому что, когда Ричард III, находящийся в тот момент в гостях у Ловелла, получил известие о заговоре, имевшем цель похищения принцев из Тауэра и принцесс из Вестминстера, он получил также известие о том, что «некоторые заговорщики» предлагали герцогу участие в этом заговоре, и он отказался.
Оповестил ли он о готовящемся нападении на Тауэр и Вестминстер Ричарда? Возможно. Но ещё вероятнее, что эти планы были Ричарду уже известны. Если он действительно отправил племянников к Маргарет Бургундской в день своей коронации, у него были основания ожидать попыток в направлении детей Эдварда IV. Возможно — по результату допроса Гастингса. Если исходить из логического предположения, что Гастингса не могли не допросить.
Более того, очень вероятно, что об опасности похищения Ричард говорил и с Бэкингемом, и с Говардами. В конце концов, меры предосторожности, которые Ричард предпринял в отношении Вестминстера, практически предполагают участие в этих мерах Бэкингема. Хотя, именно отмашку о том, что колёса заговора начали вращаться, дал Несфилд, человек Говарда. Это случилось в период 26–29 июля 1483 года.
Что именно произошло в Лондоне, и кем были люди, арестованные за участие в заговоре — не известно. Известно, что герцог Норфолк сорвался из сопровождения короля в Лондон, где целую неделю заседал на каком-то таинственном суде, который проводился не где-нибудь, а в лондонском доме Йорков, в Кросби Плейс. Передвижения герцога Норфолка можно проследить по выплатам от тюрьмы при Бишопгейт до Кросби Плейс. К тому же, в архивах сохранился патент короля Ричарда, предписывающий Лорду Канцлеру, епископу Расселлу, выдать «персон, замешанных в определенном предприятии» для суда под председательством герцога Норфолка.
Но кого судили? Сведений нет. Можно только предположить, что подобная секретность объяснялась либо тем, что в заговор были вовлечены чрезвычайно высокопоставленные лица (вернее, их люди), с которыми радикально ссориться Ричард не собирался, либо тем, что известия об арестах не должны были вспугнуть других заговорщиков, которые были не в Лондоне, и выступление которых ожидалось.
Кроулендские Хроники утверждают, что нападение было совершено практически одновременно на Вестминстер и на Тауэр. Причём, в обоих случаях — двумя группами, одна из которых отвлекала внимание, когда другая полезла ломать двери в королевских апартаментах Тауэра и в убежище Вестминстера. Выглядит, как военная операция. Тем не менее, те же Хроники утверждают, ч