Также, все эти авторы почему-то утверждают, что восстание Бэкингема застало Ричарда полностью врасплох. Тем не менее, то описание действий короля, которое они дают, этому утверждению противоречит. Только один автор — женщина, Каролина Халстед, прямо пишет, что Ричард знал достаточно хорошо и об активности мятежников, и об их передвижениях, и об их альянсах, но считал разумным это знание не афишировать.
К слову, её биография Маргарет Бьюфорт была опубликована в 1839 году, и проникнута искренним восхищением и сочувствием именно к леди Маргарет и её сыну. И, увы, отмечена не вполне зрелым использованием ресурсов, что, возможно, объясняется тем, что эта биография писалась под патронажем графа Дерби, Эдварда Стэнли, и соавтором биографии Халстед объявила саму Маргарет Бьюфорт. Изящный ход — и реверанс в сторону покровителя, и скрытое известие читателю, что история представлена так, как её представляла сама леди Маргарет. Это к тому, что если в 1839 году Халстед утверждает, что Ричард знал всё, или почти всё, она делает это не из любви к персонажу. Любовь пришла позже, в 1851 году, когда Халстед опубликовала первую часть биографии Ричарда, равной которой, по подробности и проработке существующих источников, просто нет.
А вот Каннингем упоминает деталь, о которой не говорит никто больше. А именно, что в середине октября, из Ланкашира, в поддержку мятежников, была готова выступить десятитысячная армия лорда Стэнли. К сожалению, он не указывает ни источника этой информации, ни того, чья именно армия это была — Уильяма или Томаса. Оба имели обширные владения в Ланкашире. Собственно, Уильям Стэнли приходился ещё и отчимом Фрэнсису Ловеллу, ближайшему соратнику Ричарда III. Всё, что я смогла раскопать — это упоминание, что сын и наследник Томаса Стэнли, Джордж лорд Стрэйнж, выступил 20 октября из Лэтома с десятью тысячью человек в неизвестном направлении.
Так или иначе, первая попытка Генри Ричмонда высадиться в Англии оказалась сущей катастрофой. И не только для него самого.
Непотопляемые
На пути от Англии, флотилию Ричмонда раскидало на пространстве от Фландрии до Нормандии. Говорят, это снова был шторм. Сам Ричмонд со своим дядюшкой нашли себя в Нормандии. На французской территории. Уж случайно или не совсем — кто знает.
После трёхдневного отдыха, дядя с племянником решили добираться до Бретани сушей. Возможно, моря с них хватило. Возможно, из страха перед приватирами Ричарда (который действительно приказал всем своим кораблям искать и уничтожать корабли флотилии Ричмонда, следующие в Бретань). Но скорее всего, они рассчитывали остаться во Франции. Как ни крути, но в Бретани они формально продолжали быть пленниками герцога. И выкрученная женой у Франциска клятва о помощи была формально выполнена. Возвращаться к разбитому корыту, да ещё и чужому, большого смысла не было.
Как было принято, Ричмонд послал к королевскому двору своих людей, с формальной просьбой о разрешении следовать через территорию Франции. Учитывая предыдущие усилия Франции заполучить его и Джаспера, вряд ли он ожидал, что посланцы вернутся не только с разрешением, но и приятной суммой денег на дорожные расходы.
Возможно, французам было не до Ричмода. В конце концов, Анна де Божё была занята, собирая Генеральные Штаты, чтобы решить вопрос о регентстве с Луи Орлеанским, и обдумывала, как бы задобрить колеблющихся так, чтобы они поддержали в качестве регента именно её. Естественно, в такой ситуации она меньше всего хотела раздражать Ричарда III. Гораздо приятнее было спихнуть неудобных в данный момент родственников на союзника своего противника — пусть Франциск Бретонский сам объясняется с английским королём.
Но в истории с разрешением на проезд имеется одна пикантная подробность. Оно уже было куплено, для графа Ричмонда и его сопровождения, до того, как он вообще оказался во Франции. Покупателем была леди Маргарет Бьюфорт. Возможно, это она оставила и деньги на дорогу. Похоже, она знала о желании сына остаться во Франции, и была против плана. Она слишком далеко зашла для того, чтобы оставить Ричмонда жить по его собственному усмотрению. Он был нужен ей в Бретани, среди оппозиционеров. Он должен был, наконец, официально заявить о своих притязаниях на корону Англии.
Собственно, ничего другого ему и не оставалось. Франциск Бретонский вряд ли стал ссориться с победоносным королём Ричардом из-за какого-то неудачливого графа. И теперь уже не было ни малейшей надежды на то, что Ричмонду, после его вояжа к берегам Англии, предложат ассимиляцию в рядах придворной знати. Более того, в Бретань прибыли все, кто успел унести ноги после восстания Бэкингема — ещё около 500 человек.
Их перспективы тоже нельзя было назвать блестящими. Все они знали, что первый же парламент короля Ричарда объявит их государственными изменниками, которых имел право убить любой желающий, или, как минимум, конфискует всё, что они имели. Естественно, из-за них Франциск ссориться с Ричардом точно бы не стал.
Ирония заключалась в том, что для очень многих участников в восстании Бэкингема, Генри Ричмонд был абсолютно никем. О том, что из него планировалось слепить нового короля старой династии, знали, по-видимому, единицы. Если бы Мортон сгинул по пути в Бретань, если бы леди Маргарет Бьюфорт была чуть менее умна и менее богата, если бы за Генри Ричмондом не стоял Джаспер Тюдор, эти люди, скорее всего, рассеялись бы по частым армиям в той же Франции, и на этом всё бы закончилось.
Но Мортон благополучно добрался до Ванна. Вместе с посланцем леди Маргарет, Урсвиком, который встретил его во Фландрии.
Судя по всему, в июле леди Маргарет пыталась вытащить из Вестминстера принцесс (или хотя бы одну принцессу), именно для того, чтобы отправить её в Бретань или во Францию. Скорее всего, в Бретань, в сопровождении Дорсета. Потому что она-то точно знала, какая разношерстная компания собралась вокруг её отпрыска, и имела своё понимание, как эту компанию можно объединить. Собственно, привлечение Бэкингема к заговору могло быть просто попыткой ускорить события, пока всё не развалилось после полного провала в Лондоне.
Ричард III оказался не только более умелым стратегом, чем она предполагала, но и гораздо лучше осведомлённым о происходящей возне, чем этого можно было ожидать от человека, бывавшего при дворе, в последние годы жизни Эдварда IV, только при крайней необходимости и ненадолго. Он знал многое, это было очевидно по тому, как он умело отражал любой ход заговорщиков. К моменту встречи с племянником, леди Маргарет уже знала, что принцев в Тауэре нет, и это должно было здорово её потрясти.
Более того, правление Ричарда началось раздражающе спокойно. Он самоуверенно оставил Лондон, и отправился в поездку по стане где его принимали раздражающе хорошо. Каждый новый день работал на укрепление его связи с подданными, на укрепление его власти. Этого нельзя было допустить.
Объявление о серьёзных намерениях
Интересно, что иногда успешное отражение угроз может начать работать против победителя. При условии, если победу нельзя довести до конца, уничтожив угрозу чисто физически. Эдвард IV отлично это понимал. Тем не менее, Эдварду было легче в том смысле, что его противники находились на одной с ним территории, и дотянуться до них было легко. Ричард же, после энергичного разгрома восстания Бэкингема, оказался в ситуации, когда увернувшиеся собрались там, куда он дотянуться на данный момент не мог.
Нет, Ричард III вовсе не обошёлся с восставшими мягко — были и карательные отряды, ловившие по лесам и долам зачинщиков волнений, и приказы уничтожать всех, пытающихся покинуть Англию на плавсредствах, и казни, и конфискации. Но слишком многие главные лица заговора ускользнули. Очевидно — ещё до того, как восстание было разгромлено. Из титулованных зачинщиков, погиб только Бэкингем, который сыграл свою трагическую роль в чужом спектакле (самое обидное, что эта жертва оказалась совершенно напрасной), да вляпавшийся Сен-Легер, у которого и причин-то то для бунта не было.
Вряд ли увернувшиеся имели какой-то план на будущее, спешно покидая Англию. Они просто спасали свою жизнь. Тем не менее, в Бретани они оказались загнанными в угол до такой степени, что им оставалось только кинуться в атаку — или дать себя добить. Естественно, они выбрали борьбу.
Но Ричард III, скорее всего, особенно не беспокоился, потому что заговор леди Маргарет Бьюфорт и епископа Мортона имел одно очень слабое место. А именно, он не имел поддержки высшей знати. Мужчины из семьи Вудвиллов были, пожалуй, самыми знатными из тех, кто не мог не повернуть против Ричарда III. Потому что веры бы им не было в любом случае, да и прочие пэры не отказались бы свести с ними счёты.
Что касается остальных, давайте пройдёмся по титулам, хоть это и утомительное занятие. Результат, правда, известен заранее — никто из графов при Ричарде ногами не сучил. И да, это очень важно, потому что титул графа не обязательно означал наличие неразбавленной голубой крови в венах, но всегда означал администрирование тысяч и тысяч людей и помощь короне. Без поддержки высшей знати королевства, правитель был обречен или на неудачное царствование, или вообще обречен.
Граф Кендалл, Жан де Фуа, родственник герцогини Бретонской, перешёл на службу Луи XI ещё в 1462 году, потому что Эдвард IV «наградил» верно служившего короне офицера заключением в Тауэр после Норхемптона. Во Францию ему помог вернуться Уорвик-Кингмейкер. То есть, Кендаллов в Англии больше не было.
Графом Уилтшира был 13-летний Эдвард Стаффорд, ещё даже не вступивший в права наследника титула (утвердить его должен был парламент — и утвердил в 1484 году). Парнем он был тихим, и в политику не лез вообще. Выполняя свои обязанности, сопровождал Ричарда в королевском прогрессе по стране.
Титул графа Вустера носил 14-летний тихий сын жестокого Джона Типтофа, Эдвард. Паренёк был, очевидно, слаб здоровьем, потому что умер недели за две до Босуорта.