And if I have such good speed and success as I wish, according to your desire, I shall ever be most forward to remember and wholly to requite this your great and moving loving kindness in my just quarrel.
Given under our signet H I pray you to give credence to the messenger of that he shall impart to you”[33].
Как видите, уже на этой стадии, пошла речь и о законном праве на наследование короны согласно происхождению (явно отсыл к тому, что это право прямого наследования имеет ланкастерианский характер), и о том, что Ричард III является чудовищным тираном и убийцей. Полагаю, этот факт многое говорит о том, как и когда зародилась «чёрная легенда Англии».
Ричард, естественно, не стал сидеть, сложив руки, а просто отдал распоряжения мэрам городов вылавливать «почтальонов». И уже 7 декабря опубликовал собственную прокламацию против Ричмонда и его сторонников. К сожалению, авторы книги о Тюдорах не сочли нужным опубликовать эту прокламацию Ричарда, но хотя бы пересказали суть.
В своей прокламации, Ричард обрушился не на лидера, а на аристократов, «выбравших своим предводителем Генри Тюдора, шокирующе именующего себя графом Ричмондом и даже использующим королевский стиль»: на де Вера, Дорсета, Вудвилла, Джаспера Тюдора и епископа Кортни (Лайонелл Вудвилл умер осенью 1484). Герцога Франциска Ричард не обвинял — ренегаты герцога, несомненно, ввели в заблуждение.
А вот Шарлю VIII досталось. Ричард назвал его «именующим себя королём Франции» (ведь, по мнению англичан, королями Франции были английские короли. На практическом уровне это неприятное разногласие в понимании, кто является королём французов, никого не интересовало, но в политических прокламациях момент выглядел пикантно).
Ричард также напомнил своим подданным, что французский «так называемый король» является извечным врагом Англии, и что Тюдор слил ему титул, за который деды и прадеды воевали 150 лет (Анна де Божё включила пункт об отказе от титула короля Франции в договор с Ричмондом), в придачу к только в 1450-х потерянной Гаскони и даже Кале!
Ричард предупреждал, что, оказавшись в Англии, люди под знаменем Генри Тюдора устроят “the most cruel murders, slaughters, robberies and disinheritances that were ever seen in any Christian Realm”[34]. Ричард III всего лишь использовал обороты, принятые в пропаганде того времени, но это его предсказание сбылось даже более, чем на 100 %. Того, что устроили потомки окопавшегося у французов, самозваного графа Ричмонда (да и он сам), действительно не видали в христианском мире.
Ричард был слишком основательным человеком для того, чтобы ограничиться манифестом. Уже в декабре 1484 года, он начал выпускать помилования. Первое было выпущено для епископа Мортона, 11 декабря, и в конце марта 1485 года — для Ричарда Вудвилла. Довольно мило, что в январе 1485 года, он выпустил помилования людям, невольно оказавшимся вовлеченными в историю о побеге де Вера. Под пардон попала и супруга Бланта, и 72 человека из гарнизона, для которых на момент снятия осады не было другой дороги, кроме как во Францию.
Помилован был и руководивший идущей на помощь Амме группировки — Томас Брендон. Явно не потому, что Ричард заблуждался относительно Брендона, или лелеял надежду на то, что раскается и вернётся на верноподданническую стезю. Просто дело-то повернулось так, что Брендон торопился на помощь даме и гарнизону, оказавшимся вовлечёнными в события, на которые не могли повлиять. То есть, цель у Брендона в этом деле была благородной. Ну а личное отношение к подобным тирам король Ричард III показал при Босуорте, собственноручно одного из Брендонов прикончив. В этих поступках, собственно, весь Ричард))
В декабре 1484, король начал рассылать специалистов по графствам, с целью создания небольших и мобильных групп хорошо обученных людей, которые были бы в состоянии выступить по тревоге, при необходимости. Группам было положено жалование.
В феврале 1485, Ричард сделал несколько займов, чтобы обеспечить деньги для планируемых операций, и, в течение двух следующих месяцев, сделал точечные и чёткие распоряжения, гарантирующие оплату этих долгов. Всё это делалось без шума и бряцания.
Велись переговоры с Бургундией, Бретанью и Максимилианом Австрийским, в которых Ричард выступал в роли примирителя интересов сторон. В результате, с Бретанью был подписан мирный договор в марте 1485 года — со специальным параграфом о том, что ни одна сторона не будет поддерживать политических провокаторов другой стороны.
С Францией, естественно, о каких-то конструктивных переговорах и речи идти не могло. Французы действительно ожидали войны с Англией ещё в декабре 1484 года, но им хватило и того, что к 26 июня 1485 года, Ричард был готов отправить в Бретань 1000 лучников. Арест Ландау помешал этому практическому шагу, но Франция всё равно закипела.
В общем и целом, обозревая ситуацию и действия Ричарда, несколько сложно согласиться с мнением профессора Эшдаун-Хилла, что король не принимал угрозу со стороны Ричмонда всерьёз. Принимал и готовился её отразить. Другое дело, что на международном уровне дело набрало такие обороты, что от усилий Ричарда мало что зависело.
Кое-что о Маркизе Дорсете
Одна своеобразная деталь выделяет предприятие Генри Ричмонда по завоеванию английского трона. Ни Генри Болингброк (будущий Генри IV) в 1399, ни Эдвард Марч (будущий Эдвард IV) в 1461 не именовали себя королями предварительно, так сказать. Или, если хотите, параллельно с правящим королём Англии. А вот Генри Ричмонд стал использовать королевскую подпись “H” с конца 1484 года. И, к слову, продолжал пользоваться этим стилем до 1492 года. Хотя должен был именовать себя “Henry de Richemont”, как и делал это ещё в октябре 1483 года. И никого это во Франции не возмутило, потому что ещё при жизни предыдущих королей, Луи XI и Эдварда IV, Генри Ричмонда как-то исподволь стали считать при французском дворе младшим сыном покойного Генри VI.
В январе 1485 года, епископ Мортон прибыл в Рим, и авантюра нашего героя вступила в решающую стадию.
Целью Мортона было, во-первых, получить папскую диспенсацию[35] на брак Ричмонда со старшей дочерью Эдварда IV, и, во вторых, заручиться поддержкой Святейшего Престола в пользу протеже епископа. Приблизительно в это же время, в Англии стали циркулировать слухи о том, что король собирается избавиться от своей заболевшей супруги, и жениться на одной из своих племянниц — на Элизабет или Сесилии. Совершенно невозможно сказать, кто именно эти слухи инициировал.
С одной стороны, брак Ричмонда с дочерью Эдварда IV был с самого начала обнадёживающим жестом в сторону тех, кто перешел на службу к Йоркам после того, как стало понятно, что Эдвард Марч победит. Ричмонд обещал объединить два дома, и прекратить этим десятилетия раздоров в лояльностях среди аристократии и дворянства. Если бы Ричард действительно женился на Элизабет, это увело бы у Ричмонда главный его козырь. То есть, слух могли запустить рикардианцы.
Есть одно но: Ричарду не надо было жениться на племяннице, чтобы выдернуть ковёр из-под ног Ричмонда. Достаточно было выдать её замуж туда, где Ричмонд не смог бы её достать. Что король и собирался сделать, собственно. Конечно, нельзя исключать возможность дезинформации с целью выиграть время для брачных переговоров, без вмешательства в эту схему Франции.
С другой стороны, степень родства дяди и племянницы была слишком близкой для того, чтобы подобный брак считался нормальным. Диспенсация папы могла сделать его законным, но степень неодобрения общественности была бы необыкновенно высока, и репутация высокоморального человека была бы потеряна для Ричарда безвозвратно. Особенно в условиях, когда король открыто обвинялся своими врагами в убийстве племянников. И во Франции, и даже в Риме, где 23 сентября 1483 года, в Риме прошла месса по «Эдварду, королю Англии» — в Сикстинской капелле и в присутствии папы Сикста IV.
Правда, лично я бы не удивилась, если бы эта месса в Риме была вовсе не по Эдварду V, а по его умершему в начале апреля отцу. Но если повод для мессы непонятен нам, он был непонятен и современникам. В этих условиях, слух о близком родственном браке был губителен для короля Ричарда.
Учитывая все вышеупомянутые детали, очень интересно выглядит активность маркиза Дорсета в феврале 1485 года. По какой-то причине, он посылал некоего Роджера Мачадо в Брюгге, в Гент, и в другие города так называемых Бургундских Нидерландов. Возможно ли, что он напал на след сыновей Эдварда IV? Или, по крайней мере, пришёл к выводу, что они могли находиться именно там? Он ведь и сам попытался сбежать именно туда, в Бургундские Нидерланды. В любом случае, Мачадо, который был геральдом при короле Ричарде, и стал потом геральдом при Ричмонде, Дорсета предал. И Ричмонд был в полном ужасе от одной мысли, что Дорсет ускользнёт в Бургундию.
С согласия короля Франции, он отправил за Дорсетом погоню. Хэмфри Чейни и Мэтью Бейкер настигли Дорсета до того, как тот успел пересечь границу, и заставили его вернуться в Париж. Почему они так или иначе не избавились от этого человека? Возможно, просто не посмели замешать себя в убийство на французской территории, а шанса устроить несчастный случай Дорсет им не дал. Возможно, Дорсет дал им понять, что, в случае его смерти, может всплыть нечто более опасное, чем присутствие ненадёжного человека в непосредственной близости от Генри Ричмонда. Ещё более интересно то, что и впоследствии, когда Ричмонд сел на английский трон, Дорсета он тронуть не посмел, хотя явно ему не доверял, и никак не продвигал.
Дорсет был оставлен в Париже, пока Ричмонд не был коронован как Генри VII, и Дорсета немедленно заперли в Тауэр, как только на горизонте появился «Ламберт Симнелл», и не выпускали оттуда, пока Генри VII не обустроил ситуацию так, как это было ему нужно. Более того, даже сын Генри VII пристально наблюдал за потомками Дорсета, и немедленно, по первому подозрению без всяких доказательств, казнил Леонарда Грея, заподозрив его в том, что он помог молодому графу Килдейру сбежать во Францию в 1539 году. А этот граф приходился Леонарду племянником, потому что его сестра, дочь маркиза Дорсета, вышла за 9-го графа Кильдейра, сына того самого Джеральда Фиц-Джеральда, который стоял за «Ламбертом Симнеллом».