Генри VII — страница 19 из 96

С титулом графа Уорвика было интересно. После смерти знаменитого Кингмейкера, замок и прилегающие к нему владения были отданы королём брату Джорджу. Поэтому, титул принадлежал теперь сыну Джорджа, Эдварду. Тем не менее, Джордж был казнён как государственный преступник, а его владения были конфискованы. Малолетний Эдвард был передан (вместе с замком) сыну Элизабет Вудвилл, и затем племянника забрал на воспитание Ричард III.

Титул графа Суррея принадлежал сыну Джона Говарда, Томасу.

Граф Ричмонд и граф Пемброк сидели в Бретани.

Чем занимался граф Эссекс, Генри Бурше — непонятно. Карьеру он делал уже при Генри VII и Большом Гарри, а вот про его жизнь с 1483 по 1485 год я знаю только то, что он унаследовал титул от деда, умершего в апреле 1483 года. Через 9 лет, он участвовал в военных действиях, но его дочь родилась только в 1517 году (он был женат только один раз), и сам он сломал шею, свалившись с лошади, в 1540-м. То есть, в 1483 и он мог быть ещё мальчишкой.

Граф Кент, Джордж Грей, хоть и был женат на Анне Вудвилл, был, похоже, полностью поглощён своей деятельностью мирового судьи, и с Ричардом III был в самых добрых отношениях. Тот сделал его рыцарем Бани в 1483 году, в честь своей коронации.

Титул графа Риверса носил, после смерти Энтони Вудвилла, его брат Ричард. Странный малый, каким-то боком вляпавшийся в восстание Бэкингема, но настолько оскользом, что был помилован, и никогда не был ни в высоких должностях, ни в политике. То есть, он остался в Англии в 1483 году, и сидел тихо. И не вылез из своей норки даже тогда, когда его племянница стала королевой.


Викторианский портрет Джона де ла Поля, 1 графа Линкольна, который считался запасным на троне Англии, если с его дядей, Ричардом III, что-то случится прежде, чем у него появятся естественные наследники.
С этого назначения и началась трагедия де ла Полей, наследников «Белой Розы»

Джон де ла Поль, граф Линкольн, был племянником короля Ричарда, и, разумеется, на его стороне.

Граф Нортумберленд, Генри Перси, был слишком важной птицей, чтобы впутываться в какие-то там восстания, да и вообще сотрудничал с королём Ричардом ещё тогда, когда тот был герцогом Глостером.

Графов Девона на 1483 год не было. Предыдущий погиб ещё при Тьюксбери, и не оставил наследников. Зато молодое поколение Кортни (внучатые племянники) участвовало во всех выступлениях протий Йорков. Эти-то были в Бретани.

Титул графа Хантингдона держал сын «Чёрного Герберта», который когда-то воспитывал Генри Ричмонда. Как и отец, он был йоркистом, и был женат вторым браком на Катерине, внебрачной дочери короля Ричарда.

Графом Салсбери был сын Ричарда, Эдвард.

А вот графом Винчестера был фламандец, Льюис Брюгге, верный благожелатель дома Йорков, титул которому дал Эдвард IV. Кажется, мастер Льюис был в Англии, куда его призвал король Эдвард для вручения титула и прочих выражений благодарности, но вообще он в Англии не показывался.

Граф Ноттингем, Уильям Беркли, был возведён в этот титул самим королём Ричардом, так что ни в каких действиях в сторону Ричмонда он не участвовал.

Бывший граф Оксфорд, Джон де Вер, ненавистник Йорков, в 1483 году ещё сидел в тюрьме на континенте, около Кале. Так что на ситуацию он повлиять не мог. Зато, когда он сбежал из тюрьмы в 1484, то сразу же присоединился к Ричмонду — к кому же ещё?

Ральф Невилл граф Вестморленд, был человеком Ричарда.

Совершенно особое положение занимал Томас Стэнли. С одной стороны, он был всего лишь бароном, хотя и невероятно могущественным на северо-западе Англии. С другой — целым королём. Королём острова Мэн. Казалось бы, титулярная мелочь, но впоследствии его пасынок сочтёт, что титул «лорд Мэна» безопаснее — в стране может быть только один король.

Когда-то, на заре управленческой деятельности Ричарда Глостера не севере, у них был со Стэнли грандиознейший конфликт, касающийся одного из вассалов Стэнли, желающего перейти под покровительство Глостера, в который вмешался король Эдвард. Что именно объяснил Эдвард своему горячему младшему брату, история умалчивает, но общий посыл был «не лезь против Стэнли». И, по-видимому, посыл аргументированный, потому что Ричард больше и не лез. Он явно не доверял Стэнли, если вспомнить, с какой скоростью этот барон оказался в Тауэре после памятного заседания королевского совета, на котором Гастингс напал на Глостера. Тем не менее, Ричард очень быстро его выпустил. Потому что — «не лезь против Стэнли». Леди Маргарет Бьюфорт знала, кого брала в мужья в разные периоды своей жизни.

Стратегией семьи Стэнли был показное незнание правой руки о том, что делает левая, причем обе руки были спрятаны от зрителя. Такая вот акробатика. В битве при Блори Хит, Томас Стэнли клялся в верности делу Ланкастеров вообще и королеве Марго Анжуйской в частности, но он не вступил в битву. А вот его брат Уильям вступил. На стороне графа Салсбери, йоркиста.

Во время восстания Бэкингема, Томас Стэнли не делал ничего, но его сын куда-то повёл 10 000 человек. Несомненно, чтобы помочь Бэкингему, если тот будет выигрывать. Потому что абсурдно даже предположить, что Томас Стэнли не знал, что творит его жена у него под носом. Более того, сохранилась запись секретаря Томаса Стэнли, что во время восстания Бэкингема, посыльные между резиденцией барона, его сыном, и герцогом Бэкингемом скакали без сна и устали. Чем всё это закончилось, мы знаем. Герцог лишился головы, а барон Стэнли получил благодарность за несокрушимую верность, и почти всё состояние супруги в придачу.

Казалось бы, всё хорошо? Вовсе нет. На самом деле, рядом с Ричардом были всего несколько активных, боевых графов: Говарды и Линкольн. Возможно — Вестморленд. Остальные были явно индифферентны к тому, на чьей голове будет корона, не имели лидерской харизмы и опыта. Перси и Стэнли были тёмными лошадками для любой королевской власти, потому что были слишком могущественны на своих территориях. И не надо забывать, что ни при каких обстоятельствах король не мог бросить все имеющиеся силы против врага. Ему по-прежнему было надо защищать границы и обеспечивать порядок и административное управление в стране.

Рядом с Ричмондом, оказались представители джентри. Впрочем, были Вудвиллы — Эдвард и Дорсет с сыном, а также епископ Лайонелл.

Кортни формально не принадлежали больше к пэрам, но епископ Экзетера Эдвард Кортни и его брат Уолтер, бывший сквайр короля Эдварда, примкнули к бретонской тусовке.

Далее, там имелся Роберт Уиллоуби со своим родичем Чейни. Я писала раньше, что не нашла у Чейни иных причин присоединиться к Ричмонду, кроме идейных, но вот одна предполагаемая — родство с Уиллоуби. Мать сэра Роберта была из Чейни. Плюс, Уиллоуби был главным шерифом Девона, то есть его лояльность принадлежала дому Кортни.

Сэр Томас Арунделл из Корнуолла тоже был шерифом, но, во-первых, его лояльность всегда принадлежала Ланкастерам, да ещё и его сестра Элизабет была замужем за Жилем Дюбени. Плюс, Корнуолл был в те времена частью епархии Экзетера. То есть, опять влияние Кортни. Поэтому он примкнул к восстанию Бэкингема, и бежал в Бретань, когда восстание было подавлено.

Ричард Эджкомб был ланкастерианцем и, опять же, выходцем из Корнуолла. Он пережил конфискацию земель при короле Эдварде, хотя тот потом их и вернул — в несколько урезанном виде. А мать сэра Эджкомба была из Холландов, у которых тёплых чувств к Йоркам не было.

В общем-то, этот список можно продолжать долго. И главной его особенностью будет то, что люди, примкнувшие к Тюдору, отнюдь не были верными йоркистами, как это утверждают, на автомате, историки, пытающиеся доказать, что коронация Ричарда III безумно оскорбила преданных сыну Эдварда IV благородных соратников покойного короля.

Эдварду они служили. Служили потому, что куда же они могли деться от своих поместий и родственных связей? Тем более, что молодой король, с самого начала, прекрасно понимая, с какой публикой он имеет дело, ясно приказал убивать без всякой жалости предводителей тех, кто выступал против него, и щадить рядовых участников. Естественно он не хотел оставить своё королевство без помещиков, шерифов, администраторов, судей. Он просто хорошо их напугал и дал понять, из чьих рук они получили то, что их кормит.

На самом деле, это было жестоко со стороны леди Маргарет — взбаламутить всех этих людей, и сделать из них отчаявшихся изгоев, без средств к существованию. Но без существования такой группы, у Генри Ричмонда не было бы ни одного шанса. Да, они не были в одной весовой политической категории с графами, но все они были активны, имели опыт руководства, и, главное, могли пустить все свои имеющиеся ресурсы на общее дело.

И теперь, пришло время для серьёзной игры. Бретонские хроники и история, написанная Полидором Виргилом, несколько расходятся относительно того, где именно Генри Ричмонд официально объявил о своих намерениях выиграть корону у Ричарда III, и жениться на принцессе Элизабет или Сесилии. Виргил утверждает, что церемониальная клятва была произнесена в соборе Ренна. Бретонские хроники называют Ванн, что более логично, учитывая, что именно в Ванне находилась главная поддерживающая Ричмонда сила — герцогиня Маргарет де Фуа. И Пьер Ландау, всё ещё горячо желающий спровадить чужестранцев из герцогства, с максимальным профитом для Бретани.

Кажется, именно тогда была вытащена на свет Божий «уэльская карта». Джаспер Тюдор действительно был уверен, что сможет обеспечить поддержку валлийцев, которые его знали и уважали. Судя по всему, то поколение прекрасно было в курсе, что валлиец Оуэн Тюдор не был биологическим отцом Джаспера и Эдмунда «Тюдоров». Тем не менее, он объявил себя мужем Катерины Валуа перед королём Генри VI и всем королевством. То есть, по обычаям времени, он стал отцом и Джасперу, и Эдмунду.

Но этого было мало для того, чтобы убедить Уэльс поддержать притязания Ричмонда. Ибо валлийцем по крови он не был. И тогда кто-то вспомнил, что Анна Мортимер, бабка короля Эдварда IV, вела своё происхождение (по материнской линии) от короля Уэльса Родри Великого. Дочь его потомка, короля Ллевеллина, вышла замуж за Ральфа Мортимера в 1230 году, и Анна Мортимер, родившаяся в 1390-м году, была прямым потомком этой Глэдис.